Жак Дави дю Перрон (1556 – 1618)
Jacques Davy du Perron

Храм Непостоянства

Непостоянству храм сооружу я,
Влюбленные найдут в нем свой приют,
Молиться день и ночь они пойдут,
Раскаянья в содеянном взыскуя.

На крыльях ветра будет невесомо
Парить из перьев возведенный храм;
Притворно сердце в жертву я отдам
У алтаря, что сложен из соломы;

Повешу там картины заблужденья,
Забвения, неверности, мечты,
Безумия, надежды, суеты,
Летучих дум, пустого измышленья.

Любовницей моей благословится
Сей храм во имя волн, ветров, луны;
Мы будем вместе с ней посвящены,
Я сам – в храмовники, а дама – в жрицы.

Она воссядет на треножник ртутный
И, как Сивилла, будет прорицать
То, что во сне привыкла созерцать,
В мечте непостоянной и беспутной;

На листьях песнь напишет, что сложилась,
Когда запел ее безумный гнев,
И ветру бросит сумасбродный сев,
Дабы повсюду ложь ее кружилась.

Она воскурит к небу ароматы
Тех клятв, что не сдержали никого;
И милое влюбленным Божество
Тем будет благовонием объято.

Я встану возле врат – и не минует
Изгнанье тех, кто надписью златой
Не украшает лоб надменный свой,
Кто Ветреным себя не именует.

Слезой притворной, страстью – лживой сказкой
Протей там будет мною напоён
И вскормлен воздухом Хамелеон,
Что лжет нам переменною окраской.

Дочь ветра, ты – богиня всех влюбленных,
Из легких перьев соткан твой наряд,
Да будет храм открыт для всех подряд,
Как я, Непостоянством окрыленных.

Le Temple de l'Inconstance

Je veux bâtir un temple à l'Inconstance.
Tous amoureux y viendront adorer,
Et de leurs voeux jour et nuit l'honorer,
Ayant leur coeur touché de repentance.

De plume molle en sera l'édifice,
En l'air fondé sur les ailes du vent,
L'autel de paille, où je viendrai souvent
Offrir mon coeur par un feint sacrifice.

Tout à l'entour je peindrai mainte image
D'erreur, d'oubli et d'infidélité,
De fol désir, d'espoir, de vanité,
De fiction et de penser volage.

Pour le sacrer, ma légère maîtresse
Invoquera les ondes de la mer,
Les vents, la lune, et nous fera nommer
Moi le templier, et elle la prêtresse.

Elle séant ainsi qu'une Sibylle
Sur un trépied tout pur de vif argent
Nous prédira ce qu'elle ira songeant
D'une pensée inconstante et mobile.

Elle écrira sur des feuilles légères
Les vers qu'alors sa fureur chantera,
Puis à son gré le vent emportera
Deçà delà ses chansons mensongères.

Elle enverra jusqu'au Ciel la fumée
Et les odeurs de mille faux serments :
La Déité qu'adorent les amants
De tels encens veut être parfumée.

Et moi gardant du saint temple la porte,
Je chasserai tous ceux-là qui n'auront
En lettre d'or engravé sur le front
Le sacré nom de léger que je porte.

De faux soupirs, de larmes infidèles
J'y nourrirai le muable Protée,
Et le Serpent qui de vent allaité
Déçoit nos yeux de cent couleurs nouvelles.

Fille de l'air, déesse secourable,
De qui le corps est de plumes couvert,
Fais que toujours ton temple soit ouvert
A tout amant comme moi variable.

Томас Хейвуд / Thomas Heywood (ок. 1573 – 1641)

Вступление к «Апологии актеров»

Весь мир – театр, подмостки – белый свет,
Актеров Бог и мирозданье множат;
Играет свита королям вослед,
Один – талант, другой – играть не может.
На сцене всякий сам себя найдет,
Здесь явлен человек во всяком нраве:
Вот честный муж с предателем идет –
Тому – почет, а этому – бесславье.
Кто доблестный герой, а кто – подлец,
Кто дворянин, кто шут (и всех смешнее);
Кто жалкий трус, кто удалой храбрец –
У всех есть роль, и все мы лицедеи.
У этой целомудрен каждый шаг,
А эта – развращенная блудница,
Кто хочет замуж, кто – разрушить брак,
В игре нельзя на миг остановиться.
Кто селянин, кто вор, а кто солдат,
Кто горожанин… Мы игру заводим,
Едва на мир направив первый взгляд;
Роль отыграем – и со сцены сходим.
Мир кругл и от театра не далек,
Им не найти сравнения иного;
Светила – к небу поднятый раек,
А в ложе восседает Иегова.
Вознаградить кого настал черед
Иль покарать – решает главный Зритель,
Он верно злым и добрым воздает:
Вот проигравший, вот же – победитель…
Тот, кто меня лишить захочет сцены,
Тот лучше пусть лишает всей вселенной.

From “An Apology for Actors”

The world’s a theater, the earth a stage,
Which God and nature doth with actors fill:
Kings have their entrance in due equipage,
And some there parts play well, and others ill.
The best no better are (in this theater),
Where every humor's fitted in his kinde;
This a true subiect acts, and that a traytor,
The first applauded, and the last confin'd;
This plaies an honest man, and that a knave,
A gentle person this, and he a clowne,
One man is ragged, and another brave:
All men have parts, and each man acts his owne.
She a chaste lady acteth all her life;
A wanton curtezan another playes;
This covets marriage love, that nuptial strife;
Both in continual action spend their dayes:
Some citizens, some soldiers, borne to adventer,
Sheepheards, and sea-men. Then our play's begun
When we are borne, and to the world first enter,
And all finde exits when their parts are done.
If then the world a theater present,
As by the roundnesse it appears most fit,
Built with starre galleries of hye ascent,
In which Jehove doth as spectator sit,
And chiefe determiner to applaud the best,
And their indevours crowne with more then merit;
But by their evill actions doomes the rest
To end disgract, whilst others praise inherit;
He that denyes then theaters should be,
No theater He may as well deny a world to me.

Thomas More / Томас Мор (1478 – 1535)

Две краткие баллады, которые сэр Томас сложил для провождения досуга во время заключения в Тауэре

Баллада первая: на мотив песенки «Любовник Льюис»

Меня ты вкрадчивой улыбкой манишь,
Фортуна, столь приятная на вид!
Но нет, меня при жизни не обманешь,
Хоть твой искус спасение сулит.
Меня один лишь Бог освободит
И доведет до тихого причала –
Но в море бурю встречу я сначала.

Баллада вторая: на мотив песенки «Дейви-игрок»

Я был слугой вам, госпожа Удача,
Все ставил на кон, проигрался в прах.
Теперь о вас я думаю все паче,
О том и сем припомнил я в мечтах;
Переменю я числа на костях,
Сто раз благословив вас непритворно,
Что дали мне досуг вы стихотворный.

Two short Ballads, which Sir Thomas made for his pastime, while he was prisoner in the Tower
First Ballad, to the tune of "Lewis the lost lover."

Eye-flattering Fortune! look thou ne'er so fair,
Or ne'er so pleasantly begin to smile,
As though thou wouldst my ruin all repair,
During my life thou shalt not me beguile;
Trust shall I God to enter in erewhile,
His haven of havens sure and uniform:—
After a calm I still expect the storm.

Second Ballad, to the tune of "Davy the Dicer."

Long was I, Lady Luck, your serving-man,
And now have lost again all that I gat;
When, therefore, I think of you now and then,
And in my mind remember this and that,
Ye may not blame me, though I shrew your cat;
In faith I bless you, and a thousand times,
For lending me some leisure to make rhymes.

Мэри Робинсон / Mary Robinson (1757 – 1800)

Январь 1795 года

Скользко. Кашляет прохожий.
Лорд – в мехах, бедняк – в рогоже,
Ждут гурманы объедений,
Без еды страдает гений.

Всюду особняк просторный,
Всюду вкрадчивый придворный,
Здесь бездушные магнаты
И драчливые солдаты.

Рогоносные супруги,
Театральные потуги,
Стонут на балах девицы,
Стонут бедные в больнице.

Все науки перебиты,
В запустении кредиты,
Верноподданным – невзгоды,
Принцам – браки и разводы.

Без гроша сидят поэты,
Плут мешком гребет монеты,
Крова тщетно ищет нищий,
Скупердяи копят тыщи.

Дарования – в загоне,
Правосудья нет в законе,
Кривда истину дурачит,
Честь и совесть горько плачут.

В ералаш играют дамы,
Гениев бесчестят хамы,
Старушонки молодятся,
Девушки в уме вредятся.

К роскоши стремится всякий,
Много шуму, мало драки,
Престарелы ловеласы,
Юны лорды-лоботрясы.

Живописцы, музыканты,
Лекаря и пасквилянты,
Газетенки, книжки, оды –
Ищет всяк своей угоды.

Дурно воинам живется,
Инвалиды – полководцы,
Школьник, в Марса полон веры,
Шустро лезет в офицеры.

Честный в бедности коснеет,
Воры врут и не краснеют,
Искренность везде презренна,
Хитрость всюду драгоценна.

January, 1795

Pavement slipp’ry, people sneezing,
Lords in ermine, beggars freezing;
Titled gluttons dainties carving,
Genius in a garret starving.

Lofty mansions, warm and spacious;
Courtiers cringing and voracious;
Misers scarce the wretched heeding;
Gallant soldiers fighting, bleeding.

Wives who laugh at passive spouses;
Theatres, and meeting-houses;
Balls, where simp’ring misses languish;
Hospitals, and groans of anguish.

Arts and sciences bewailing;
Commerce drooping, credit failing;
Placemen mocking subjects loyal;
Separations, weddings royal.

Authors who can’t earn a dinner;
Many a subtle rogue a winner;
Fugitives for shelter seeking;
Misers hoarding, tradesmen breaking.

Taste and talents quite deserted;
All the laws of truth perverted;
Arrogance o’er merit soaring;
Merit silently deploring.

Ladies gambling night and morning;
Fools the works of genius scorning;
Ancient dames for girls mistaken,
Youthful damsels quite forsaken.

Some in luxury delighting;
More in talking than in fighting;
Lovers old, and beaux decrepid;
Lordlings empty and insipid.

Poets, painters, and musicians;
Lawyers, doctors, politicians:
Pamphlets, newspapers, and odes,
Seeking fame by diff’rent roads.

Gallant souls with empty purses;
Gen’rals only fit for nurses;
School-boys, smit with martial spirit,
Taking place of vet’ran merit.

Honest men who can’t get places,
Knaves who shew unblushing faces;
Ruin hasten’d, peace retarded;
Candor spurn’d, and art rewarded.

Хуан дель Энсина (1468 – 1529)
Juan del Encina
***
Наедайтесь, напивайтесь,
Будем петь и веселиться,
Ибо завтра вновь поститься.

В честь святого Карнавала
Поперек себя мы шире,
Мы купаться будем в жире,
Наедимся до отвала.
Поступай, как встарь бывало, –
Подобает усластиться,
Ибо завтра вновь поститься.

Славим доброго святого –
Он гоняет голодуху.
Мы устроим праздник брюху –
Завтра ждут мученья снова.
От гуляния такого
Как бы нам не развалиться –
Ибо завтра вновь поститься.

Пьянствуй, Блас, и пей, Бенито,
Пей, Льоренте, пьянствуй, Педро,
Выпей первым, выпей щедро,
Чтоб не спорить нам сердито.
Я люблю, когда налито,
Дай-ка, дай-ка нам напиться,
Ибо завтра вновь поститься.

Мы сегодня будем рады,
Ибо завтра ждет могила,
Ешьте-пейте что есть силы,
Ну а мы проверим стадо,
Но еды не бросим – надо
С полным ртом пешком пуститься,
Ибо завтра вновь поститься.

***
Hoy comamos y bebamos
Y cantemos y holguemos,
Que mañana ayunaremos.
Por honra de sant' Antruejo
Parémonos hoy bien anchos,
Embutamos estos panchos,
Recalquemos el pellejo.
Que costumbre és de concejo
que todos hoy nos artemos,
que mañana ayunaremos.

Honremos a tan buen santo,
Porque en hambre nos acorra,
Comamos a calca porra,
Que mañana hay gran quebranto.
Comamos y bebamos tanto,
Hasta que nos reventemos,
Que mañana ayunaremos.

Tomemos hoy gasajado,
Que mañana viene la muerte,
Bebamos, comamos huerte,
Vámonos cara el ganado.
No perderemos bocado,
Que comiendo nos iremos,
Y mañana ayunaremos.

Beve, Brás, más tú, beneito,
Beva Pedruelo y Lloriente,
Beve tú primeramente,
Quitarnos has deste preito.
En beber bien me deleito,
Daca, daca, beberemos,
Que mañana ayunaremos.

Tomemos hoy gasajado,
Que viene la muerte,
Bebamos, comamos huerte,
Vámonos cara el ganado.
No perderemos bocado,
Que comiendo nos iremos,
Y mañana ayunaremos.

Ги-Шарль Кро (1879 – 1956)

Колыбельная для усопшей

Святая, великая Россия для сна
Закрыла глаза, голубые от льна,
Сырые от неба закрыла глаза, –
Глубока их на солнце была бирюза,
И легла, чтоб заснуть, Россия, – от муки
Скорчив, как мученица, руки.

Говорят, то не смерти покой, – лишь сна.
Но она так бледна и так холодна!
Потому что она всю кровь излила,
Потому что, рожая, она умерла.
Потише! потому что венец здесь из терний.
Потише! потому что всю кровь излила,
И потому что спускается мир вечерний.

Святая, в родах она умерла.
И жизнь зачинается с новой силой.
И тучи, и голуби, птицы и мгла
Летят вперед, летят над могилой.

Но святая, великая Россия для сна
Закрыла глаза, голубые от льна,
Сырые от неба закрыла глаза, –
И закрылась неба для них бирюза.

1924

Перевод с французского С. Пинуса. Публикуется впервые

Лазар де Сельв (ок. 1540 – ок. 1623)

На благовестие корабля Святого Петра (Мк. 6: 47-56)

Да, Церковь кораблем не зря наречена:
Бог – кормчий правит им, премудро направляя;
Вот Вера – парус наш, вот Милость – снасть морская;
Надежда якорем нам в тяготах дана.

Матросы-Пастыри без отдыха и сна
Гребут сквозь море – Мир, где шторм ревет, стеная, –
Вихрь Ересей летит, корабль наш сотрясая,
И кажется, что мы достигнем скоро дна.

О истинный Нептун! Молю, Эол предвечный,
Нам ветер слов святых попутный, а не встречный,
Пошли, подъяв Трезуб, что Троицей реком, –

Утишь сей лютый шквал и усмири ненастье,
И приведи корабль в святую гавань счастья,
В Свой благодатный порт, в родимый Божий дом!

Lazare de Selve (ca. 1540 – ca. 1623)

Sur l'Évangile du Navire de Saint Pierre

Ton Église, Seigneur, est le vaisseau sur mer,
Tu es le vrai pilote, et provident et sage ;
La foi en est le mât, charité le cordage,
Et l'ancre un saint espoir, qui nous vient animer.

Les pasteurs, matelots, ne cessent de ramer,
Le monde est cette mer toute enflée d'orage,
Les erreurs sont les vents, la tempête, et la rage,
Et semble qu'elle soit en danger d'abîmer.

Mais toi, ô vrai Neptune, ô tout-puissant Éole,
Avecques le vent fort de ta sainte parole,
Avecques ton trident, la sainte Trinité,

Apaise tous ces flots, et les change en bonace,
Et conduis cette nef à ton havre de grâce,
À ce port bienheureux de ta sainte cité.

Артём Серебренников о стихотворении

Ги-Шарль Кро (Guy-Charles Cros; 1879 - 1956) - французский поэт, более всего известный как сын эксцентричного «прóклятого поэта» Шарля Кро (1842 - 1888); его собственные стихи сегодня основательно забыты.

Его стихотворение, впервые опубликованное в еженедельнике «Меркюр де Франс» 15 июня 1924 г., перевел Сергей Александрович Пинус (наст. фам. Серапин; 1875 - 1927). Более всего он известен как создатель новаторской и до сих не оцененной по достоинству антологии «Французские поэты. Характеристики и переводы» (1914), доведенной до XVI в. В эмиграции он жил в Болгарии, где редактировал антикоммунистическую газету «Казачьи думы» (София).

В РГАЛИ хранится множество его неизданных переводов из французской поэзии XIX - начала XX в., включая и это впервые публикуемое стихотворение. Оно примечательно как лирический и лишенный политического пафоса отклик на трагедию русской революции, перекликающийся с многими образами и мотивами лирики русского Зарубежья.

Маси́ас Влюбленный (ок. 1340 – ок. 1370)
Macías el Enamorado

О жизни Маси́аса сохранилось очень мало достоверных сведений и очень много романтических преданий. Родом он был, видимо, из г. Падрон в Галисии и жил в середине XIV в.; приписываемые ему песни сохранились как в кастильских, так и в галисийских языковых версиях. Уже к середине XV в. имя Маси́аса обросло легендами, он стал считаться образцом несчастного влюбленного и был прозван «кумиром любовников» и «мучеником любви». В литературных произведениях того времени зафиксированы различные и противоречащие друг другу предания о его жизни и смерти. По одному из самых популярных, Маси́ас был влюблен в жену магистра рыцарского ордена Калатрава; ревнивый муж в наказание заточил его в темницу, а затем пронзил копьем, просунутым в отверстие в стене. Слава Маси́аса дожила до Золотого века испанской литературы – Сервантес упоминал его как идеального влюбленного в «Дон Кихоте», а Лопе де Вега сделал Маси́аса главным героем пьесы «Постоянство до гроба» (Porfiar hasta morir, 1624-28). В состав «Песенника Баэны» (Cancionero de Baena), первого дошедшего до нас рукописного сборника кастильской поэзии (составлен ок. 1445 крещеным евреем Хуаном Альфонсо де Баэна, секретарем короля Хуана II; издан в 1851 г.) включено пять песен, связанных с именем Маси́аса; также ему с разной степенью достоверности приписывается 16 других.

Песнь, которую Маси́ас сложил против Амора и про которую иные трубадуры говорят, что она сложена против короля дона Педро

Ты, Амор, жесток во власти,
Ты в правленьи безрассуден,
Мощен, но не правосуден,
Твой престол готов проклясть я!

Был обижен я судьбою –
Незаслужен был укор,
Потому пришлось, не скрою,
Много бедствовать с тех пор;
Беспощаден ты, Амор,
И невзгоды и печали
Сердце мне одолевали –
Был суров твой приговор.

С императорской короной
Ты – король из королей,
«Прихоти – твои законы»,
В свете нет тебя страшней;
Повелитель всех людей,
Ты – правитель неучтивый,
Раз ты царствуешь спесиво,
Мне не быть среди судей.

Всех мужчин твой меч державный
Держит в горести великой,
Всякой даме благонравной
Стал единым ты владыкой,
Ты возносишь грозной пикой
Только подлость и уродство,
Унижаешь благородство,
Рушишь клятвы в злобе дикой.

Ты мое послушай слово:
Знаю, дерзок ты и смел,
Недруг и тиран суровый,
Двор ты собственный презрел,
Ты – любитель гадких дел:
Низкому даешь дворянство,
В ком есть честь и постоянство –
Смерть тому даешь в удел.

…против короля дона Педро – имеется в виду король Кастилии и Леона Педро I (правил 1350 – 1369), прозванный сначала Жестоким, а впоследствии Справедливым. Его нестабильное, противоречивое и полное бурных событий правление сопровождалось властным произволом и феодальными войнами, в которых была истреблена значительная часть старой кастильской знати.

«Прихоти – твои законы» – аллюзия на старинную испанскую поговорку Adonde van las leyes do quieren reyes («Ведут себя законы по прихоти короны»).

Eſta cantiga fiso Macias contra el amor enpero algunos trouadores disen que la fiso contra el Rey don Pedro

Amor cruel e brioso
mal aya la tu altesa
pues non fases igualesa
seyendo tanto poderoso

Abaxome mi ventura
non por mi mereуcimiento
e por ende la ventura
pusome en gran tormento
amor por tu fallimiento
e por la tu gran cruesa
mi coraçon con tristesa
es puesto en pensamento

Rey eres sobre los Reyes
coronado emperador
“do te plase van tus leyes” 
todos an de ti pauor
e pues eres tal señor
non fases comunalesa
si entiendes que es proesa
non soy ende judgador

So la tu cruel espada
todo ome es en omildança
toda dueña meſurada
en ti deue auer fiança
con la tu briosa lança
ensalças toda vilesa
e abaxas la noblesa
de quien en ti ouo fiança

Ves amor por que lo digo
se que eres cruel e forte
aduersario enemigo
desamador de tu corte
al vil hechas en tal sorte
que por pres le das alteza
quien te sirue en gentilesa
por galardon le das morte

Катрин де Рош (1542 – 1587)
Catherine Des Roches

Песня амазонок

Владыки вселенной,
Грозою военной
Зовем вас на бой;
Храбры и лукавы,
Стяжали мы славу;
Разили мы вражеский строй
В различных краях,
В бессчетных боях
Победной рукой.

Твои взяв уроки,
Мы гоним пороки;
Ты нас, добродетель, веди!
Гаси хладнокровно
Тот пламень любовный,
Что зреет коварно в груди;
Сама красота,
Сама чистота –
Вот наши вожди.

По нашим законам
Мужам, а не женам
Положено прясть;
Кто мерзок и жалок,
Тому возле прялок
Работать – достойная часть.
Вы злитесь на нас?
Ну что ж, сей же час
Извольте напасть!

Оригинал: http://tinyurl.com/zceuzf4

Жан Буше (1476 – ок. 1545)
Jean Bouchet

Баллада ко всем сословиям

Что скажете, епископ, кардинал,
Аббат, кюре, служители Христовы?
Мирянин угнетение познал
От вас, и ущемленья терпит снова,
Не знаете занятия иного;
Из Церкви утекают, как река,
Богатства для набитья кошелька,
И вы живете на широку ногу.
Разделайтесь с грехом – наверняка
Все попадем иль к черту, или к Богу.

О короли! Господь вам поручал
Пасти народ, вам послужить готовый.
Кругом теперь насилье и развал,
Царит грабеж под сению дворцовой.
Дворяне, честь считая пустяковой,
Смеетесь вы – но к вам придет тоска;
Вы, судьи, чья продажная рука
Неправый приговор творит помногу, –
Опомнитесь – беда недалека,
Все попадем иль к черту, или к Богу.

Вы верности являйте идеал,
Селяне, совершая труд суровый,
Средь вас, купцы, пусть не живет нахал,
Что при торговле нарушает слово,
Не знайте искушенья никакого
Набить мошну, взирая свысока
На совесть, что бесчинному мерзка.
Чтоб не прийти к печальному итогу,
В грехах не проводите ни денька –
Все попадем иль к черту, или к Богу.

Принц, время есть одуматься пока;
Настанет смерть, далёка иль близка,
И мы, пришедши к смертному порогу
Одетыми в дерюгу иль в шелка, –
Все попадем иль к черту, или к Богу.

Ballade a tous les etatz

Que pensez vous Euesques, Cardinaulx,
Abbez, Curez, & aultres gens d’Eglise
Que presidez comme les principaulx
Sur les gens laiz par merueilleuse guise,
Chascun de vous auiourdhuy se desguise.
Et de voz biens trop follement vsez:
Des grans tresors de Dieu vous abusez
Et les mettez en pompe reprochable,
Quay qu’il en soit ne vous en excusez,
Il fault aller ou a Dieu ou au Diable.

Roys triumphans,ſeigneurs imperiaulx
Ausquelz la charge est du peuple commise
Compte rendrez de grans tors, griefz & maulx
Qu’on voz subiects par rapine permise.
Tous nobles gens ou vertuz sont soubmise
A votre nom trop ne vous amusez.
Iuges royaulx aux biens tant ne musez
Que faciez trop iustice maniable,
Compte en rendrez; n’ón’en faictes des rusez,
Il fault aller ou a Dieu ou au Diable.

Gens de labeur ne soyez desloyaulx
En labourant voz terres par surprise,
Et vous marchans soyez bons & loyaulx
Sans barat faire en vostre marchandise,
Que de l’argent la folle friandise
Ne trompe aulcun, telz abuz refusez,
Nous serons tous quelque iour accusez
De noz forfaiz,le cas est pitoyable,
Soient doncq de nous,tous pechez recusez,
Il fault aller ou a Dieu ou au Diable.

Prince, pensons sans estre gabusez
Que quand noz iours ſeront par mort vsez,
Dequelque estat que nous soyons, sans fable,
Vestuz d’habits, riches, ou pertusez,
Il fault aller ou a Dieu ou au Diable.

Эсташ Дешан (ок. 1340 – 1404/05)
Eustache Deschamps

Баллада о великой перемене погоды, измельчании всякой твари и грядущем конце света

Жизнь, нравы, годы, времена,
Лесные звери и скоты,
Стихии, земли, племена,
Здоровых лиц и тел черты,
Святые, что душой чисты,
Плод, древо, рыбный водоем,
Колосья, погреба с вином
И днесь родившиеся дети –
Всё угасает с каждым днем,
Всё вырождается на свете.

Зима, и лето, и весна –
Теперь их не узнаешь ты;
Погода днесь искажена.
Грешат обманщики-плуты,
Деньга и должность – их мечты,
Гордыня с завистью кругом,
Разврат и пакость целиком
Поработили земли эти.
Мы светопреставленья ждем –
Всё вырождается на свете.

Христова вера презрена
У нравственной нечистоты,
Господь карает нас сполна –
Живут средь смут и клеветы
И двор, и церковь. Как кнуты,
Потоп, мороз, чума наш дом
Терзают в бешенстве своем,
Пусты амбары, риги, клети…
Свои мы души не блюдем,
Всё вырождается на свете.

Принц, если в толк мы не возьмем,
Что мы давно живем грехом,
Забыв о Божием завете,
И к Богу путь не повернем,
Свою погибель мы найдем –
Всё вырождается на свете.

Balade de la grant mutacion des temps et abreviacion de toute nature et approuchement de fin de monde

Les temps, les ans, les meurs, les gens,
Les bestes et tous animaulx,
Les terres, les quatre elemens,
Les complections corporaulx,
Toutes les vertus cardinaulx,
Les arbres, les fruis, les poissons,
Les prez, les blez, vins et moissons,
Et le genrre en toute nature
Diminuent et les saisons :
Еoute chose se desnature.

Autonpne, yver, esté, printemps
Et tous les climats principaulx,
Du monde varie li temps ;
Trop sont les pechiéz generaulx
D'argent querir, estaz, joyaulx.
Envie, orgueil, detractions
Regnent et dissolucions,
Toute couvoitise et ordure.
La fin de ce monde approuchons :
Toute chose se desnature.

La foy, la loy sont vaxillens
Par noz pechiéz et pour noz maulx.
Met Dieux sur nous guerre et contemps,
En l'eglise, entre les royaulx,
Et envie, pour noz deffaulx ,

Froidures, inundacions,
Pestillences, divisions,
Mortalitéz, famine dure.
Mais pour ce ne nous amendons :
Toute chose se desnature.

Princes, se bien considerons
Noz pechiéz, les pugnicions
Que Dieux envoie a creature,
Devers lui nous amenderons,
Ou autrement tuit perirons :
Toute chose se desnature.

Луис де Гонгора (1561 – 1627)
Luis de Góngora

По старческим немощам чувствует приближение кончины, о которой всякое воздыхание католика

На западе годов, на этом, Лиций,
Пифагорейском промежутке лет
За ложным шагом – лишь паденье вслед,
Вслед за паденьем – в бездне очутиться.

Слабеет шаг? Открой ума зеницы.
Уже земной шатается хребет;
Какой же прахом найденный ответ
Не даст распасться зданью на частицы?

Не просто змеи сбрасывают кожи,
Но с кожами свой век с себя снимают,
А люди – нет. Слеп человечий путь!

О, сколь блажен, кто тяжкий груз на ложе
Из камня сбросив, легкий воздымает,
Чтоб высшему сапфиру вновь вернуть!

Infiere, de los achaques de la vejez, cercano el fin a que católico se alienta

En este occidental, en este, oh Licio,
climatérico lustro de tu vida
todo mal afirmado pie es caída,
toda fácil caída es precipicio.

¿Caduca el paso? Ilústrese el juicio.
Desatándose va la tierra unida;
¿qué prudencia del polvo prevenida
la ruina aguardó del edificio?

La piel no sólo sierpe venenosa,
mas con la piel los años se desnuda,
y el hombre no. ¡Ciego discurso humano!

¡Oh aquél dichoso que, la ponderosa
porción depuesta en una piedra muda,
la leve da al zafiro soberano!

Сцевола де Сент-Март (1536 – 1623)
Scévole de Sainte-Marthe

Поэт и финансист

Любимец муз, мой друг Гарро,
Свое опробовав перо,
Скажи, не глупости ли это –
Мнить, заблуждаясь тяжело,
Что несовместно ремесло
У финансиста и поэта?

Кто так считает, тот, клянусь,
Слыхать не слышал про союз,
Сердечный, дружеский и чистый,
Связавший раз и навсегда
Людей единого труда,
Творца стихов и финансиста.

Они сноровисты вдвоем,
Руками – тот, другой – умом,
И удовольствия их схожи:
Тот солнцем злата увлечен,
Другого манит Аполлон –
Что, в общем-то, одно и то же.

От звуков им покою нет,
Кому – стихов, кому – монет;
Сие не противоположно:
В стихах любовь воспел пиит,
А без экю, что так блестит,
Она подчас и невозможна.

Желанье славы сим двоим
Знакомо. Вожделенно им
Остаться в памяти навечно.
Один палаты возведет
И этим поразит народ,
Другой – поэмой безупречной.

Один деньгам подводит счет,
Другой же свой учет ведет –
Считает стопы со слогами.
Одно лишь расхожденье есть:
Один привык на злате есть,
Другой – богатый лишь долгами.

Гарро, друг другу подсобим,
Различья наши истребим,
Уйдем от крайностей, дружище;
Дорогой шествуя простой,
Придем к средине золотой,
Где счастье выбрало жилище.

Тот солнцем злата увлечен… – в XV – XVI веке на французские экю (золотые монеты) наносилось стилизованное изображение солнца.

Памяти Учителя: https://libfl.ru/ru/news/pamyati-evgeniya-vitkovskogo?fbclid=IwAR30wTmmHPmJfZVdco4GwHfhgr9xBNZxYf7_aSKUSsbG_XOOusJpDwTD7bQ

Эдмунд Болтон (ок. 1575 – ок. 1633)
Edmund Bolton

Палинодия

Как у потока вянет первоцвет,
Как рвутся пузыри в ветрах летучих,
Как над водами меркнет солнца свет,
Как тает снег на мхом поросших кручах,
Так тают, рвутся, гаснут, увядают
Цветы, сиянья, пузыри и снег;
Так слава, пышность, радость, лесть являют
Тщету, непрочность, лживость, краткий век.
Увядший над рекою первоцвет,
Пузырь, разорванный в ветрах летучих,
Над плачущей водой померкший свет
И снег, растаявший на голых кручах,
Собой мирской обозначают клад –
Его тлен, гниль, падение, распад.

Коль снег, собой заполонивши сам
Холмы, что, горделивы как титаны,
Подъяв чело, грозили небесам,
Нагими сделал каменные страны;
Коль пузырек, забавою пустой
Служивший ветру, пролетел, как судно,
Над медленно катившейся волной –
Разбившись, позабавился он чудно;
Коль солнце, истребивши снега след,
Одело пестротой пузырь летучий
И возрастило ранний первоцвет,
И разогнало грозовые тучи, –
То чем же славу, пышность, радость, лесть
Как не сияньем вод, цветов, снегов нам счесть?

A Palinode 
As withereth the primrose by the river,
As fadeth summer's sun from gliding fountains,
As vanisheth the light-blown bubble ever,
As melteth snow upon the mossy mountains:
So melts, so vanishes, so fades, so withers
The rose, the shine, the bubble and the snow
Of praise, pomp, glory, joy – which short life gathers –
Fair praise, vain pomp, sweet glory, brittle joy.
The withered primrose by the mourning river,
The faded summer's sun from weeping fountains,
The light-blown bubble, vanishéd for ever,
The molten snow upon the naked mountains,
  Are emblems that the treasures we up-lay
  Soon wither, vanish, fade and melt away.

For as the snow, whose lawn did overspread
The ambitious hills, which giant-like did threat
To pierce the heaven with their aspiring head,
Naked and bare doth leave their craggy seat;
Whenas the bubble, which did empty fly
The dalliance of the undiscernéd wind,
On whose calm rolling waves it did rely,
Hath shipwreck made, where it did dalliance find;
And when the sunshine, which dissolved the snow,
Coloured the bubble with a pleasant vary,
And made the rathe and timely primrose grow,
Swarth clouds withdrawn (which longer time do tarry) –
  Oh, what is praise, pomp, glory, joy, but so
  As shine by fountains, bubbles, flowers or snow?

ЖАН-БАТИСТ ШАССИНЬЕ
(ок.1571– 1635)

* * *
Подумай, смертный: вдруг чужим предстанет взорам
В могильнике твой труп, обглоданный червем,
Лишенный плоти, жил и членов; костяком
Соделаешься ты, всем выжившим укором.

Без тканей, мяса, мышц, небесным приговором
Казненный, ты лежишь, и тлеющим глазком
Навыворот глядишь. Телесный скорбный дом
Стал пропитанием опарышам-обжорам.

Повсюду сеет вонь разорванный живот,
Отрава мерзкая по воздуху плывет,
А нос изъеденный на голове зияет.

Существования познав неполноту,
На Бога уповай, считая за тщету
Все те дела, что нас с тобой не умудряют.

Jean-Baptiste CHASSIGNET

Mortel pense quel est dessous la couverture
D’un charnier mortuaire un cors mangé de vers,
Descharné, desnervé, où les os descouvers,
Depoulpez, desnouez, delaissent leur jointure :

Icy l’une des mains tombe de pourriture,
Les yeux d'autre costé destournez à l’envers
Se distillent en glaire, et les muscles divers
Servent aux vers goulus d’ordinaire pasture :

Le ventre deschiré cornant de puanteur
Infecte l’air voisin de mauvaise senteur,
Et le né my-rongé difforme le visage ;

Puis connoissant l’estat de ta fragilité,
Fonde en Dieu seulement, estimant vanité
Tout ce qui ne te rend plus sçavant et plus sage.

Франсуа де Малерб (1555 – 1628)
François de Malherbe

Сонет на смерть сына

Мой сын воспринял смерть, покинул дом телесный, –
Я так его любил, он был душой высок;
Не стану я хулить мой беспощадный рок,
Ведь смерть для каждого – конец давно известный.

Зато двоих воров и их разбой бесчестный,
В котором отпрыск мой бессильно изнемог,
Не в силах я забыть; от боли и тревог
Измучена душа, и скорбь ее уместна.

Взгляни же, мой Господь; ты видишь – потому,
Что исцеленья нет мученью моему,
К тебе я праведно взываю я об отмщеньи,

И вера в правый суд во мне все горячей;
Карай, Спаситель мой, свершивших преступленье:
Ведь это – сыновья голгофских палачей.

Sonnet sur la mort de son fils

Que mon fils ait perdu sa dépouille mortelle,
Ce fils qui fut si brave, et que j’aimai si fort,
Je ne l’impute point à l’injure du sort,
Puis que finir à l’homme est chose naturelle.

Mais que de deux marauds la surprise infidèle
Ait terminé ses jours d’une tragique mort,
En cela ma douleur n’a point de réconfort,
Et tous mes sentiments sont d’accord avec elle.

Ô mon Dieu, mon Sauveur, puisque par la raison
Le trouble de mon âme était sans guérison,
Le vœu de ma vengeance est un vœu légitime,

Fais que de ton appui je sois fortifié :
Ta justice t’en prie, et les auteurs du crime
Sont fils de ces bourreaux qui t’ont crucifié.