отношение к уехавшим 100 лет назад и сейчас (есть отличия?)

Вл Маяковский о предполагаемых гастролях Федора Шаляпина в СССР, 1926:

Вернись
теперь
такой артист
назад
на русские рублики -
я первый крикну:
- обратно катись,
народный артист Республики!

В "Страдариуме" много интересного:

27 сентября стартует цикл лекций Александры Архиповой о социальной антропологии, а 9 октября - цикл лингвиста Бориса Иомдина "Почему мы понимаем друг друга".

1 октября начинается курс из 5 лекций Ивана Куриллы по истории США. 15 октября начинается "Визуальный практикум" Михаила Майзульса.

А через месяц - открытая лекция Натальи Зубаревич о региональных различиях.

Истоки деполитизации

К вопросу о деполитизации, которая охватила российское общество в 1990-2000-х, и которой оно, как реакция на травму войны и репрессий, оно продолжает быть охвачено и сейчас.

В статье Л.Гозмана и А.Эткинда "От культа власти к власти людей" (журнал "Нева", №7, 1989 - позже она была перепечатана в одном из "прогрессовских" сборников) наткнулся на такое рассуждение:

Авторитарный режим формирует новую интеллигенцию, которая уже не боится заниматься своим делом, но больше всего на свете не любит политику. Политика - грязное дело. Как говорил герой Чехова, порядочные люди в политику не суются. Как писал Мандельштам, "власть отвратительна, как руки брадобрея". Одни интеллигенты, продолжающие сотрудничать с властью, практиковали разлагающее их двоемыслие: лицемерие на собраниях было платой за возможность заниматься своим делом.

Другие, имевшие мужество отказаться от сотрудничества, работали дворниками или шоферами и реализовали себя в неофициальных социальных структурах - невидимых колледжах, артистических кафетериях, самиздатовских журналах второй культуры. Всех их объединяло глубокое неприятие политики.

Даже диссиденты разделяли это общее чувство. Сергей Ковалев, проведший 12 лет в лагере и ссылке за редактирование "Хроники текущих событий" [в журнале опечатка - Ковалев назван Королевым, а отбытый им приговор на самом деле - 7 лет лагерей и 3 ссылки], важнейшего политического органа эпохи, говорит: "Лично мне и некоторым из хорошо мне известных правозащитников свойственно неистребимое интуитивное отвращение к политике". Лариса Богораз, вышедшая в 1968 году на Красную площадь с протестом против вторжения в Чехословакию, на изумленный вопрос корреспондента: "Разве то, чем вы занимались, не было видом политической деятельности?" - отвечает: "Я искренне надеюсь, что нет".

В поисках причин: российский «майорат», непереучреждение государства и крах российской демократии

▪️Владимир Гельман, профессор Университета Хельсинки

#дискуссия

Политическая катастрофа, которой стало для России начало полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году, заставила российскую интеллектуальную элиту с особенной страстью обратиться к анализу постсоветского периода российской истории и в первую очередь пресловутых девяностых. В путинском дискурсе девяностые предстают как эпоха «смуты», удостоверяющая в необходимости сильной и централизованной, авторитарной власти в России; для многих оппонентов Путина это десятилетие — преимущественно история неудачи «демократического проекта», который должен был сложиться в первые годы своего существования и дефекты которого уже никак не могли быть исправлены и закономерно вели к сегодняшней катастрофе. Такого рода поиски «отравленного истока» и «точки невозврата» закономерны и приобретают особый вес, когда речь идет о трагических переломах в национальной истории. Схожим образом поколения немецких интеллектуалов высматривали истоки катастрофы немецкого нацизма в «неудаче» Веймарской республики.

Проект Re: Russia не останется в стороне от обсуждения «истоков катастрофы» и «пресловутых девяностых», их места в новейшей российской истории и в становлении российского авторитаризма в начале XXI века. В качестве первой реплики в этом обсуждении мы публикуем статью Владимира Гельмана — одного из самых известных российских политологов, профессора Университета Хельсинки и автора книг «Авторитарная Россия: Бегство от свободы» и «Недостойное правление: политика в современной России».

В отличие от других постсоветских республик, Россия во многом воспользовалась советскими институтами на первом этапе становления своей государственности, и это обстоятельство само по себе заложило определенные основы для ее разворота в направлении «советского государственного идеала», полагает Гельман. Пришедшие к власти на демократической волне новые лидеры отказались от сценария переучреждения государства путем принятия новой конституции и проведения «учредительных» выборов, отдав приоритет радикальной экономической реформе. По мнению Гельмана, это фактически закрыло возможности для дальнейшей демократизации и заложило основы проекта авторитарного милитаризма, реализация которого была отложена лишь в силу институциональной слабости государства и ограниченности экономических ресурсов. Принятая в 1993 году конституция и новые практики управления, подчинявшие правительство президенту, наряду со стратегией политической поляризации, оставляли мало места для поиска компромиссов и утверждали взгляд на политический конфликт как на игру с нулевой суммой.

Подробнее >

Не открывается ссылка? Читайте здесь

Главные материалы недели — в нашей email-рассылке

@rerussia_org

👥 Почему российская власть не эффективна и в чрезвычайной ситуации не способна на принятие адекватных оперативных решений?

Потому что архаична, как и тот мир, который она строит под себя.

Это ламповая власть, она исключает инициативу, любит бумажки и радужные отчеты, подтверждающие гениальность начальства, она верит устным докладам и бумажкам, подготовленным помощниками, и абсолютна не готова воспринимать реальный мир.

Об этом размышляет социолог права Кирилл Титаев в докладе, подготовленном в рамках проекта «Страна и мир — Sakharov Review»

Зачем нам правила и договоренности, если именно мы и ведем человечество прямо к счастью?

Почему современный россиянин так спокойно реагирует на ложь и пропаганду? Почему он сам готов к двоемыслию? Философ и историк философии Михаил Маяцкий рассуждает о корнях нынешних российских общественных настроений, находя их и в недавнем советском прошлом, и во временах Российской империи.

(Публикация подготовлена медиапроектом «Страна и мир — Sakharov Review, телеграм проекта - «Страна и мир»)

Вся так называемая русская идея еще с середины XIX века диктовала нам, что мы, русские, настолько хороши, что наша правда выше любой истины, наш нрав — выше любого закона, а наша природа — любого формального установления.

Это бессердечному Западу нужны параграфы и установления, а русский человек гол перед Богом. Формально отвергнутая, эта мессианическая исключительность благополучно перекочевала в советскую культуру и усугубилась ее убежденностью в своем авангардном характере, а следом оказалась и в новейшей России.