Сила правозащитных проектов нового поколения состоит в том, что, в отличие от советской генерации правозащитников (МХГ и др.) это были одновременно и медийные проекты. Не можешь выиграть дело – расскажи всем о творящейся несправедливости, об обстоятельствах дела и его рассмотрении судом. Получалось это у них очень хорошо. По прошествии 7 лет (столько было Команде 29, похожий возраст у других проектов) власть устала терпеть. Гарантированный выигрыш дела в суде перестал приносить ей радость. Ведь о творящейся несправедливости все равно узнают тысячи людей, это влияет на их настроения.
Как побороть эту напасть? Признавать всех иностранными агентами? Блокировать сайты? Оба способа не очень эффективны: блокировки можно обходить, а к существованию в статусе иноагентов правозащитники готовы лучше других. И вот – о чудо! – на 22-м году от рождения российского авторитаризма нашлось волшебное средство, позволяющее одним махом нанести удар и по правозащитной, и по медийной деятельности организации. Это признание ее нежелательной (НО). Единственное условие – организация должна быть иностранной или международной. Но это, как показали истории Команды 29 и Проекта, можно трактовать расширительно.
По сути, законодательные требования в отношении НО жестче, чем к «экстремистским» (не говоря уже об иноагентах). Нежелательные организации для государства хуже террористических. Формулировки размыты, «участием» в деятельности НО и организацией ее деятельности можно признать все что угодно. Организация, признанная нежелательной, подлежит полному забвению: весь созданный ею контент должен быть полностью удален из сети. И блокировать ничего не надо. Пользователи сами удалят контент, ведь в противном случае он становится токсичным для тех, кто с этим контентом связан. По сути, НО подвергаются не только остракизму, но и забвению: все, что они сделали, должно быть немедленно стерто во избежание ответственности за участие деятельности НО. Идеальный репрессивный механизм: и остановка деятельности, и стирание ее следов.
Возникает эффект, аналогичный стиранию фотографий коммунистических вождей. Осудила партия Троцкого – убираем его имя и изображение рядом с другими вождями, осудила Пятакова-Рыкова – убираем их, осудили Бухарина с Зиновьевым – и вот на фотке остаются только Сталин с Лениным.
До июля 2021 организации, специализирующиеся, кроме прочего, на производстве контента, нежелательными вроде бы не становились. Команда 29 стала первой. Теперь и работа юристов дестабилизирована, и контент изъят. Этот опыт был сразу же продолжен организацией, связанной с расследовательским медиа «Проект», нежелательной признали его компанию-издателя, зарегистрированную в Штатах. Из-за рисков преследования авторов текстов редакция Проекта удалила с сайта раздел «мнений», где было множество интересных статей.
Мне тоже пришлось убрать упоминания организаций, признанных в последние недели и месяцы нежелательными. Ощущение от этой post-цензуры препаскуднейшее. Авторы книжек, выходивших в сталинские годы, удаляли упоминания ставших неугодными имен ради новых изданий и прочих благ. В путинской России есть интернет – поэтому упоминания НО следует удалить всем, и только ради того, чтобы не подпасть под уголовку на старых, мало кому видных записях. Это на заметку будущим исследователям террора в цифровой среде: он намного жестче и всеохватнее террора досетевых эпох, поскольку может распространяться в прошлое. «Пока власти не додавят журналистов-расследователей, они не успокоятся», - сказал сегодня Роман Доброхотов. Но это же касается и адвокатов, и правозащитников, и просветителей…
Как побороть эту напасть? Признавать всех иностранными агентами? Блокировать сайты? Оба способа не очень эффективны: блокировки можно обходить, а к существованию в статусе иноагентов правозащитники готовы лучше других. И вот – о чудо! – на 22-м году от рождения российского авторитаризма нашлось волшебное средство, позволяющее одним махом нанести удар и по правозащитной, и по медийной деятельности организации. Это признание ее нежелательной (НО). Единственное условие – организация должна быть иностранной или международной. Но это, как показали истории Команды 29 и Проекта, можно трактовать расширительно.
По сути, законодательные требования в отношении НО жестче, чем к «экстремистским» (не говоря уже об иноагентах). Нежелательные организации для государства хуже террористических. Формулировки размыты, «участием» в деятельности НО и организацией ее деятельности можно признать все что угодно. Организация, признанная нежелательной, подлежит полному забвению: весь созданный ею контент должен быть полностью удален из сети. И блокировать ничего не надо. Пользователи сами удалят контент, ведь в противном случае он становится токсичным для тех, кто с этим контентом связан. По сути, НО подвергаются не только остракизму, но и забвению: все, что они сделали, должно быть немедленно стерто во избежание ответственности за участие деятельности НО. Идеальный репрессивный механизм: и остановка деятельности, и стирание ее следов.
Возникает эффект, аналогичный стиранию фотографий коммунистических вождей. Осудила партия Троцкого – убираем его имя и изображение рядом с другими вождями, осудила Пятакова-Рыкова – убираем их, осудили Бухарина с Зиновьевым – и вот на фотке остаются только Сталин с Лениным.
До июля 2021 организации, специализирующиеся, кроме прочего, на производстве контента, нежелательными вроде бы не становились. Команда 29 стала первой. Теперь и работа юристов дестабилизирована, и контент изъят. Этот опыт был сразу же продолжен организацией, связанной с расследовательским медиа «Проект», нежелательной признали его компанию-издателя, зарегистрированную в Штатах. Из-за рисков преследования авторов текстов редакция Проекта удалила с сайта раздел «мнений», где было множество интересных статей.
Мне тоже пришлось убрать упоминания организаций, признанных в последние недели и месяцы нежелательными. Ощущение от этой post-цензуры препаскуднейшее. Авторы книжек, выходивших в сталинские годы, удаляли упоминания ставших неугодными имен ради новых изданий и прочих благ. В путинской России есть интернет – поэтому упоминания НО следует удалить всем, и только ради того, чтобы не подпасть под уголовку на старых, мало кому видных записях. Это на заметку будущим исследователям террора в цифровой среде: он намного жестче и всеохватнее террора досетевых эпох, поскольку может распространяться в прошлое. «Пока власти не додавят журналистов-расследователей, они не успокоятся», - сказал сегодня Роман Доброхотов. Но это же касается и адвокатов, и правозащитников, и просветителей…
Парадокс путинских избирательных репрессий в том, что в то время как за одними уже пришли (и у них «ужас-ужас»), другим кажется, что «все еще норм» (ну да, за кем-то пришли, но за мной-то ведь еще нет). «Разве я делаю что-то такое, из-за чего за мной могут придти?» - этот вопрос можно успешно задавать себе ровно до того дня, когда за тобой придут. Нащупанная властью возможность признания медийных проектов нежелательными – это самая опасная из правовых техник последних лет. В 2013-14 годах общество еще могло ответить на волну признания НКО иностранными агентами. Сейчас – почти нет: законодательство модифицировано, и чем активнее ты будешь спорить, тем скорее сам станешь объектом уголовного преследования. В 2021 году, через 30 лет после падения коммунизма, общество парализуется хорошо знакомым страхом.
Когда государство атакует всех, кто выполняет важную роль в поддержке инфраструктуры гражданского общества, единственный способ отсрочить неизбежное – увеличить поддержку тех, кто для вас ценен. В частности, поддержка нужна
1) TheInsider (@theinsider) – издание стало иностранным агентом, против главреда Романа Доброхотова готовится дело о клевете (https://donate.theins.ru/);
2) «Адвокатской улице» (@advstreet) - независимому медиа о адвокатов и для адвокатов. Когда за вами пришли, адвокаты – это самые главные люди. «Адвокатская улица» нужна для того, чтобы когда за вами придут, вас было кому защищать. «Улице» нужно 400 тыс руб. в месяц пожертвований, пока собрано около 40% подписок (https://advstreet.ru/donate/);
3) DOXA (@doxajournal) – несколько сотрудников редакции обвиняют в призывах к участию несовершеннолетних в митингах зимы 2021. Редакция работает (https://doxajournal.ru/donate);
4) ОВД-Инфо (@ovdinfo) – главный проект помощи политзаключенным (donate.ovdinfo.org);
5) «Важные истории» (@istories_media) – одно из лучших расследовательских медиа (поддержать: http://bit.ly/2N9cmox).
Когда государство атакует всех, кто выполняет важную роль в поддержке инфраструктуры гражданского общества, единственный способ отсрочить неизбежное – увеличить поддержку тех, кто для вас ценен. В частности, поддержка нужна
1) TheInsider (@theinsider) – издание стало иностранным агентом, против главреда Романа Доброхотова готовится дело о клевете (https://donate.theins.ru/);
2) «Адвокатской улице» (@advstreet) - независимому медиа о адвокатов и для адвокатов. Когда за вами пришли, адвокаты – это самые главные люди. «Адвокатская улица» нужна для того, чтобы когда за вами придут, вас было кому защищать. «Улице» нужно 400 тыс руб. в месяц пожертвований, пока собрано около 40% подписок (https://advstreet.ru/donate/);
3) DOXA (@doxajournal) – несколько сотрудников редакции обвиняют в призывах к участию несовершеннолетних в митингах зимы 2021. Редакция работает (https://doxajournal.ru/donate);
4) ОВД-Инфо (@ovdinfo) – главный проект помощи политзаключенным (donate.ovdinfo.org);
5) «Важные истории» (@istories_media) – одно из лучших расследовательских медиа (поддержать: http://bit.ly/2N9cmox).
The Insider - Поддержать
The Insider — Donate
One-time and recurring donations to The Insider. These funds will be used to pay fees to our investigators, newsmen and columnists.
Forwarded from Толкователь
«Нынешний российский культурный ландшафт очень специфичен. Он унаследовал свои главные черты от советского пространства, а оно, в свою очередь, утрировало многие черты пространства Российской империи. Пространство страны насквозь пронизано государством, структурировано государством и отдельно не существует. Культурный ландшафт на всех уровнях — система отчётливых ячеек, основная жизнь в них сосредоточена в центрах и замирает на окраинах. Эти ячейки плохо связаны меж собою — почти все связи идут через центр — и разделены барьерами безлюдья и бездорожья. Всё в нашем ландшафте смотрит на центр, как стрелка компаса на север. Ландшафту, сконструированному и сжатому центрами и границами, недостаёт средней зоны обыденности — Провинции. Провинция дефицитна, Периферия избыточна, роль границ чрезмерна и деструктивна.
Современная РФ — несомненно имперское пространство, но налицо лишь все издержки империи — и нет её преимуществ. Империя заслоняет и вытесняет в сознании страну Россию. Имперское обустройство пространства России является для неё сейчас тяжким бременем, издержками и обузой. Не может пространство современного общества быть унифицированным, гиперцентрализованным и моноцентричным, имея фактически один полноценный современный город и почти бессвязный культурный ландшафт, содержать внутри себя огромную зону запустения — внутреннюю колонию, Внутреннюю Периферию».
(Старший научный сотрудник Института географии РАН, один из лучших российский специалистов по антропогенному ландшафту Владимир Каганский - «Международный журнал исследований культуры», №2, 2013)
Современная РФ — несомненно имперское пространство, но налицо лишь все издержки империи — и нет её преимуществ. Империя заслоняет и вытесняет в сознании страну Россию. Имперское обустройство пространства России является для неё сейчас тяжким бременем, издержками и обузой. Не может пространство современного общества быть унифицированным, гиперцентрализованным и моноцентричным, имея фактически один полноценный современный город и почти бессвязный культурный ландшафт, содержать внутри себя огромную зону запустения — внутреннюю колонию, Внутреннюю Периферию».
(Старший научный сотрудник Института географии РАН, один из лучших российский специалистов по антропогенному ландшафту Владимир Каганский - «Международный журнал исследований культуры», №2, 2013)
Хайек, Мизес, Норт, Зингалес, Истерли… Сделали аннотированный список литературы к школе Инлиберти «Спонтанный порядок» про рынок и капитализм. Большинство с линками на сами тексты. Читайте с удовольствием!) https://inliberty.medium.com/%D1%81%D0%BF%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9-%D0%BF%D0%BE%D1%80%D1%8F%D0%B4%D0%BE%D0%BA-1-5-%D0%B0%D0%B2%D0%B3%D1%83%D1%81%D1%82%D0%B0-2021-825c75a2b2d7
Medium
«Спонтанный порядок»
Список для чтения
Отличное послесловие к философии заборостроительства, как она рассказана в книге Максима Трудолюбова @trudolubov «Люди за забором» и лекции Сергея Медведева «Феноменология забора» (https://m.youtube.com/watch?v=VsZmeSxYhEo)
Forwarded from низгораев
Иду по Покрову. По обоим сторонам улицы домишки разнокалиберные, где покосившиеся, где отстроенные. Но на одной стороне заборы под крышу. Кроме чердачных окон ничего не видать. На другой – обычный штакетник, палисадники, окна с занавесочками.
– Вроде раньше такого не было. Давно ли такие заборы?
– Чем выше забор, тем больше благодать.
– Это как?
– Раньше такого точно не было. Но один сосед поставил, за ним остальные потянулись. Скумекали, хорошо за забором. Высокий забор уберегает от чуждого сглаза и свой не косит на чужое. Проснулась – сумрак, ничего и никого не видать, ничего и никто не отвлекает. Всё своё здесь, всё чужое за забором.
– Странно как-то.
– А что странного? Мужик без забора, что телок без привязи, всё норовит куда посмотреть, а то и побежать. А забор поставил и всё тут, без ставен заперт, без привязи привязан. Вот ты чего шарахаешься по улице? Вопросы задаешь, любопытствуешь чего? Поставил бы забор и сидел за ним, так и благодать бы словил, а так суета одна и томление.
– Как-то не сидится на месте.
– Потому как беден. Водились бы деньжата, достаток какой был, непременно бы забор поставил и благодать ловил, а так только жизнь прохаживаешь меж чужих заборов – жалко тебя.
– Хм.
– И не хмыкай. Прокандыляешь жизнь, сам виноват, так хоть помрешь, за забором окажешься. Бывал на кладбище то, видел, что любой самый захудалый крест за забором, чтобы благодать не улетала, оплодотворялась землицей. Не хочешь сейчас за забор, потом никто не спросит. Каждый русский должен быть счастливым и свою вольницу за забором держать должен.
– Да уж.
– Я в колонии работала женской, так что в заборах разбираюсь лучше всякого и в благодати толк знаю. Слушай и не тяни, ищи свой кусочек земли, ставь забор, пока за тебя не поставили. Лучше свой, чем казенный, поверь старухе.
Попрощался, дальше пошел, напитываться заборной благодатью, благо далеко ходить не надо, заборов хватает и своих, и казенных.
– Вроде раньше такого не было. Давно ли такие заборы?
– Чем выше забор, тем больше благодать.
– Это как?
– Раньше такого точно не было. Но один сосед поставил, за ним остальные потянулись. Скумекали, хорошо за забором. Высокий забор уберегает от чуждого сглаза и свой не косит на чужое. Проснулась – сумрак, ничего и никого не видать, ничего и никто не отвлекает. Всё своё здесь, всё чужое за забором.
– Странно как-то.
– А что странного? Мужик без забора, что телок без привязи, всё норовит куда посмотреть, а то и побежать. А забор поставил и всё тут, без ставен заперт, без привязи привязан. Вот ты чего шарахаешься по улице? Вопросы задаешь, любопытствуешь чего? Поставил бы забор и сидел за ним, так и благодать бы словил, а так суета одна и томление.
– Как-то не сидится на месте.
– Потому как беден. Водились бы деньжата, достаток какой был, непременно бы забор поставил и благодать ловил, а так только жизнь прохаживаешь меж чужих заборов – жалко тебя.
– Хм.
– И не хмыкай. Прокандыляешь жизнь, сам виноват, так хоть помрешь, за забором окажешься. Бывал на кладбище то, видел, что любой самый захудалый крест за забором, чтобы благодать не улетала, оплодотворялась землицей. Не хочешь сейчас за забор, потом никто не спросит. Каждый русский должен быть счастливым и свою вольницу за забором держать должен.
– Да уж.
– Я в колонии работала женской, так что в заборах разбираюсь лучше всякого и в благодати толк знаю. Слушай и не тяни, ищи свой кусочек земли, ставь забор, пока за тебя не поставили. Лучше свой, чем казенный, поверь старухе.
Попрощался, дальше пошел, напитываться заборной благодатью, благо далеко ходить не надо, заборов хватает и своих, и казенных.
В июле проехались по краю Псковской и Смоленской областей: Невель-Усвяты-Велиж-Демидов. Ещё 100-150 лет эти местечки между Витебском, В.Луками и Смоленском были частью прекрасного мира, от которого теперь остались только деревянные домики (далеко не везде), тексты, картинки и могильные камни. Революция и Холокост не оставили от этого мира почти ничего.
Невель: здесь после революции преподавал в гимназии Михаил Бахтин; вокруг него сложился круг, в который входили филологи Лев Пумпянский и Валентин Волошинов, пианистка Мария Юдина, философ Матвей Каган. Невель окружён озёрами; одно из них - в имении Михельсона, в парке 18 в. в деревне Иваново к северо-востоку от Невеля друзья называли озером нравственной реальности: в прогулках вдоль него рождалась бахтинская этическая философия. Вскоре Бахтин и друзья перебрались в Витебск, а затем в Петербург.
Энтузиазмом учителя Станиславы Марченко, начавшей собирать материалы по истории города и района с 1960-х, и, главное, Людмилы Максимовской из СПб в 1993 г. в Невеле возник Музей истории, рассказывающий историю города (неоднократно переходившего от поляков к русским и обратно) и невельского кружка. Максимовская - уроженец Невеля, в 90-х приехавшая туда из СПб. Фактически это созданный энтузиазмом Максимовской музей - о его выживании в 90-х см тут.
Ежегодно Максимовская проводила Невельские чтения, на которые приезжали исследователи Бахтина со всего мира, выпускались Невельские сборники (более 20). Максимовская написала несколько прекрасных книг о Невеле, в тч об истории Невельского гетто. А Кате Голубевой она помогала с восстановлением истории Буйницких, создавших до революции парк в деревне Гостилово, который мы уже много лет восстанавливаем.
Сейчас Максимовская на пенсии, а музей силами новых управляющих стремительно рутинизируется, становится похожим на сотни других, стандартным. Невельские чтения прекратились, как и, кажется, работа, которую вела Максимовская по вовлечению школьников в изучение «трудной памяти».
В начале 1920-х Невель ещё был типичным еврейским местечком (в начале 1910-х евреи составляли 72% населения города, после войны - 4%). Город почти не сохранился: каменные дома были разбомблены в 1941-м, деревянные сгорели, но легко представить, каким он был, по окружающим его деревням. Например, Плиссы, Борки и другим окраинам - они остались примерно такими, как были. В Борках недавно начались раскопки - там расстреляли несколько тысяч человек (точные масштабы неизвестны), а местные чиновники в сообщениях об этом до сих пор стесняются слова «евреи» (то же и здесь).
Другое место расстрела невельских евреев - мемориал «Голубая дача» (местность - 2 км от Невеля - называется по выкрашенный в этот цвет даче исправника полиции, и колонна евреев, которых гнали на расстрел, растянулась от центра города до места убийства). Там более-менее установлено и количество погибших (2 тыс), и множество имён (см фото).
Невельское гетто было одним из первых на территории России. Расстрелы в Невеле начались почти сразу после оккупации, в августе-сентябре 41 г. Этому послужила активность местных полицейских. Были и праведники - вот несколько историй спасения евреев местными жителями. Дорога к мемориалу почти заросла, указатель на него с шоссе установлен 77 лет спустя расстрела. Вообще Невель весь окружён местами расстрела - расстреливали и на берегу Невельского озера.
О жизни еврейской общины в Невеле см очерк Майкла Роуза с Бахтинских чтений.
Невель: здесь после революции преподавал в гимназии Михаил Бахтин; вокруг него сложился круг, в который входили филологи Лев Пумпянский и Валентин Волошинов, пианистка Мария Юдина, философ Матвей Каган. Невель окружён озёрами; одно из них - в имении Михельсона, в парке 18 в. в деревне Иваново к северо-востоку от Невеля друзья называли озером нравственной реальности: в прогулках вдоль него рождалась бахтинская этическая философия. Вскоре Бахтин и друзья перебрались в Витебск, а затем в Петербург.
Энтузиазмом учителя Станиславы Марченко, начавшей собирать материалы по истории города и района с 1960-х, и, главное, Людмилы Максимовской из СПб в 1993 г. в Невеле возник Музей истории, рассказывающий историю города (неоднократно переходившего от поляков к русским и обратно) и невельского кружка. Максимовская - уроженец Невеля, в 90-х приехавшая туда из СПб. Фактически это созданный энтузиазмом Максимовской музей - о его выживании в 90-х см тут.
Ежегодно Максимовская проводила Невельские чтения, на которые приезжали исследователи Бахтина со всего мира, выпускались Невельские сборники (более 20). Максимовская написала несколько прекрасных книг о Невеле, в тч об истории Невельского гетто. А Кате Голубевой она помогала с восстановлением истории Буйницких, создавших до революции парк в деревне Гостилово, который мы уже много лет восстанавливаем.
Сейчас Максимовская на пенсии, а музей силами новых управляющих стремительно рутинизируется, становится похожим на сотни других, стандартным. Невельские чтения прекратились, как и, кажется, работа, которую вела Максимовская по вовлечению школьников в изучение «трудной памяти».
В начале 1920-х Невель ещё был типичным еврейским местечком (в начале 1910-х евреи составляли 72% населения города, после войны - 4%). Город почти не сохранился: каменные дома были разбомблены в 1941-м, деревянные сгорели, но легко представить, каким он был, по окружающим его деревням. Например, Плиссы, Борки и другим окраинам - они остались примерно такими, как были. В Борках недавно начались раскопки - там расстреляли несколько тысяч человек (точные масштабы неизвестны), а местные чиновники в сообщениях об этом до сих пор стесняются слова «евреи» (то же и здесь).
Другое место расстрела невельских евреев - мемориал «Голубая дача» (местность - 2 км от Невеля - называется по выкрашенный в этот цвет даче исправника полиции, и колонна евреев, которых гнали на расстрел, растянулась от центра города до места убийства). Там более-менее установлено и количество погибших (2 тыс), и множество имён (см фото).
Невельское гетто было одним из первых на территории России. Расстрелы в Невеле начались почти сразу после оккупации, в августе-сентябре 41 г. Этому послужила активность местных полицейских. Были и праведники - вот несколько историй спасения евреев местными жителями. Дорога к мемориалу почти заросла, указатель на него с шоссе установлен 77 лет спустя расстрела. Вообще Невель весь окружён местами расстрела - расстреливали и на берегу Невельского озера.
О жизни еврейской общины в Невеле см очерк Майкла Роуза с Бахтинских чтений.
Велиж, знаменитый «велижским делом», о котором Лермонтов написал «Испанцы», война тоже стёрла с лица земли. Но Велиж нынешний отличается от старого Велижа не столь разительно, как Невель. Город стоит на берегу Зап.Двины, деревянные домики все так же утопают в зелени. В Велиже уничтожили около 2 тыс евреев, причём многих сожгли в момент, когда в другую часть города уже вошла советская армия. Как и в Невеле и везде, большую роль сыграли местные коллаборанты (когда евреев сгоняли в гетто, их дома занимали полицейские и другие нуждающиеся). Историю велижского гетто см тут, а мемориальные знаки - на фото. Велижскому гетто посвящена книга Шевеля Голанда. История гетто сохранилась во многом усилиями учителя Александра Бордюкова.
Но самое тяжёлое впечатление в Велиже производят даже не места расстрелов, а старое еврейское кладбище. Оно заброшено и совсем заросло - почти все захоронения довоенные, послевоенных очень мало (см фото). Многие надписи стёрлись, но есть и расшифрованные. В Велиже не осталось ни потомков, ни даже тех, кто просто помнит, кто тут лежит. Последний еврей в Велиже умер в 1973, а в середине 19 в. это было больше 1/2 населения города - 4.9 тыс из 9.5 тыс. Теперь же и следов не отыщешь, если только специально не искать.
Наши города почти не рассказывают историю о том, что здесь было раньше. Память как будто стёрта. А воспоминания велижан о бывших когда-то здесь евреях, которые еще могут обнаружить фольклористы, имеют характер очень отрывочный, анекдотический.
В Демидове евреев уничтожали во рву, в овраге, а над ним - пытали. Захоронение толком не исследовано, памятник говорит о размещении там «советских военнопленных». Находясь в прекрасном гостевом доме «Усадьба Юрия Никулина» (он жил здесь в детстве), из-за которого только и стоит посетить Демидов (ну нет, ещё ради прекрасных берегов рек Каспля и Гобза), об ужасах 75-80-летней давности хочется забыть как можно скорее.
Но самое тяжёлое впечатление в Велиже производят даже не места расстрелов, а старое еврейское кладбище. Оно заброшено и совсем заросло - почти все захоронения довоенные, послевоенных очень мало (см фото). Многие надписи стёрлись, но есть и расшифрованные. В Велиже не осталось ни потомков, ни даже тех, кто просто помнит, кто тут лежит. Последний еврей в Велиже умер в 1973, а в середине 19 в. это было больше 1/2 населения города - 4.9 тыс из 9.5 тыс. Теперь же и следов не отыщешь, если только специально не искать.
Наши города почти не рассказывают историю о том, что здесь было раньше. Память как будто стёрта. А воспоминания велижан о бывших когда-то здесь евреях, которые еще могут обнаружить фольклористы, имеют характер очень отрывочный, анекдотический.
В Демидове евреев уничтожали во рву, в овраге, а над ним - пытали. Захоронение толком не исследовано, памятник говорит о размещении там «советских военнопленных». Находясь в прекрасном гостевом доме «Усадьба Юрия Никулина» (он жил здесь в детстве), из-за которого только и стоит посетить Демидов (ну нет, ещё ради прекрасных берегов рек Каспля и Гобза), об ужасах 75-80-летней давности хочется забыть как можно скорее.
❤1