Подборка из гиперборейских сонетов в журнале Союза писателей Москвы: http://soyuzpisateley.ru/publication.php?id=1555

Подлинное кредо т.н. реализма содержится не в умствованиях парижских доктринеров 1840-х гг., о которых уж никто и не вспомнит, а в следующем хадисе (он же бонмо) Чехова, переданном Куприным:

«Зачем это писать… что кто-то сел на подводную лодку и поехал к Северному полюсу искать какого-то примирения с людьми, а в это время его возлюбленная с драматическим воплем бросается с колокольни? Все это неправда, в действительности этого не бывает. Надо писать просто: о том, как Петр Семенович женился на Марье Ивановне. Вот и все».

И реалистическое пленение русской словесности все никак не закончится.

Конечно, сейчас не времена "Русского богатства", но спроси любого благо- и не очень намеренного литератора, и услышишь очередную вариацию того, что Великий Русский Роман может быть только про брак Петра Семеновича и Марьи Ивановны, а подводные лодки и прочую чепуху нужно непременно отдать на откуп детям и иноземцам.

И, как говорили безымянные англосаксонские мудрецы, this is why we can't have nice things.

Мэри Робинсон / Mary Robinson (1757 – 1800)

Январь 1795 года

Скользко. Кашляет прохожий.
Лорд – в мехах, бедняк – в рогоже,
Ждут гурманы объедений,
Без еды страдает гений.

Всюду особняк просторный,
Всюду вкрадчивый придворный,
Копят золото магнаты
Кровью платят долг солдаты.

Рогоносные супруги,
Театральные потуги,
Стонут на балах девицы,
Стонут бедные в больнице.

Все науки перебиты,
В запустении кредиты,
Верноподданным – невзгоды,
Принцам – браки и разводы.

Без гроша сидят поэты,
Плут мешком гребет монеты,
Крова тщетно ищет нищий,
Скупердяи копят тыщи.

Все художества – в загоне,
Правосудья нет в законе,
Кривда истину дурачит,
Честь и совесть горько плачут.

В ералаш играют дамы,
Дарованья топчут хамы,
Старушонки молодятся,
Девушки в уме вредятся.

К роскоши стремится всякий,
Много шуму, мало драки,
Престарелы ловеласы,
Юны лорды-лоботрясы.

Живописцы, музыканты,
Лекаря и пасквилянты,
Газетенки, книжки, оды –
Ищут все своей угоды.

Дурно воинам живется,
Инвалиды – полководцы,
Школьник, в Марса полон веры,
Шустро лезет в офицеры.

Честный в бедности коснеет,
Воры врут и не краснеют,
Искренность везде презренна,
Хитрость всюду драгоценна.

January, 1795

Pavement slipp’ry, people sneezing,
Lords in ermine, beggars freezing;
Titled gluttons dainties carving,
Genius in a garret starving.

Lofty mansions, warm and spacious;
Courtiers cringing and voracious;
Misers scarce the wretched heeding;
Gallant soldiers fighting, bleeding.

Wives who laugh at passive spouses;
Theatres, and meeting-houses;
Balls, where simp’ring misses languish;
Hospitals, and groans of anguish.

Arts and sciences bewailing;
Commerce drooping, credit failing;
Placemen mocking subjects loyal;
Separations, weddings royal.

Authors who can’t earn a dinner;
Many a subtle rogue a winner;
Fugitives for shelter seeking;
Misers hoarding, tradesmen breaking.

Taste and talents quite deserted;
All the laws of truth perverted;
Arrogance o’er merit soaring;
Merit silently deploring.

Ladies gambling night and morning;
Fools the works of genius scorning;
Ancient dames for girls mistaken,
Youthful damsels quite forsaken.

Some in luxury delighting;
More in talking than in fighting;
Lovers old, and beaux decrepid;
Lordlings empty and insipid.

Poets, painters, and musicians;
Lawyers, doctors, politicians:
Pamphlets, newspapers, and odes,
Seeking fame by diff’rent roads.

Gallant souls with empty purses;
Gen’rals only fit for nurses;
School-boys, smit with martial spirit,
Taking place of vet’ran merit.

Honest men who can’t get places,
Knaves who shew unblushing faces;
Ruin hasten’d, peace retarded;
Candor spurn’d, and art rewarded.

Джон Барлас / John Barlas (1860 – 1914)

Женщина-кошка

Окрас ее волос – желтее серы,
И синим пламенем пылает взгляд;
Не знаю как, глаза ее блестят,
Души ее горящие кальдеры.

Зрачок то сужен, то обширней сферы,
Она, как мышек, ловит всех подряд,
Я знаю – коготки мне смерть сулят,
Но нежно-бархатны ее манеры.

Как леопард, мурчит, заслышав лесть,
Рычит, коль ей успеешь надоесть,
Любовника сжать лапами стремится.

И кажется – от пищи и вина
Лоснится или ластится она,
Как юная играющая львица.

The Cat-Lady

Her hair is yellow as sulphur, and her gaze
As brimstone burning blue and odorous:
I know not how her eyes came to be thus
But I do think her soul must be ablaze:

Their pupils wane or wax to blame or praise;
As a cat watches mice, she watches us;
And I am sure her claws are murderous,
So feline are her velvet coaxing ways.

She purrs like a young leopard soothed and pleased
At flattery; so too turns and snarls when teased,
And pats her love like a beast of prey.

I fancy too that over wine and food
Her saffron hair turns tawny and grand her mood—
She broods like a young lioness of play.

Томас Уортон / Thomas Warton (1728 – 1790)

На круглый стол короля Артура в Уинчестере

Там, где норманнский замок гордый свод
Подъемлет ввысь над ровом травянистым,
Где мох покров обломкам дал кремнистым,
Где в наготе руина восстает, –
Там древней памяти висит оплот –
Стол ветхого Артура. Неким бриттом
Нанесены на круге знаменитом
Прозванья тех, чья слава все живет.
Пусть песней колдовской друидов племя
Стол возвело средь этих древних стен –
Возмездие творит волшебник Время
И медленно стирает след письмен,
Но Спенсер рыцарей воспел в поэме –
И впредь им жить, забыв про смерть и тлен.

On King Arthur's Round Table at Winchester

Where Venta's Norman castle still uprears
Its rafter'd hall, that o'er the grassy foss,
And scatter'd flinty fragments clad in moss,
On yonder steep in naked state appears;
High-hung remains, the pride of war-like years,
Old Arthur's board: on the capacious round
Some British pen has sketch'd the names renown'd,
In marks obscure, of his immortal peers.
Though join'd by magic skill, with many a rhyme,
The Druid frame, unhonour'd, falls a prey
To the slow vengeance of the wizard Time,
And fade the British characters away;
Yet Spenser's page, that chants in verse sublime
Those chiefs, shall live, unconscious of decay.

Иногда вашего покорного слугу спрашивают - почему я не перевожу английскую поэзию «поновее»? Ответ выглядит примерно так:

Джон Донн (1572 – 1631)
John Donne

Из «Священных сонетов»

X.

Смерть, не гордись, что средь твоих имён
Есть «Мощь» и «Ужас». Нет, ты не такая.
И ты, чужой погибели алкая,
Не гибни, бедная, – я защищён.

Приятен людям твой прообраз – сон,
А значит, сладость есть в тебе двойная,
И лучшие спешат, тебя встречая,
Избавить дух и остов от бремён.

Фортуны, трона, злых людей рабыня,
Ты – там, где мор, война, раздор и яд,
А если мак иль зелье усыпят
Надежнее тебя – к чему гордыня?

День будет вечным за мгновеньем сна.
Тогда ты будешь, Смерть, умерщвлена.

From the Holy Sonnets.

X.

Death, be not proud, though some have called thee
Mighty and dreadful, for thou art not so;
For those whom thou think'st thou dost overthrow
Die not, poor Death, nor yet canst thou kill me.
From rest and sleep, which but thy pictures be,
Much pleasure; then from thee much more must flow,
And soonest our best men with thee do go,
Rest of their bones, and soul's delivery.
Thou art slave to fate, chance, kings, and desperate men,
And dost with poison, war, and sickness dwell,
And poppy or charms can make us sleep as well
And better than thy stroke; why swell'st thou then?
One short sleep past, we wake eternally
And death shall be no more; Death, thou shalt die.

Уильям Данбар / William Dunbar (ок. 1460 – ок. 1520)

Похвала Лондону

Ты, Лондон, уникум из городов,
Царь поселений, в пышность облачен!
Сей гордый град превознести готов
Всегда и лорд, и рыцарь, и барон,
Прекрасных дам прекрасный легион,
В священном облачении прелат,
Купец, что золотом не обделен…
Цветущий Лондон – величайший град!

Возрадуйся, о чудо всей земли!
Когда-то ты прозвался Новой Троей,
Тебя державным градом нарекли,
В тебе обитель радости устроя;
Не сыщется обилие такое,
Тебя в ремеслах разных не затмят
Все грады со времен потопа Ноя,
Цветущий Лондон – величайший град!

Смарагд веселья и любовный лал,
Алмаз могучий доблести святой,
Подобный Трое силы идеал,
Ты – стольных градов роза и левкой,
Град-император, славен скипетр твой,
Венец твой царский восхищает взгляд,
Край радостей и новый рай земной,
Цветущий Лондон – величайший град!

Река твоя гремит по всей вселенной,
И вод ее на свете нет милей,
Ее теченье окружили стены,
Там стаи белоснежных лебедей,
Там лодки, разных полные снастей,
Суда морские, в каждом – целый клад…
Всем градам град, всех городов сильней
Цветущий Лондон – величайший град!

Вот высится твой мост белоколонный,
Где торжище обширное кипит,
И не один здесь рыцарь, облаченный
В златые цепи, шелк и аксамит.
Здесь горделивый Тауэр стоит,
Что Цезарь строил много лет назад;
Как Марсов храм он будет знаменит,
Цветущий Лондон, величайший град!

Несокрушимы стены крепостные,
Премудр живущий среди них народ,
Реки прекрасны берега крутые,
И колокольный звон над ней плывет.
Казне купцов твоих потерян счет,
У них прекрасны жены все подряд
И девы, целомудрия оплот,
Цветущий Лондон – величайший град!

Твой мэр таков, что все его прениже,
В руках он держит правосудья меч.
В Венеции, Флоренции, Париже
Для власти этой нет достойных плеч.
Веду к тебе, правитель правый, речь:
Ты кормчий, сокрушитель всех преград,
Не мэр, но мэтр, назначенный беречь
Цветущий Лондон – величайший град!

Оригинал: https://englishverse.com/poems/in_honour_of_the_city_of_london

Карл Орлеанский (1394 – 1465)
Charles d'Orléans

***
В день Валентина мне принес рассвет
Зажженное лампадное сиянье,
В покои мне он тайный свой привет
Прислал, и это светлое посланье
Развеяло мой сон порою ранней,
Которым ночью был я изможден;
Раскрыл глаза я, утром пробужден,
На жестком ложе cкорбного мечтанья.

Чтоб разделить в любви трофей побед,
Пернатые устроили собранье,
И на своей латыни тот совет
Держа, с Природы требовали дани –
Хотели, чтобы парой по желанью
Был каждый равноправно наделен.
От криков тех меня покинул сон
На жестком ложе cкорбного мечтанья.

Не вынеся своих невзгод и бед,
На ложе предавался я рыданью.
Изрек я: «Птицы, вам преграды нет,
Вам всюду радость, счастье, ликованье,
Известно вам любовное слиянье.
Коварной Смертью я жены лишен,
И мне остались только боль и стон
На жестком ложе cкорбного мечтанья».

В день Валентина – страстные лобзанья,
С душой любимой всяк соединен;
Один лишь я простерт и удручен
На жестком ложе cкорбного мечтанья.

Le beau souleil, le jour saint Valentin,
Qui apportoit sa chandelle alumee,
N'a pas longtemps entra un bien matin
Priveement en ma chambre fermee.
Celle clarté qu'il avoit apportee,
Si m'esveilla du somme de soussy
Ou j'avoye toute la nuit dormy
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee.

Ce jour aussi, pour partir leur butin
Les biens d'Amours, faisoient assemblee
Tous les oyseaulx qui, parlans leur latin,
Crioyent fort, demandans la livree
Que Nature leur avoit ordonnee
C'estoit d'un per* comme chascun choisy.
Si ne me peu rendormir, pour leur cry,
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee.

Lors en moillant de larmes mon coessin
Je regrettay ma dure destinee,
Disant : " Oyseaulx, je vous voy en chemin
De tout plaisir et joye desiree.
Chascun de vous a per qui lui agree,
Et point n'en ay, car Mort, qui m'a trahy,
A prins mon per dont en dueil je languy
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee. "

ENVOI

Saint Valentin choisissent ceste annee
Ceulx et celles de l'amoureux party.
Seul me tendray, de confort desgarny,
Sur le dur lit d'ennuieuse pensee.

Андреас Грифиус (1616 – 1664)
Andreas Gryphius

Слезы отчизны в лето 1636-ое

Полнее полного у нас опустошенье!
Здесь ярость солдатни, военных труб раскат,
Здесь чревобесный меч, грохочущий снаряд,
Припасов и трудов разбойное лишенье.

На башнях здесь пожар и в церкви разрушенье,
Близ ратуши мужи изрублены лежат,
Бесчестят девушек, и все, что видит взгляд, –
Пожар, чума и смерть. Дух с сердцем – в сокрушеньи.

Кровь свежая течет сквозь град и через ров
Уж трижды по шесть лет, и у речных валов
Поток запрудили гниющих тел громады.

Но умолчу о том, что гибели страшней,
Ужасней голода, болезней и огней:
Разграблены дотла даров духовных клады.

Thränen des Vaterlandes / Anno 1636

Wir sind doch nunmehr ganz, ja mehr denn ganz verheeret!
Der frecher Völker Schar, die rasende Posaun,
Das vom Blut fette Schwert, die donnernde Karthaun
Hat aller Schweiß und Fleiß und Vorrat aufgezehret.

Die Türme stehn in Glut, die Kirch ist umgekehret,
Das Rathaus liegt im Graus, die Starken sind zerhaun,
Die Jungfraun sind geschänd't, und wo wir hin nur schaun,
Ist Feuer, Pest und Tod, der Herz und Geist durchfähret.

Hier durch die Schanz und Stadt rinnt allzeit frisches Blut.
Dreimal sind's schon sechs Jahr, als unsrer Ströme Flut,
Von Leichen fast verstopft, sich langsam fortgedrungen.

Doch schweig' ich noch von dem, was ärger als der Tod,
Was grimmer denn die Pest und Glut und Hungersnot:
Daß auch der Seelen Schatz so vielen abgezwungen.

Александр Блок, 1907 г.

О, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!

Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха — позорного нет!

Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздражала, пьянила весна!

Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томления рабьих трудов!

И встречаю тебя у порога —
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем Бога
На холодных и сжатых губах…

Перед этой враждующей встречей
Никогда я не брошу щита…
Никогда не откроешь ты плечи…
Но над нами — хмельная мечта!

И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель — я знаю —
Всё равно: принимаю тебя!

Джулия Уорд Хау (1819 – 1910)
Julia Ward Howe

БОЕВОЙ ГИМН РЕСПУБЛИКИ

Господь грядет во славе, это взор провидит мой:
Он в давильне гроздья гнева сокрушит Своей стопой,
Страшный меч Его сверкает, словно сполох грозовой,
Он с истиной грядет.

Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Он с истиной грядет.

Вижу: Он – в кострах дозорных сотни ратных лагерей,
Там Ему в росе вечерней много служит алтарей,
Приговор Его прочту я в мутном свете фонарей:
День Господа грядет.

Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
День Господа грядет.

Вот горящее посланье нам Господь на стали шлет:
«Кто воздаст врагам Господним, тем воздастся в их черед,
Пусть Герой, женой рожденный, змия голову сотрет,
Ведь к нам Господь грядет».

Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Ведь к нам Господь грядет.

Божьи трубы отступленья не протрубят никогда,
Он просеет наши души в предварении Суда,
Мчи, душа, навстречу Богу, устремляйся же туда!
Уже Господь грядет.

Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Уже Господь грядет.

Зá морем средь белых лилий Божий Сын пришел в наш дом,
Нас с тобой преображая искупительным огнем,
Умер Он, спасая души, – за свободу мы умрем,
Пока Господь грядет.

Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Славься, славься, аллилуйя!
Пока Господь грядет.

1862

BATTLE HYMN OF THE REPUBLIC

Mine eyes have seen the glory of the coming of the Lord;
He is trampling out the vintage where the grapes of wrath are stored;
He hath loosed the fateful lightning of His terrible swift sword:
His truth is marching on.

(Chorus)
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
His truth is marching on.

I have seen Him in the watch-fires of a hundred circling camps,
They have builded Him an altar in the evening dews and damps;
I can read His righteous sentence by the dim and flaring lamps:
His day is marching on.

(Chorus)
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
His day is marching on.

I have read a fiery gospel writ in burnished rows of steel:
"As ye deal with my contemners, so with you my grace shall deal";
Let the Hero, born of woman, crush the serpent with his heel,
Since God is marching on.

(Chorus)
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Since God is marching on.

He has sounded forth the trumpet that shall never call retreat;
He is sifting out the hearts of men before His judgment-seat;
Oh, be swift, my soul, to answer Him! Be jubilant, my feet!
Our God is marching on.

(Chorus)
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Our God is marching on.

In the beauty of the lilies Christ was born across the sea,
With a glory in His bosom that transfigures you and me.
As He died to make men holy, let us die to make men free,
While God is marching on.

(Chorus)
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
Glory, glory, hallelujah!
While God is marching on.

1862

https://www.youtube.com/watch?v=Jy6AOGRsR80

Пьер Мотен (1566 – 1612)

Медитация на слова «Воспомни, что ты прах»

Ты – прах. Воспомни это слово,
Ты скоро прахом станешь снова
В глубинах смертной черноты,
Там для тебя земля готова,
И в землю обратишься ты.

Везде недуг тебя достанет,
Все члены тела он изранит,
Раскалывая болью лоб,
Глаза он пеленой туманит
И в довершенье сводит в гроб.

Беда грозит в войне и в мире,
И на земле, и в водной шири,
Беда грозит тебе везде,
И все, что есть в подлунном мире,
Во всякий час живет в беде.

В одних страданьях век наш прожит,
Невзгоды нас все время гложут,
Самомалейшая беда
Одной своею силой может
Лишить нас жизни навсегда.

Вослед страданьям претерпленным,
Навек от жизни отрешенным
Твой неподвижный ляжет труп,
Без цвета в лике искаженном,
Без краски в искривленьях губ.

Священники с тобою рядом
Споют за горестным обрядом;
Одета в саван из холста,
Плоть смертная, объята хладом,
Во гробе будет заперта.

При факелах во тьме полночной
Придут родные в час урочный
И, черной ризой облечась,
Душе мятежной и непрочной
Долг воздадут в последний час.

Затянет очи тьмою мглистой,
Язык твой, некогда речистый,
Сгниет и обратится в прах,
А вместо пудры, столь душистой,
Жить будут черви в волосах.

Все твари, что кишат в подземье,
Гадюк и жаб гнилое семя,
Вся гнусь, что падалью живет, –
Нагрянет мерзостное племя
Тебе на грудь и на живот.

Твоих грехов набор злосчастный
Осудит верно беспристрастный
И неподкупный Судия,
И поглотит тебя ужасный
Разверстый зев небытия.

Душа, восхищена поспешно
Туда, где осуждаем грешный,
Где суд суров и справедлив,
Дрожа, угаснет безутешно,
Погибель тела упредив.

Méditation sur le Memento homo

Souviens-toi que tu n'es que cendre
Et qu'il te faut bien descendre
Dans le fond d'un sépulcre noir,
Où la terre te doit reprendre
Et la cendre te recevoir.

La moindre fièvre survenue,
Qui dans tes veines continue
Te viendra troubler le cerveau,
Couvrira tes yeux d'une nue
Et t'enverra dans le tombeau.

Le péril te suit à la guerre,
Dessus la mer, dessus la terre ;
Le péril te suit en tous lieux,
Et tout ce que le monde enserre
Vit en péril dessous les cieux.

Des hommes la maudite vie
À mille maux est asservie,
Dont le moindre est assez puissant
Pour arracher l'âme et la vie
Hors de notre corps languissant.

Puis après la mort endurée,
De ta dépouille demeurée
Les membres seront sans chaleur
Et ta face défigurée,
Et tes deux lèvres sans couleur.

Des prêtres la triste cohorte
Viendra chanter devant ta porte,
Un drap de morts et un linceul
Couvriront ta charogne morte,
Prisonnière dans un cercueil.

Les torches luiront par la rue,
Et des tiens la troupe accourue,
Couverte d'un long habit noir,
A ton âme mal secourue
Payeront le dernier devoir.

Alors la prunelle offusquée,
La langue qui s'est tant moquée,
Et ta peau cendre deviendront,
Et au lieu de poudre musquée,
Les vers dans ton poil se tiendront.

Tout ce qui dans terre chemine
De puanteur et de vermine,
Mille crapauds, mille serpents,
Iront sur ta morte poitrine
Et dessus ton ventre rampant.

La main de ton juge équitable
À ton offense détestable
Sa justice fera sentir,
Un grand abîme épouvantable
S'entr'ouvrira pour t'engloutir.

Ton âme de nul consolée,
Qui cependant sera volée
Où l'on juge en dernier ressort,
Toute tremblante et désolée
Mourra de peine après ta mort.

Эсташ Дешан (ок. 1340 – 1404/05)
Eustache Deschamps

Баллада на смерть Бертрана дю Геклена

О, корень чести и бесстрашья древо,
Воитель, наделенный сердцем льва,
Отрада короля и королевы,
В сраженьях знавший только торжества,
Мудрейший воин, рыцарей глава,
Сразивший всех врагов на поле брани,
Орудуя мечом в могучей длани, –
Никто с тобою не сумел сравниться.
Наденем траур, плача о Бертране,
Цвет рыцарства, оплакивай гробницу!

Бретань, начни с печального напева,
Нормандия, скажи ему слова
Прощанья; хоронить идите все вы,
Овернь, Гиень и Лангедок. Сперва
Да вспомнится старинная молва,
Взываю к Пикардии и Шампани
Об Аретузе не забыть преданий –
Водою став, пролейтесь вы в слезницу.
Всем ныне сводит сердце от рыданий.
Цвет рыцарства, оплакивай гробницу!

Воители! На вас не знал он гнева,
Признайте же за ним права родства:
Бертрану полюбились на войне вы,
Он вас детьми не называл едва.
Геклен погиб – душа его жива,
Теперь о нем молитесь, христиане, –
Пусть тот, кто столько совершил деяний,
В селениях небесных водворится.
Померкнул светоч доблестных дерзаний.
Цвет рыцарства, оплакивай гробницу!

Ballade sur le trépas de Bertrand Du Guesclin

Estoc d'honneur et arbre de vaillance,
Cœur de lion épris de hardement,
La fleur des preux et la gloire de France,
Victorieuux et hardi combattant,
Sage en vos faits et bien entreprenant,
Souverain homme de guerre,
Vainqueur de gens et conquéreur de terre,
Le plus vaillant qui onques fut en vie,
Chacun pour vous doit noir vêtir et querre :
Pleurez, pleurez, fleur de chevalerie.

O Bretagne, pleure ton espérance,
Normandie, fais son enterrement,
Guyenne aussi, et Auvergne or t'avance,
Et Languedoc, quier lui son monument.
Picardie, Champagne et Occident
Doivent pour pleurer aquerre
Tragédiens, Aréthusa requerre
Qui en eaue fut par pleur convertie,
Afin qu'à tous de sa mort le cœur serre :
Pleurez, pleurez, fleur de chevalerie.

Hé! gens d'armes, ayez en remembrance
Votre père - vous étiez ses enfants -
Le bon Bertrand, qui tant eut de puissance,
Qui vous aimait si amoureusement;
Guesclin priait : priez dévotement
Qu'il puist paradis conquerre;
Qui deuil n'en fait et qui ne prie, il erre,
Car du monde est la lumière faillie :
De tout honneur était la droite serre :
Pleurez, pleurez, fleur de chevalerie.

Уилфред Оуэн (1893 - 1918)
Wilfred Owen

1914

Пришла война. Пора Зимы грядет,
И мы – в мертвящем мраке посредине.
Тот мерзкий вихрь, что начался в Берлине,
По всей Европе яростно метет
И паруса прогресса в клочья рвет.
Поэзия скорбит. Любви нет ныне.
Скудеют мысль и чувство, и в пустыне
Зерном осенним род людской гниет.

Весна в Элладе юной отцвела,
И Лето просияло славой Рима,
Торжественно прошла и Осень мимо,
Плодами изобилья тяжела,
И вот – Зима. Чтоб видеть всход Весны,
Посев мы кровью оросить должны.

1914

War broke: and now the Winter of the world
With perishing great darkness closes in.
The foul tornado, centred at Berlin,
Is over all the width of Europe whirled,
Rending the sails of progress. Rent or furled
Are all Art's ensigns. Verse wails. Now begin
Famines of thought and feeling. Love's wine's thin.
The grain of human Autumn rots, down-hurled.

For after Spring had bloomed in early Greece,
And Summer blazed her glory out with Rome,
An Autumn softly fell, a harvest home,
A slow grand age, and rich with all increase.
But now, for us, wild Winter, and the need
Of sowings for new Spring, and blood for seed.

Свой канал в ТГ завел замечательный поэт и переводчик Ярослав Старцев, подвижник переложения средневековой французской поэзии, давний мой соработник по многим поэтическим трудам и, конечно, замечательный человек. Всех своих подписчиков - прошу его любить и жаловать.

Отон де Грансон (1340/1350-1397)
Баллада

В желудке холод, лёгкие горят,
Бурлива кровь, кипение в мозгу -
Но лекарь сей недуг поймёт навряд,
А я тоски никак не избегу:
Заноза в сердце гнёт меня в дугу,
Из-за неё тревога и мученья,
И врач не в силах отыскать леченья -
Мол, утром сменит свет ночную смоль.
Но, день за днём, не видно улучшенья:
Страдает разум, оттого и боль.

Порочный сызмальства аристократ,
Клевреты, - те, что у него в долгу,
Бесчинно мою отчину зорят,
Меня честят как подлого слугу -
Бог даст, и брошу вызов я врагу.
Давно готов явиться для сраженья,
Но им судья не выпишет решенья,
И тягостна мне жалкая юдоль,
В которой лишь неправые лишенья -
Страдает разум, оттого и боль.

Твой суд, Господь, не знает сих преград,
И перед ним я верно не солгу.
Ты милостив, Ты справедлив и свят,
Твоим судом болезнь превозмогу,
Твоим леченьем не пренебрегу -
Ты ведаешь людские прегрешенья,
И мир людской, и тяжесть искушенья,
Прибегнуть к помощи Твоей позволь,
И не отвергни моего прошенья -
Страдает разум, оттого и боль.