Русская каша
Из топоров,
Песни Сашбаша -
Проза ветров.
Цифрами НЭПа.
Жив трафарет.
Падает в небо
Первый поэт.
Блок у аптеки.
Снег от винта.
Древние греки
В чреве кита.
В маминой блузке
Мальчик-матрос.
Плачет на русском
В поле Христос.
Рядом лежит
Неизвестный солдат
Время бежит
То вперёд, то назад.
Девочка с мальчиком
Просят огня.
А в мать-и-мачехе
Череп коня.
3.9.21
Из топоров,
Песни Сашбаша -
Проза ветров.
Цифрами НЭПа.
Жив трафарет.
Падает в небо
Первый поэт.
Блок у аптеки.
Снег от винта.
Древние греки
В чреве кита.
В маминой блузке
Мальчик-матрос.
Плачет на русском
В поле Христос.
Рядом лежит
Неизвестный солдат
Время бежит
То вперёд, то назад.
Девочка с мальчиком
Просят огня.
А в мать-и-мачехе
Череп коня.
3.9.21
Мы теперь открываем памятник прошлому лету,
Его ржавым лесам
и раздетым полям.
Жаль, что птиц не пускают в Африку по билетам.
Требуют ПЦР, палки в клюв журавлям.
Палки в колёса летним твоим телегам,
Вилами по воде, превращённой в вино!
А над всей Россией теперь,
как над Вещим Олегом
Копейной звёзды тлеет веретено.
Открываем памятник,
снимаем белую простынь,
А под ней...
ты догадалась,
что я придумать мог?
Да нет, не камень...
это же все так просто:
Белого цвета из бывшей воды комок!
И в горле комок,
и на этом вот лобном месте,
Где хорошим поэтам боги целуют лбы,
Чтоб они раздавали людям записки в тесте,
И чашки со снегом
и компасы для судьбы.
10.9.21
Его ржавым лесам
и раздетым полям.
Жаль, что птиц не пускают в Африку по билетам.
Требуют ПЦР, палки в клюв журавлям.
Палки в колёса летним твоим телегам,
Вилами по воде, превращённой в вино!
А над всей Россией теперь,
как над Вещим Олегом
Копейной звёзды тлеет веретено.
Открываем памятник,
снимаем белую простынь,
А под ней...
ты догадалась,
что я придумать мог?
Да нет, не камень...
это же все так просто:
Белого цвета из бывшей воды комок!
И в горле комок,
и на этом вот лобном месте,
Где хорошим поэтам боги целуют лбы,
Чтоб они раздавали людям записки в тесте,
И чашки со снегом
и компасы для судьбы.
10.9.21
Идешь - постой. А встанешь - лучше сесть.
Сидишь- скорей ложись макушкой к морю.
Что делать, говоришь? Чем ветер есть?
Чем запивать куски мясного горя?
К окошку прислонись души любой.
Целуй стекло, пусть ночью губы треснут.
Не хорони убитую любовь.
Пройдет три дня, поверь - она воскреснет!
Веселый ветер в легких соберет,
Нетрудно распахнет ладонь-синицу.
Сорвет бинты, водою смажет рот,
И в ножницы садовые вселится.
Звезда зарылась в ночь, как в почву крот.
Любовь жива, она встает из пуха
И жало смерти режет у ворот,
Так слово режет вдруг глухое ухо.
Так выжигает снег твоя капель,
Так жизнь втекает ожиданьем в ноздри,
Так птицы режут крыльями апрель,
Когда летят на север строить гнезда.
Ты - берег, край, ты - рубикон и грань.
Ты - в тело превращенный мякиш хлеба.
Лежишь - садись. Сидишь - скорее встань.
Стоишь - иди. Идешь - взлетай на небо.
Сидишь- скорей ложись макушкой к морю.
Что делать, говоришь? Чем ветер есть?
Чем запивать куски мясного горя?
К окошку прислонись души любой.
Целуй стекло, пусть ночью губы треснут.
Не хорони убитую любовь.
Пройдет три дня, поверь - она воскреснет!
Веселый ветер в легких соберет,
Нетрудно распахнет ладонь-синицу.
Сорвет бинты, водою смажет рот,
И в ножницы садовые вселится.
Звезда зарылась в ночь, как в почву крот.
Любовь жива, она встает из пуха
И жало смерти режет у ворот,
Так слово режет вдруг глухое ухо.
Так выжигает снег твоя капель,
Так жизнь втекает ожиданьем в ноздри,
Так птицы режут крыльями апрель,
Когда летят на север строить гнезда.
Ты - берег, край, ты - рубикон и грань.
Ты - в тело превращенный мякиш хлеба.
Лежишь - садись. Сидишь - скорее встань.
Стоишь - иди. Идешь - взлетай на небо.
Напророчил я сквер,
убежав от скверны,
Потому что рябину люблю, наверно,
Чтоб снова поэты под ней сумели
Назначать то свидания,
то дуэли.
Чтобы время шипело таблеткой в чашке,
Никому не давая теперь поблажки,
Чтоб дождь без конца занимался делом,
Чтоб увидеть ворону в костюме белом.
Чтоб на каменной палубе одинокой
Мандельштама и Блока
узреть в бинокль,
И сержантам полиции с фонарями
Прочитать вдруг стихи о прекрасной даме.
Чтобы словом раздвинули
дым парчовый
Синеглазые мальчики Башлачева,
С наших спин угловатых
снимая панцирь,
Чтобы свет обжигал об железо пальцы.
И, конечно, чтоб снова меня ругали,
Проходящие мимо снобы и крали,
Чтоб играли в запреты умнО сатрапы:)
Чтобы дождик звенел,
намекал,
царапал.
13.9.21
Звенели осенние дожди. Они заливали ржой грустную авто-парковку над Селезневкой, и тогда я придумал Московский сквер поэтов. Это было три года назад. Парковка возвышалась над шестью углами и являлась унылой доминантой площади. А дождь барабанил по крышам серых машин с тревожными хищными лицами.
В трёх шагах родился Достоевский, в пяти Борис Пастернак, а в особняк Геппенера, где нынче наш Есенин-центр, запросто заходил «на огонёк» Сергей Есенин. «Здесь родился Пушкин-Лермонтов-Достоевский, а теперь всем кажется, что и они понаехали...» Тут недалеко и Высоцкий появился на свет, и Марина Цветаева.
«Здесь будет памятник неизвестному поэту и сквер всех на свете поэтов»,- так я тихо себе сказал.
Шестнадцатый округ Парижа и его гений места с бюстами великих стали моим доводом для московских руководителей. На подмогу с письмом поддержки пришёл фронтовик Николай Дупак - легенда великой Таганки, мой друг Коля Шкаруба и художник Сергей Попов. Чудеса приходят тихо. Прошло три года. И сегодня чудеса постучались в Окна нашей улицы. Друзья! Вы свидетели этих чудес! То ли еще будет...
⚡️⚡️⚡️
P.S. Официальное открытие состоится вместе с готовностью Квартала поэтов и установкой новых необычных Арт-об’ектов с образами Бродского, Мандельштама, Пушкина, Лермонтова, Есенина,
Маяковского и других гениев.
убежав от скверны,
Потому что рябину люблю, наверно,
Чтоб снова поэты под ней сумели
Назначать то свидания,
то дуэли.
Чтобы время шипело таблеткой в чашке,
Никому не давая теперь поблажки,
Чтоб дождь без конца занимался делом,
Чтоб увидеть ворону в костюме белом.
Чтоб на каменной палубе одинокой
Мандельштама и Блока
узреть в бинокль,
И сержантам полиции с фонарями
Прочитать вдруг стихи о прекрасной даме.
Чтобы словом раздвинули
дым парчовый
Синеглазые мальчики Башлачева,
С наших спин угловатых
снимая панцирь,
Чтобы свет обжигал об железо пальцы.
И, конечно, чтоб снова меня ругали,
Проходящие мимо снобы и крали,
Чтоб играли в запреты умнО сатрапы:)
Чтобы дождик звенел,
намекал,
царапал.
13.9.21
Звенели осенние дожди. Они заливали ржой грустную авто-парковку над Селезневкой, и тогда я придумал Московский сквер поэтов. Это было три года назад. Парковка возвышалась над шестью углами и являлась унылой доминантой площади. А дождь барабанил по крышам серых машин с тревожными хищными лицами.
В трёх шагах родился Достоевский, в пяти Борис Пастернак, а в особняк Геппенера, где нынче наш Есенин-центр, запросто заходил «на огонёк» Сергей Есенин. «Здесь родился Пушкин-Лермонтов-Достоевский, а теперь всем кажется, что и они понаехали...» Тут недалеко и Высоцкий появился на свет, и Марина Цветаева.
«Здесь будет памятник неизвестному поэту и сквер всех на свете поэтов»,- так я тихо себе сказал.
Шестнадцатый округ Парижа и его гений места с бюстами великих стали моим доводом для московских руководителей. На подмогу с письмом поддержки пришёл фронтовик Николай Дупак - легенда великой Таганки, мой друг Коля Шкаруба и художник Сергей Попов. Чудеса приходят тихо. Прошло три года. И сегодня чудеса постучались в Окна нашей улицы. Друзья! Вы свидетели этих чудес! То ли еще будет...
⚡️⚡️⚡️
P.S. Официальное открытие состоится вместе с готовностью Квартала поэтов и установкой новых необычных Арт-об’ектов с образами Бродского, Мандельштама, Пушкина, Лермонтова, Есенина,
Маяковского и других гениев.
Вот вам песня о скитальцах,
Состоящих с ветром в браке.
Здравствуй, осень!
Йод на пальцах.
В лужах - чай.
В стихах - собаки.
Человек живет нелепо,
А над ним луны обломок.
Подготовь мне завтра небо,
Подходящее для съемок.
Мне нужна над полем дымка
Детский лепет в той усадьбе...
Я как-будто невидимка
На чужой счастливой свадьбе.
Где дожди?
Пойдем искать их!
Станем ближе понемногу.
Со стола поднимем скатерть -
И положим на дорогу.
Состоящих с ветром в браке.
Здравствуй, осень!
Йод на пальцах.
В лужах - чай.
В стихах - собаки.
Человек живет нелепо,
А над ним луны обломок.
Подготовь мне завтра небо,
Подходящее для съемок.
Мне нужна над полем дымка
Детский лепет в той усадьбе...
Я как-будто невидимка
На чужой счастливой свадьбе.
Где дожди?
Пойдем искать их!
Станем ближе понемногу.
Со стола поднимем скатерть -
И положим на дорогу.
Осень мимо летит
в Мерседесе-бенце,
Из под колёс вырываются звери клякс.
О!
Это ведь я нарисован отважным Бэнкси
На стенке дома, где грибоедовский загс.
Я об тебя звеню монеткой в кармане:
Цифра по середине, под ней слова.
Рыба мечтает честно,
чтобы её поймали.
Непременно хотят загореться сухие дрова.
И греть кого-то.
Трещать,
превращаться в пепел.
Но греть кого-то хоть пару святых ночей!
Снеговики в квартирах выглядят так нелепо...
Как ребёнок ничей...
Люди сердца друг из друга всю жизнь Удят,
Рыбками глаз сверкая на берегу.
Что будет?
Мама, не говори мне,
что дальше будет,
Я ведь и так не могу...
Можно я это время попробую снова?
Посигналь мне растущей Луной в окно.
Я первый раз дошёл до себя второго.
А третьего не дано.
Горизонт — не граница,
а всегда её продолжение.
Любящие в вино превращают лёд.
А я сделал-сделал-сделал
вчера предложение
И получил:
«Я ведь замужем уже год…»
С лестницы после спустился,
как с горки скользкой.
Месяц на небе — ноготь, покрытый лаком.
Ноги мои идут
теперь по Никольской
С душой,
посаженной на кол.
Поужинал славно
изморозью московской.
С новой этой планетой
пытаюсь ужиться.
Полная перекличка с поэтом Владимиром Маяковским,
Я — какое-то облако в джинсах.
Новый год придуман,
чтоб время вернулось к лету.
Мне себя не жаль.
И вот у тех железных ворот
Человек во мне снова
уступит место поэту,
А ведь так хотелось,
чтоб было наоборот.
в Мерседесе-бенце,
Из под колёс вырываются звери клякс.
О!
Это ведь я нарисован отважным Бэнкси
На стенке дома, где грибоедовский загс.
Я об тебя звеню монеткой в кармане:
Цифра по середине, под ней слова.
Рыба мечтает честно,
чтобы её поймали.
Непременно хотят загореться сухие дрова.
И греть кого-то.
Трещать,
превращаться в пепел.
Но греть кого-то хоть пару святых ночей!
Снеговики в квартирах выглядят так нелепо...
Как ребёнок ничей...
Люди сердца друг из друга всю жизнь Удят,
Рыбками глаз сверкая на берегу.
Что будет?
Мама, не говори мне,
что дальше будет,
Я ведь и так не могу...
Можно я это время попробую снова?
Посигналь мне растущей Луной в окно.
Я первый раз дошёл до себя второго.
А третьего не дано.
Горизонт — не граница,
а всегда её продолжение.
Любящие в вино превращают лёд.
А я сделал-сделал-сделал
вчера предложение
И получил:
«Я ведь замужем уже год…»
С лестницы после спустился,
как с горки скользкой.
Месяц на небе — ноготь, покрытый лаком.
Ноги мои идут
теперь по Никольской
С душой,
посаженной на кол.
Поужинал славно
изморозью московской.
С новой этой планетой
пытаюсь ужиться.
Полная перекличка с поэтом Владимиром Маяковским,
Я — какое-то облако в джинсах.
Новый год придуман,
чтоб время вернулось к лету.
Мне себя не жаль.
И вот у тех железных ворот
Человек во мне снова
уступит место поэту,
А ведь так хотелось,
чтоб было наоборот.
Я прошу об одном всего лишь,
Признавая свою вину:
То, что можно сделать сегодня,
Не откладывай на весну!
Чтобы ночью на перекличке,
На осеннем сыром плацу
Загорелись глаза от спички,
Поднесённой тобой к лицу.
И тогда мы успеем к маю
Белый свет запустить в дома.
Ты исполнишь. Я знаю, знаю.
Будет в помощь зима, зима.
Признавая свою вину:
То, что можно сделать сегодня,
Не откладывай на весну!
Чтобы ночью на перекличке,
На осеннем сыром плацу
Загорелись глаза от спички,
Поднесённой тобой к лицу.
И тогда мы успеем к маю
Белый свет запустить в дома.
Ты исполнишь. Я знаю, знаю.
Будет в помощь зима, зима.
❤1
А полицию вызвала
злая бабка,
Ведь по зонтику дождь,
как по Сеньке шапка.
Там у парка хрущёвка,
в хрущевке двушка.
И в платке не ТТ,
а твоя лягушка.
И пока поднимался
наряд в квартиру,
Небывалое чудо
явилось миру:
Дверь открыла царевна.
Сержант очкарик,
Покраснел,
выпуская из рук фонарик.
Так что осень умеет давать уроки.
Не сжигай только шкурку и помни сроки.
Тут один расправлял уже дурень флаги,
Но ему на любовь не хватило тяги.
Пусть же дождь изменяет асфальту с крышей!
Новый Пушкин сидит за стеклом с Аришей.
Исполняют Бетховена водостоки.
Не сжигай только шкурку и помни сроки.
20.9.21ВМ
злая бабка,
Ведь по зонтику дождь,
как по Сеньке шапка.
Там у парка хрущёвка,
в хрущевке двушка.
И в платке не ТТ,
а твоя лягушка.
И пока поднимался
наряд в квартиру,
Небывалое чудо
явилось миру:
Дверь открыла царевна.
Сержант очкарик,
Покраснел,
выпуская из рук фонарик.
Так что осень умеет давать уроки.
Не сжигай только шкурку и помни сроки.
Тут один расправлял уже дурень флаги,
Но ему на любовь не хватило тяги.
Пусть же дождь изменяет асфальту с крышей!
Новый Пушкин сидит за стеклом с Аришей.
Исполняют Бетховена водостоки.
Не сжигай только шкурку и помни сроки.
20.9.21ВМ
Я тюбик задушил, и вышли буквы,
Пишу начало осени без клюквы,
Щекой поранив дачное стекло.
Сентябрь наступил и потекло...
Дожди звенят, как у поэта медь
В кармане правом. Упраздняя смерть,
Забыв о безопасном ветродуве,
Несутся птицы. Нимб у каждой в клюве,
Как знак того, что бесполезна клеть.
Горит над каждой птицей птичий ангел,
Деревья, как господние фаланги -
Венозных гнёзд мотель, приют, умёт.
Никто из птиц, как видно, не умрёт,
Не захлебнётся в этой синей пряже,
Лишь сердце уронив, что воск свечной,
За океаном вспыхнет фюзеляжем,
С радаров исчезая в час ночной.
И африканский мальчик, верный Чаду,
Из доброй фирмы «Хам и сыновья»,
Вдруг ртом поймает перья соловья
И выдаст из «Онегина» тираду.
Сегодня праздник опустевших гнёзд!
Как Фирс из пьесы, красноклювый клёст
Один в лесу устраивал поминки,
Игла на поцарапанной пластинке
Нащупала Шопена и шипит.
Крадётся вор печален и небрит.
Влезает на террасу дачи старой,
Там, где портрет Высоцкого с гитарой,
Буфет, плита, две рюмки на столе,
А дом скрипит, в другом его крыле
Заснул поэт на крыльях опаленных,
Во сне он видит отсвет глаз зелёных,
Единственных на призрачной земле.
И птицы за апрель выходят замуж
Им возвращаться под Москву пора уж,
У каждой в клюве белое кольцо,
Они летят, и светится лицо...
Таков сентябрь. Два одиноких друга -
Поэт и вор отходят от испуга,
Они разлили в чашки кислый брют
И дождик в собутыльники зовут.
Пишу начало осени без клюквы,
Щекой поранив дачное стекло.
Сентябрь наступил и потекло...
Дожди звенят, как у поэта медь
В кармане правом. Упраздняя смерть,
Забыв о безопасном ветродуве,
Несутся птицы. Нимб у каждой в клюве,
Как знак того, что бесполезна клеть.
Горит над каждой птицей птичий ангел,
Деревья, как господние фаланги -
Венозных гнёзд мотель, приют, умёт.
Никто из птиц, как видно, не умрёт,
Не захлебнётся в этой синей пряже,
Лишь сердце уронив, что воск свечной,
За океаном вспыхнет фюзеляжем,
С радаров исчезая в час ночной.
И африканский мальчик, верный Чаду,
Из доброй фирмы «Хам и сыновья»,
Вдруг ртом поймает перья соловья
И выдаст из «Онегина» тираду.
Сегодня праздник опустевших гнёзд!
Как Фирс из пьесы, красноклювый клёст
Один в лесу устраивал поминки,
Игла на поцарапанной пластинке
Нащупала Шопена и шипит.
Крадётся вор печален и небрит.
Влезает на террасу дачи старой,
Там, где портрет Высоцкого с гитарой,
Буфет, плита, две рюмки на столе,
А дом скрипит, в другом его крыле
Заснул поэт на крыльях опаленных,
Во сне он видит отсвет глаз зелёных,
Единственных на призрачной земле.
И птицы за апрель выходят замуж
Им возвращаться под Москву пора уж,
У каждой в клюве белое кольцо,
Они летят, и светится лицо...
Таков сентябрь. Два одиноких друга -
Поэт и вор отходят от испуга,
Они разлили в чашки кислый брют
И дождик в собутыльники зовут.
👍1
выходя из последних дверей
последнего вагона
будь готов к появлению зверей
которых выпустят из загона
в их числе будет белый единорог
ты коснись его тёплого бока
под китайским городом
сотни дорог
это зона высокого тока
только помни
что ночью осенние воры
вместо шкафа с деньгами отомкнули ящик пандоры
и посыпалась соль
четверговая соль
и надулось Луны колесо
все забытые вещи
все подозрительные предметы
привязал городничий
к хвосту кометы
и они гремят как на веревке консервы
на свадьбе, где породнились цыгане и сербы
где райские птицы
с ладоней клюют пшено
слоны прислоняются
людям это запрещено
маски скафандры перчатки решётки из йода
особенно на станции улица 2021 года
последнего вагона
будь готов к появлению зверей
которых выпустят из загона
в их числе будет белый единорог
ты коснись его тёплого бока
под китайским городом
сотни дорог
это зона высокого тока
только помни
что ночью осенние воры
вместо шкафа с деньгами отомкнули ящик пандоры
и посыпалась соль
четверговая соль
и надулось Луны колесо
все забытые вещи
все подозрительные предметы
привязал городничий
к хвосту кометы
и они гремят как на веревке консервы
на свадьбе, где породнились цыгане и сербы
где райские птицы
с ладоней клюют пшено
слоны прислоняются
людям это запрещено
маски скафандры перчатки решётки из йода
особенно на станции улица 2021 года
С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ ЮРИЯ ПЕТРОВИЧА!
Над крышами старой Таганки
Кораблик качают ветра.
И сыплются звёзды из склянки,
И песня звучит до утра.
Пусть дождик идёт одиноко,
Пусть где-то мерцает салют,
Ту песню четыре пророка,
Четыре матроса поют.
Один из них дерзкий, как ветер,
Другой будто угол колюч,
Уверен и радостен третий,
И светел четвёртый, как луч.
И Бог с ними точно со всеми,
И песня с припевом простым,
О том, что нам выпало время
Ещё веселее, чем им!
О том, что собака из лужи
Достанет Луну до зари,
А том, что свобода снаружи,
Привычней свободы внутри.
О том, что душа без огранки
Похожа на все кирпичи.
Ты слышишь их песню, Таганка?
Ты видишь кораблик в ночи?
Над крышами старой Таганки
Кораблик качают ветра.
И сыплются звёзды из склянки,
И песня звучит до утра.
Пусть дождик идёт одиноко,
Пусть где-то мерцает салют,
Ту песню четыре пророка,
Четыре матроса поют.
Один из них дерзкий, как ветер,
Другой будто угол колюч,
Уверен и радостен третий,
И светел четвёртый, как луч.
И Бог с ними точно со всеми,
И песня с припевом простым,
О том, что нам выпало время
Ещё веселее, чем им!
О том, что собака из лужи
Достанет Луну до зари,
А том, что свобода снаружи,
Привычней свободы внутри.
О том, что душа без огранки
Похожа на все кирпичи.
Ты слышишь их песню, Таганка?
Ты видишь кораблик в ночи?
Взялся сентябрь за старое дело:
В небо плевать у перрона...
Наша ольха от стыда покраснела,
Платье сняла через крону.
Сняли гаишники с печки Емелю,
Дышит он в трубочку, бедный.
Темно-зелёным за эту неделю
Сделался памятник медный.
И оторвавшись от племени Веси,
Стоя в болоте, как в хлебе,
Паузу в небе Есенин повесил.
Так и висит она в небе...
В небо плевать у перрона...
Наша ольха от стыда покраснела,
Платье сняла через крону.
Сняли гаишники с печки Емелю,
Дышит он в трубочку, бедный.
Темно-зелёным за эту неделю
Сделался памятник медный.
И оторвавшись от племени Веси,
Стоя в болоте, как в хлебе,
Паузу в небе Есенин повесил.
Так и висит она в небе...