30 ноября в 18:00 у нас на Литейном, 33 переводчик Артём Серебренников презентует книгу «Поэты Первой мировой. Британия. США. Канада».

Артём родился в 1985 году в Москве, закончил филологический факультет МГУ (2002), там же защитил кандидатскую диссертацию (2007). В 2011-2018 гг. жил в Великобритании, получил степень доктора филологии Оксфордского университета. Публиковался как переводчик испанской, французской и английской поэзии. В его переложениях выходили Луис де Гонгора, Роберт Бернс, Уильям Блейк, Стефан Малларме и многие другие авторы.

Как и в первом выпуске «Поэты Первой мировой. Германия. Австро-Венгрия», в этой книге традиционно уделили внимание не только таким признанным мастерам словесности, как Редьярд Киплинг, Томас Харди, Артур Конан Дойл, Зигфрид Сассун или Говард Филипс Лавкрафт (да, он тоже писал стихи), но и подзабытым, а то и вовсе неизвестным в России авторам классических стихотворений этого периода. Сатира и скорбь, экзистенциальный мрак и окопный шансон — всему нашлось место в этой пёстрой книге, нашем маленьком памятнике ушедшей эпохе, её героям и мученикам.

В программе:
- рассказ о том, как возник и осуществился замысел книги;
- рассказ об участии англоязычных стран в Первой мировой войне и отражении его в поэзии;
- чтение избранных стихотворений.

Вход свободный, по бесплатной предварительной регистрации: https://knizhnaya-lavka-listva.timepad.ru/event/1124163/

Стефан Малларме (1842 - 1898)
Stéphane Mallarmé

Святая

Виолы сандал у окна –
С нее позолота слетела,
Искрилась когда-то она,
C флейтой и лютней блестела –

Укрыв, Святая, бледна,
Сидит; перед нею страница,
Где, словно в те времена,
Магнификат плавно струится;

На разноцветном стекле
Тянется к арфе незримой,
Возникшей на легком крыле
Вечернего серафима,

И без сандала и нот,
Касаясь рукою текучей
Арфы пернатой, поет
Музыкантша беззвучий.

Sainte

A la fenêtre recélant
Le santal vieux qui se dédore
De sa viole étincelant
Jadis avec flûte ou mandore,

Est la Sainte pâle, étalant
Le livre vieux qui se déplie
Du Magnificat ruisselant
Jadis selon vêpre et complie :

A ce vitrage d'ostensoir
Que frôle une harpe par l'Ange
Formée avec son vol du soir
Pour la délicate phalange

Du doigt, que, sans le vieux santal
Ni le vieux livre, elle balance
Sur le plumage instrumental,
Musicienne du silence.

ХАДЖИБЕЙ, 1794

– Я подданный страны Партенопейской.
Я кельт, но балеарцем наречен.
Призвал меня предел Гиперборейский,
Где злато охраняет cтраж-грифон.

Законы мудрости пифагорейской
Гласят нам: будет всяк перерожден.
Не здесь ли волею адмиралтейской
Вновь утвердится эллинский закон?

Да, бесится зима над Петербургом,
Что возведен был северным Ликургом,
Но есть и юг. Мы, может, в первый раз

От самого падения Эллады
Средь варварских степей вскопали клады.
Разграбят их?

– Вы правы, де Рибас.

Артём Серебренников рассказывает кучу интересностей о Первой мировой войне в англоязычном дискурсе.

Жан-Батист Шассинье (ок. 1571 – 1635)
Jean-Baptiste Chassignet

***
Мнит бедный селянин морозною зимой,
Что умерли кругом зеленые растенья,
И видится ему сплошное запустенье,
И ежится земля от муки ледяной.

Но только лишь придет обратно летний зной –
Украсившись, встают они в своем цветеньи,
И, чтоб себе воздать за тяжкое лишенье,
Укроют зеленью они простор лесной.

И так же из гробов мешки костей и кожи
Поднимутся, когда с небес по воле Божьей
Прольется благодать и Судный день придет.

Умрем, как умерло небесное светило,
Что этим вечером в глубинах опочило,
Но завтра заново взойдет над лоном вод.

Durant l'hyver frilleux il semble au villageois
Que morte soit des prez la chevelure verte,
Voyant de tous costez la terre descouverte
Se hérisser le dos de mille glaçons frois :

Mais quand elle ressent l'humeur des plus dous mois,
Plus belle elle renaist de la terre déserte
Et se recompensant de sa première perte,
Elle redonne l'ombre aux forestz et aus bois.

Ainsi hors du tombeau ceste charnelle masse
Se ressuscitera quand la céleste grâce
Arrosera les bons au jour du jugement.

Mourons donc comme meurt la lumière du monde
Aujourd'huy elle va se reposer sous l'onde
Demain elle ressort de l'ondeus élément.

Эми Леви / Amy Levy (1861 - 1889)

Лондонский платан

На площади платан расцвел
Среди дерев других.
Им тяжело вдали от сёл,
А он – среди своих.

Листва играет на ветру –
Гляжу я с чердака;
Он сбросил серую кору,
Тень веток – широка.

Повсюду окружен платан
Дыханьем городским:
Здесь бурый стелется туман,
Клубится серый дым.

Иным нужны поля, леса,
Им город – жуткий страх…
Но он услышал голоса
На городских ветрах.

A London Plane-Tree

Green is the plane-tree in the square,
The other trees are brown;
They droop and pine for country air;
The plane-tree loves the town.

Here from my garret-pane, I mark
The plane-tree bud and blow,
Shed her recuperative bark,
And spread her shade below.

Among her branches, in and out,
The city breezes play;
The dun fog wraps her round about;
Above, the smoke curls grey.

Others the country take for choice,
And hold the town in scorn;
But she has listened to the voice
On city breezes borne.

Дэвид Герберт Лоуренс / David Herbert Lawrence (1885 – 1930)

Судьба и молодое поколение

«Странно подумать – всех Карениных, Вронских, Безуховых, всех толстовцев
перебили.
И Алеш, и Мить, и Мышкиных, и Ставрогиных – всю достоевщину
перебили.
И чеховских мятущихся мямлей – всех перебили.
Их нет! Погибли или бродят с ощипанными перьями в изгнании,
в общем, были они – и больше их нет.
Кто потом – прустианцы? После – наша английская intelligentsia?
Это что-то из области «Quos vult perdere Deus»*?
А вообще толстовцы сами на истребление напросились:
«Ешь меня, дорогой мужичок!» – а мужик их и слопал.
А достоевщина вся погрузилась в мечтанья:
«Нагрешу да и к Богу приду!» – да так нагрешили,
что вымерли.
А чеховцы – «Я слишком слаб, слишком мил, чтобы жить!»
И все пропали.
Вот и прустианцы: «Милая смерть, дай же мне
приползти к тебе
ничтожным червем!» – Приползли куда надо.
А вот теперь наши: «Нет, не хочу умирать,
но, Бог свидетель, коли придется…»
– Что ж, в этом тоже смысла будет немного.

* Начало латинского афоризма quos vult perdere Deus prius dementat («кого Бог хочет погубить, того сперва лишает разума»).

Fate And The Younger Generation

‘It is strange to think of the Annas, the Vronskys, the Pierres, all the Tolstoyan lot
wiped out.
And the Aloyshas and Dmitris and Myshkins and Stavrogins, the Dostoevsky lot
all wiped out.
And the Tchekov wimbly-wombly wet-legs all wiped out.
Gone! Dead, or wandering in exile with their feathers plucked,
anyhow, gone from what they were, entirely.
Will the Proustian lot go next? And then our English intelligentsia?
Is it the ‘Quos vult perdere Deus’ business?
Anyhow the Tolstoyan lot simply asked for extinction:
‘Eat me up, dear peasant!’ – so the peasant ate him.
And the Dostoevsky lot wallowed in the thought:
‘Let me sin my way to Jesus!’ – So they sinned
themselves off the face of the earth.
And the Tchekov lot: ‘I’m too weak and lovable to live!’-
So they went.
Now the Proustian lot: Dear darling death, let me
wriggle my way towards you
like the worm I am! – So he wriggled and got there.
Finally our little lot: ‘I don’t want to die
but by Jingo if I do!’
– Well, it won’t matter so very much either.

Джеймс Райман / James Ryman (ок. 1450 – после 1492)

Прощай, Адвент!

Прощай, Адвент! Ты был угрюм –
Греми, греми, застолья шум!

Велел ты постное вкушать,
Ложиться натощак в кровать,
Совсем без мяса помирать.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Питались мы не ветчиной
И не колбаскою свиной –
Одной рыбешкою дрянной.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Нам свежей рыбы не нашлось,
Соленый дóрог был лосось,
Страдать немало довелось.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Еще морских мы ели мидий –
И тех лишь раз в неделю видя.
За то мы на тебя в обиде.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Была нам пищей камбала,
Худа, костлява и мала.
За скудный стол тебе – хула!
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Наш хлеб загнил, прогоркло пиво,
Наш хлеб – и черствый, и червивый,
Наш эль – что кислая подлива.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Ты, страшной злобой обуян,
Лишил веселья всех мирян.
Ты – негодяй и грубиян.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Ты жил средь нас, незваный гость,
Нас не кормил, являя злость,
Без мяса мы глодали кость.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Ты был жестокий господин,
Ты сделал нас стройней жердин,
Ступал бы лучше в Ботон-Блин!
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Дорогу позабудь в наш дом,
Иначе мы тебя побьем –
И так Великий Пост блюдем!
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Не суйся ни в одно сословье –
Такое ставим мы условье.
Нарушишь – изобьем до крови!
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Не суйся в замок дальше стен –
С тобой у рыцарства презрен
Великий Пост, твой сюзерен.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Не суйся там, где сельский люд, –
У земледельцев тяжек труд,
Они без пищи перемрут.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Пускай монах, пускай монашка
Раз в год с тобой постятся тяжко,
А нам пусть выпадет поблажка.
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Настало Рождество Христово,
И настает веселье снова
Для старого и для младого!
Прощай, Адвент! Ты был угрюм.

Мы к Рождеству направим ум –
Греми, греми, застолья шум!
Никто не делайся угрюм
In ortu Regis omnium*.

Адвент – в католицизме предрождественский период, совпровождаемый постом.
Ботон-Блин – деревня неподалеку от Кентербери.

*При дворе Царя вселенной (лат.)

Farewell Advent!

Farewele, Advent; Cristemas is cum;
Farewele fro us both alle and sume.

With paciens thou hast us fedde
And made us go hungrie to bedde;
For lak of mete we were nighe dedde;
Farewele fro us both alle and sume.

While thou haste be within oure house,
We ete no puddinges ne no souce,
But stinking fisshe not worthe a louce;
Farewele fro us both alle and sume.

There was no fresshe fisshe ferre ne nere;
Salt fisshe and samon was too dere,
And thus we have had hevy chere;
Farewele fro us both alle and sume.

Thou hast us fedde with plaices thinne,
Nothing on them but bone and skinne;
Therfore oure love thou shalt not winne;
Farewele fro us both alle and sume.

With muskilles gaping afture the mone
Thou hast us fedde at night and none,
But ones a wyke, and that too sone;
Farewele fro us both alle and sume.

Oure brede was browne, oure ale was thinne,
Oure brede was musty in the binne,
Oure ale soure or we did beginne;
Farewele fro us both alle and sume.

Thou art of grete ingratitude
Good mete fro us for to exclude;
Thou art not kinde but verey rude;
Farewele fro us both alle and sume.

Thou dwellest with us agenst oure wille,
And yet thou gevest us not oure fille;
For lak of mete thou woldest us spille;
Farewele fro us both alle and sume.

Above alle thinge thou art a meane
To make oure chekes bothe bare and leane;
I wolde thou were at Boughton Bleane!
Farewele fro us both alle and sume.

Come thou no more here nor in Kent,
For, if thou do, thou shalt be shent;
It is enough to faste in Lent;
Farewele fro us bothe alle and sume.

Thou maist not dwelle with none eastate;
Therfore with us thou playest chekmate.
Go hens, or we will breke thy pate!
Farewele fro us both alle and sume.

Thou maist not dwell with knight nor squier;
For them thou maiste lie in the mire;
They love not thee nor Lent, thy sire;
Farewele fro us both alle and sume.

Thou maist not dwell with labouring man,

For on thy fare no skille he can,
For he must ete bothe now and than;
Farewele fro us both alle and sume.

Though thou shalt dwell with monke and frere,
Chanon and nonne ones every yere,
Yet thou shuldest make us better chere;
Farewele fro us both alle and sume.

This time of Cristes feest natall
We will be mery, grete and small,
And thou shalt go oute of this halle;
Farewele fro us both alle and sume.

Advent is gone; Cristemas is cume;
Be we mery now, alle and sume;
He is not wise that wille be dume
In ortu Regis omnium.

Наум Тейт / Nahum Tate (1652 – 1715)

***
В ночи сидели пастухи,
Блюли свои стада,
В сияньи ангел Божий к ним
Сошел с небес тогда.

«Оставьте страх! – рек пастухам
Небесный ангел сей.
– Я возглашу благую весть
Для вас и всех людей.

Спаситель наш, Господь Христос,
Явился к нам, и Он
В Давидов род, в Давидов град
Сегодня был рожден.

И вот вам знак – Младенец-Бог
Очам людским открыт:
Обернут скудной пеленой,
В вертепе он лежит».

Окончил слово серафим,
И вдруг небесный хор
Явился, пеньем огласив
Заоблачный простор:

«О, слава в вышних Божеству
И на земле покой!
Благоволение небес,
Наполни род людской!»

***
While shepherds watch'd their flocks by night,
All seated on the ground,
The angel of the Lord came down,
And glory shone around.

“Fear not!” he said, for mighty dread
Had seized their troubled mind.
“Glad tidings of great joy I bring
To you and all mankind.

“To you, in David’s town, this day
Is born of David’s line
A Savior, who is Christ the Lord,
And this shall be the sign.

“The heavenly Babe you there shall find
To human view displayed,
All meanly wrapped in swathing bands,
And in a manger laid.”

Thus spake the seraph and forthwith
Appeared a shining throng
Of angels praising God on high,
Who thus addressed their song:

“All glory be to God on high,
And to the Earth be peace;
Good will henceforth from Heaven to men
Begin and never cease!”

Джон Мейсон Нил (1818 - 1866)
John Mason Neale

Добрый король Венцеслав

Венцеслав в окно глядит
Ночью в день Стефана –
Там, раскинувшись, лежит
Снежная поляна,

Полная луна ярка
Этой ночью зябкой.
Вдруг он видит бедняка
С хвороста охапкой.

– Паж, поведай королю,
Кто же этот нищий?
Правду рассказать велю –
Где его жилище?

– Под горою он живет
В трех верстах, у леса,
Там, где из-под снега бьет
Ключ святой Агнессы.

– Принеси сосновых дров,
Дай вина и мяса.
Посетим бедняцкий кров,
Отнесем припасы.

…Шел король и шел слуга
К бедняку в лачугу
Сквозь безбрежные снега,
Через злую вьюгу.

– Государь, сгустился мрак,
Ветер все лютее,
Страшно мне, и я никак
Сдвинуться не смею.

– По моим иди следам,
Выступай же смело,
Да не бойся – вьюга там
Не застудит тела.

Робко мальчик стал ступать
В след святого мужа,
Ощутил, что благодать
Растопила стужу.

Потому, Господень люд,
Поделись излишним:
Те, кто нищего спасут,
Спасены Всевышним.

Good King Wenceslas look'd out,
On the Feast of Stephen;
When the snow lay round about,
Deep, and crisp, and even:

Brightly shone the moon that night,
Though the frost was cruel,
When a poor man came in sight,
Gath'ring winter fuel.

"Hither, page, and stand by me,
If thou know'st, telling,
"Yonder peasant who is he?
Where and what his dwelling?"

"Sire, he lives a good league hence,
Underneath the mountain;
"Right against the forest fence,
By Saint Agnes' fountain."

"Bring me flesh, and bring me wine,
Bring me pine logs hither:
"Thou and I will see him dine,
When we bear them thither,"

Page and monarch forth they went,
Forth they went together:
Through the rude wind's wild lament
And the bitter weather.

"Sire, the night is darker now,
And the wind blows stronger;
"Fails my heart I know not how;
I can go no longer.'

"Mark my footsteps, good my page;
Tread thou in them boldly:
"Thou shalt find the winter's rage
Freeze thy blood less coldly."

In his master's steps he trod,
Where the snow lay dinted;
Heat was in the very sod
Which the Saint had printed.

Therefore, Christian men, be sure,
Wealth or rank possessing,
Ye who now will bless the poor,
Shall yourselves find blessing.

Роберт Бернс (1759 - 1796)
Robert Burns

Закон природы

Почтительнейше посвящается Гэвину Гамильтону, эсквайру

Велит Натура – Человек исполнит.
-- Александр Поуп, «Опыт о Человеке»

Хвали, боец, свои рубцы
В воинственном задоре;
Сраженья славьте вы, певцы,
Где только смерть и горе.
Мне мерзок тот, кто в бой идет,
Людей на части рубит,
Зато, по мне, герой вдвойне
Тот, кто плодиться любит.

Нам повелело Естество:
«Вы всем распоряжайтесь!
Мое веленье таково:
Плодитесь, размножайтесь!
Огонь любви у вас в крови
Горит и жаром пышет,
Даю вам в часть Любовь и Страсть,
Что Красотою дышат!»

Герой сих песенок простых
Певец был немудрящий,
Слагал он в Койле скромный стих,
Веселием звенящий.
В нем щедрый дар зажег пожар;
Любовь палит жестоко,
Но не посмел он класть предел
Священному потоку.

Звала его Натура в путь,
И он, блюдя заветы,
Нашел сочувственную грудь,
Что страстию согрета;
Бог бережет – дозрел сей плод,
Не сгинул, как на бойне,
И стал певец вдвойне отец,
Вознагражденный двойней!

Пусть помнят третий день Весов
И жены, и мужчины,
Приход сих радостных часов
Рожденья Бернса-сына;
И пусть сынок отцовский слог
Улучшит в новой песне,
Пусть вслед за мной свой край родной
Он воспоет чудесней!

О небожители, с высот
На Койлу вы взгляните –
Пусть край в веселии живет,
От бед его храните!
И пусть она стоит, сильна,
Цвет древнего народа,
Пусть Бернсов род о ней поет
Всегда, из рода в роды!

Третий день Весов – т.е. 3 сентября 1786 г., когда у Бернса и его возлюбленной Джин Армор родились близнецы – Роберт (1786 – 1857) и Джин (1786 – 1787).

Nature's Law

Humbly inscribed to Gavin Hamilton, Esq.

Great Nature spoke: observant man obey'd-Pope.

Let other heroes boast their scars,
The marks of sturt and strife:
And other poets sing of wars,
The plagues of human life:
Shame fa' the fun, wi' sword and gun
To slap mankind like lumber!
I sing his name, and nobler fame,
Wha multiplies our number.

Great Nature spoke, with air benign,
"Go on, ye human race;
This lower world I you resign;
Be fruitful and increase.
The liquid fire of strong desire
I've pour'd it in each bosom;
Here, on this had, does Mankind stand,
And there is Beauty's blossom."

The Hero of these artless strains,
A lowly bard was he,
Who sung his rhymes in Coila's plains,
With meikle mirth an'glee;
Kind Nature's care had given his share
Large, of the flaming current;
And, all devout, he never sought
To stem the sacred torrent.

He felt the powerful, high behest
Thrill, vital, thro' and thro';
And sought a correspondent breast,
To give obedience due:
Propitious Powers screen'd the young flow'rs,
From mildews of abortion;
And low! the bard - a great reward -
Has got a double portion!

Auld cantie Coil may count the day,
As annual it returns,
The third of Libra's equal sway,
That gave another Burns,
With future rhymes, an' other times,
To emulate his sire:
To sing auld Coil in nobler style
With more poetic fire.

Ye Powers of peace, and peaceful song,
Look down with gracious eyes;
And bless auld Coila, large and long,
With multiplying joys;
Lang may she stand to prop the land,
The flow'r of ancient nations;
And Burnses spring, her fame to sing,
To endless generations!

#BurnsNight

В эту субботу, 1 февраля, ведущий канала в 15:00 будет одним из гостей передачи "Вот так" (ведущий Сергей Бунтман) на радио "Эхо Москвы", с рассказом о подготовленной при его участии антологии "Франция в сердце: французские поэты XII - начала XX века в переводе русских поэтов XVIII - начала XXI века".
Не пропустите! À ne pas manquer!

Трансляцию выступления на "Эхе Москвы" можно будет наблюдать здесь:

https://m.youtube.com/watch?v=G6sm8ziZWTU

Скончался замечательный поэт, переводчик, писатель и человек Евгений Владимирович Витковский.
Я был с ним знаком 15 лет и всем, чему научился в области поэзии, обязан ему.
Вне зависимости от конфессии - помяните его в своих молитвах.

Хуан дель Энсина (1468 – 1529)
Juan del Encina

Край испанский безутешный,
Всем внушил ты плач и стон –
Обезлюдело веселье,
Навсегда ты разорен.

Болью, горем и стенаньем
Ты отныне населен.
Радость Бог в тебе посеял,
Хоть для муки ты рожден,

Чтоб сильнее было горе,
Был ты счастьем наделен,
За победы и триумфы
Долг оплачен и сочтен.

Этой тягостной утраты
Чем ты возместишь урон?
Меркнет светоч прежней славы,
Гул веселья усмирен.

Все надежды исчерпал ты,
Упованья ты лишен –
Умер Принц высокородный,
Славой был он облечен.

Плачь, рыдай о несвершенном –
Мог тебя возвысить он,
Но по изволенью Бога
Юным был он умерщвлен.

Он оставил только горе,
Ты от благ опустошен;
Умирая и страдая,
Ты тоскою поражен,

И от горестных мучений
Ты не будешь исцелен.

Triste España sin ventura.
todos te deben llorar.
Despoblada d'alegría,
para nunca en ti tornar.

Tormentas, penas, dolores,
te vinieron a poblar.
Sembrote Dios de placer
porque naciese pesar.

Hizote de mas dichosa
para mas te lastimar.
Tus victorias y triunfos
ha se hovieron de pagar.

Pues que tal pérdida pierdes,
dime en qué podrás ganar,
pierdes la luz de tu gloria
y el gozo te gozar.

Pierdes toda tu esperanza.
no te queda que esperar,
pierdes Príncipe tan alto
hijo de Reyes sin par.

Llora, llora, pues perdiste
quien te había de ensalçar.
En su tierna juventud
te lo quiso Dios llevar.

Llevote todo tu bien,
dexote su desear,
porque mueras, porque penes,
sin dar fin a tu penar.

De tan penosa tristura
no te esperes consolar.

https://www.youtube.com/watch?v=pvQsO1th3Ok

http://www.ng.ru/person/2020-02-05/10_1016_person.html?fbclid=IwAR0GQoIluuyuHkM0sq_aCNbwB4MefGv8V2uHGPwKtXnYqliD5psGC6O8FPM Интервью с коллегой по нашему проекту “Поэзия первой мировой войны”

АДМИРАЛ, 1920

В гиперборейских льдах я вел «Вайгач»,
В понтийских теплых водах вел «Марию»,
На твердой суше вел я в бой Россию –
И вот к реке ведет меня палач.

Чекист, скорее место обозначь,
Где возвращусь я в водную стихию;
Льды Ушаковки – створки гробовые,
Стенанья ветра – погребальный плач…

В кровавой белизне ревет метель,
И ждет меня смертельная купель –
От новой власти лучшая награда,

Но в небесах не гаснет никогда,
Горит нам вифлеемская звезда,
Чтоб осветить кремнистый путь из ада.