Луи д’Эпинэ д’Этелан (1604 – 1644)
Louis d’Épinay d’Ételan

К зеркалу

О зеркало, тобой написанный портрет
Движениям моим сопутствует всечасно.
Изображение правдиво, но безгласно,
Оно бы ожило – лишь дара речи нет.

В тебя я загляну – и на лице в ответ
Изобразишь ты мне все страсти беспристрастно.
Меняется мой нрав, мой облик – ты прекрасно
Запечатлеешь их, за мной идя след в след.

Художника рука тяжелыми трудами
Картины создает, работая годами;
Пройдет один лишь миг – портрет уже несхож.

Блестящий портретист! В изысканном убранстве
Ты точный образ мой мгновенно создаешь,
Тождественный себе в своем непостоянстве.

Sur un miroir

Miroir, peintre et portrait qui donnes, qui reçois,
Qui portes en tous lieux avec toi mon image,
Qui peux tout exprimer, excepté le langage,
Et pour être animé n’as besoin que de voix,

Tu peux seul me montrer, quand chez toi je me vois,
Toutes mes passions peintes sur mon visage ;
Tu suis d’un pas égal mon humeur et mon âge,
Et dans leurs changements jamais ne te déçois.

Les mains d’un artisan au travail obstinées
Ne font péniblement que dans plusieurs années
Un portrait qui ne peut ressembler qu’un instant :

Mais toi, peintre brillant, ton art inimitable
Offre sans nul effort un ouvrage inconstant,
Qui ressemble toujours et n’est jamais semblable.

Франсиско де Альдана (1537 – 1578)

***
Картины не увидишь здесь иной:
Лишь в битву устремленная ватага,
Лишь алая струящаяся влага,
Что в зелени разлита травяной.

Как сладок звук, когда наперебой
Кричат: «Рази, Испания! Сантьяго!»;
Без аромата не ступить и шага –
Горелой серой пахнет этот бой.

Вкус отмирает в пересохшей глотке,
Немеет осязанье, обнаружа
Трофей из пораженных сталью тел:

Костей и плоти рваные ошметки,
Разбитые доспехи… Здесь – для мужа
Единственно желаемый удел!

Francisco de Aldana

***
Otro aquí no se ve que, frente a frente,
animoso escuadrón moverse guerra,
sangriento humor teñir la verde tierra
y tras honroso fin correr la gente.

Este es el dulce son que acá se siente:
“¡España, Santïago, cierra, cierra!”
y por süave olor, que el aire atierra,
humo que azufre da con llama ardiente.

El gusto envuelto va tras corrompida
agua, y el tacto sólo apalpa y halla
duro trofeo de acero ensangrentado,

hueso en astilla, en él carne molida,
despedazado arnés, rasgada malla:
¡oh sólo de hombres digno y noble estado!

Эдмунд Спенсер (1552 – 1599)
Edmund Spenser

LXXX

Я долго мчался через фейный край,
Поэмы завершил уже шесть книг;
Собраться с силами, читатель, дай,
Раз середины я уже достиг.
И, отдохнув от тяжкого труда,
Вновь вырвусь я на волю из оков,
Как резвый конь, помчусь я вскачь тогда,
Приняться за дальнейший труд готов.
Ну а пока мой замысел таков:
Вкушая сладкий плен, любимой петь,
И, воспаряя на крылах стихов,
Небесный лик ее всечасно зреть.
Но скудную хвалу пошлю я ей,
Прислужнице у Королевы Фей.

Сонет посвящен завершению работы над VI книгой эпической поэмы “Королева Фей”; замысел поэта написать еще шесть книг остался неосуществленным.

LXXX

After so long a race as I have run
Through Faery land, which those six books compile,
give leave to rest me being halfe fordonne,
and gather to my selfe new breath awhile.
Then as a steed refreshed after toyle,
Out of my prison I will breake anew:
and stoutly will that second worke assoyle,
with strong endevour and attention dew.
Till then give leave to me in pleasant mew,
to sport my muse and sing my loves sweet praise:
the contemplation of whose heavenly hew,
my spirit to an higher pitch will rayse.
But let her prayses yet be low and meane,
fit for the handmayd of the Faery Queene.

Уильям Шекспир (1564 – 1616)

Сонет 18

Сравненья с летним днем ​​желаешь ты?
Но летних дней милее ты и кротче.
Рвет грубый ветер майские цветы,
А срок у лета – как нельзя короче,
To жарким оком жгут нас небеса,
To скрыт туманом солнца облик юный –
Своих красот лишается краса
Природным ходом, прихотью фортуны.
Твое же лето вечно не пройдет,
Вовеки красота тебя не бросит,
Тень горделивой смерти не падет –
Над Временем сонет тебя возносит.
Пока живет и видит род людской,
Тебя животворю живой строкой.

William Shakespeare (1564-1616)

Sonnet 18

Shall I compare thee to a summer’s day?
Thou art more lovely and more temperate.
Rough winds do shake the darling buds of May,
And summer’s lease hath all too short a date.
Sometime too hot the eye of heaven shines,
And often is his gold complexion dimmed;
And every fair from fair sometime declines,
By chance, or nature’s changing course, untrimmed;
But thy eternal summer shall not fade,
Nor lose possession of that fair thou ow’st,
Nor shall death brag thou wand'rest in his shade,
When in eternal lines to Time thou grow'st.
So long as men can breathe, or eyes can see,
So long lives this, and this gives life to thee.

Уильям Соутар (1898 – 1943)

Разрушение

Вечный закон блюдут
Те города, что пали,
Никогда не найдут
Изъяна в их камне и стали.

Мала полость руки,
Но скрыты в ней вековые
Стены Сиона, пески
Трои и Ниневии.

Не нападет врасплох
Время, и лжи не скроет;
Разрушенье эпох –
В тех же руках, что строят.

Строит редут война,
Фундамент ей – мир вчерашний,
Тяжко к земле склонена
Высь Вавилонской башни.

William Soutar

Destruction

The cities which are falling down
Obey eternal law;
Though steel were adamant, and stone
Confounded by no flaw.

How small the hollow of the hand
And yet within it lies
The walls of Zion, and the sand
Of Troy and Nineveh.

Time is no traitor; and the rage
Of man is not time's child:
The ruination of an age
Grows with the hands that build.

Are not these battlements of war
Cemented on a peace:
And Babel still a leaning tower
Foredoomed by its increase?

Дорин Ни Грифа (р. 1981)
Doireann Ní Ghríofa

Музей

Я музейный хранитель потерь, я куратор утрат.
Я слежу за томами того, что зачеркнуто, стерто, распылено,
в музее, хранящем не уцелевшее, а то, чему нет возврата.

Артерии раскупорились? Тромбы пора мне собрать.
Я собираю тату, сведенные лазером с кожи, начавшей с нуля.
На этой выставке стертого я куратор утрат.

На выставке — размотанная шерсть, раньше была портянкой,
порванные документы, развязанные шнурки
ботинок — музей хранит не уцелевшее, а то, чему нет возврата.

Я храню стертые .жпеги неизвестных с глазами закатанными,
кружок кожи из-под обручального кольца с пальца твоей руки,
я помню все забытые тобой имена. Я куратор утрат.

Вот в кресале с огнивом забытая напрочь нужда,
вот срезанный клок волос из парикмархерской. Я храню
не то, что осталось, — я хранитель утрат.

Я храню шрапнель из ран убитых детей,
исповеданные грехи, выкидыши, цветы, не пробившиеся сквозь асфальт.
Я куратор утрат. Я хранитель потерь
в этом музее, хранящем не уцелевшее, а то, чему нет возврата.

Museum

I am custodian of this exhibition of erasures, curator of loss.
I watch over pages of scribbles, deletions, obliterations,
in a museum that preserves not what is left, but what is lost.

Where arteries are unblocked, I keep the missing clots.
I collect all the lasered tattoos that let skin start again.
In this exhibition of erasures, I am curator of loss.

See the unraveled wool that was once a soldier's socks,
shredded documents, untied shoestring
knots — my museum protects not what is left, but what is lost.

I keep deleted jpegs of strangers with eyes crossed,
and the circle of pale skin where you removed your wedding ring.
I recall all the names you ever forgot. I am curator of loss.

Here, the forgotten need for the flint and steel of a tinderbox,
and there, a barber's pile of scissored hair. I attend
not what is left, but what is lost.

I keep shrapnel pulled from wounds where children were shot,
confession sins, abortions, wildflowers lost in cement.
I am custodian of erasures. I am curator of loss
in this museum that protects not what is left, but what is lost.

GRAND TOUR, ИЛИ АНГЛИЧАНИН В ИТАЛИИ, 1760

Как небо ясно! Жаром пышет лето!
Десятка два я прикупил камей,
Подвески Клеопатры в виде змей,
Два Тьеполо, четыре Каналетто,

Венеру Тициана (не одета!)...
Эй, про подделки толковать не смей!
И мало ли, что скажет миссис Мэй, -
Я в Риме покупал это, не где-то!

А вот Юпитера бедро и торс,
То ль аркбутан, а то ли контрфорс,
И арки Константиновой обломок...

Так на невежд смотрю я свысока,
И наплевать, что пустит с молотка
Весь этот хлам рачительный потомок.

Джон Мильтон (1608 — 1674)

К Сириаку Скиннеру, о слепоте

Друг Сириак, мои глаза ясны,
Ни бельм на них, ни мутного пятна,
Но третий год их гладь затемнена,
Зрачкам их бесполезным не видны
Сиянья звезд, и солнца, и луны,
Не вижу я людей... Но не должна
Хула звучать на Промысел. Сполна
Его я принял, и напряжены
Во мне все силы. Спросишь — чем я жив?
Той мыслью, что я отдал взор своей
Мечте, ослеп, свободу защитив, —
По всей Европе толк идет о ней.
И мысль ведет сквозь мир, чей облик лжив,
Лишь Бога ниже средь поводырей.

John Milton

To Mr. Cyriack Skinner Upon His Blindness

Cyriack, this three years’ day these eyes, though clear
To outward view of blemish or of spot,
Bereft of light, their seeing have forgot;
Nor to their idle orbs doth sight appear
Of sun or moon or star throughout the year,
Or man or woman. Yet I argue not
Against Heav'n's hand or will, not bate a jot
Of heart or hope, but still bear up and steer
Right onward. What supports me, dost thou ask?
The conscience, friend, to have lost them overplied
In liberty's defence, my noble task,
Of which all Europe talks from side to side.
This thought might lead me through the world's vain mask
Content, though blind, had I no better guide.


Бернард О'Донохью/Bernard O'Donohue (р. 1945)

Nel mezzo del camin*

Пальто не купишь; может быть, костюм
И парочка расчесок, вот и все.
Одно, ну два стихотворенья в год -
Для монумента как-то маловато,
И потому кранты твоим мечтам:
На полпути все раз - и прояснилось.
Считал дорогу эту объездной -
А это магистраль была, и то
Ее уже накладно содержать.
Колдобин слишком много, да и поздно
Начать сначала. «Не был я готов.
Светило солнце в глаз. Мы что, считали?»

Пора считать карандаши и бритвы.

*На середине <жизненной> дороги (ит.) (первая строка «Божественной комедии»)

Бернард О'Донохью/Bernard O'Donoghue (р. 1945)

The Day I Outlived My Father

Yet no one sent me flowers, or even
asked me out for a drink. If anything
it makes it worse, your early death, that
having now at last outlived you,
I too have broken ranks, lacking maybe
the imagination to follow you
in investigating that other, older world.

So I am in new territory from here on:
must blaze my own trail, read alone
the hooftracks in the summer-powdered dust
and set a good face to the future:
at liberty at last like mad Arnaut
to cultivate the wind, to hunt the bull
on hare-back, to swim against the tide.

День, когда я стал старше отца

Цветов мне не прислали, и никто
не пригласил на пьянку. Может быть,
из-за того, что ты так рано умер
и наконец я пережил тебя,
как ты, я тоже выбился из строя
и недостанет мне воображенья
как ты, взглянуть на мир иной и древний.

Теперь передо мною новый свет:
я сам пробью тропу, я сам прочту
следы копыт в горячем летнем прахе,
и с оптимизмом в будущее гляну,
свободен, как безумный трубадур
Арна́ут: ветер жать, быка травить
верхом на зайце, плыть против теченья.

Арна́ут Даниэль - провансальский трубадур XII в.; цитируются его самые известные строки.

https://www.labirint.ru/books/952228/ Вышла книга английских, шотландских и ирландских народных баллад, составленная при участии Нила Геймана и превращенных в комиксы Чарльзом Вессом. Вашему покорному слуге принадлежит часть новых переводов, в т.ч. "Томаса-Стихотворца" (все-таки не Рифмача), "Двух воронов" (Пушкин хорош, но все-таки это не совсем перевод), "Барбары Эллен", "Элисон Гросс" и др. Бесконечно признателен Елене Фельдман за возможность руку приложить.

к сожалению, сам не смогу участвовать, но всех интересующихся призываю

Роберт Грин (ок. 1558 – 1592)
Robert Greene

***
Обманщик-мир! Ты мишурой блестящей
Манил меня – теперь в опале я,
Вновь радости не знать мне преходящей,
Теперь меня покинули друзья.
Тот счастлив, кто не ведал бытия,
Твоих коварств не знал, живя на свете,
И не пропал, тобою пойман в сети.

Я пел любовь, в Амуровой был власти,
Теперь я понял – прав был тот поэт,
Сказавший, что застолье множит страсти
И беднякам в любви надежды нет.
Подумать – коли скуден твой обед,
Какой же страсти, неги, воздыханья
Дождутся от подобного созданья?

Нужда совсем рассудок истребила;
Мой ум, лишенный прежнего огня,
Все рвется описать, как прежде было,
В стихах невзгоды яростно кляня;
Но дар небес отобран у меня –
Они его ссужали мне с охотой,
И злоупотребил я их щедротой.

О, если б жизнь продлить на год единый!
О, если б бы разум прежний мне вернуть!
Свой грех оплакав горестной кручиной,
Я в жизни отыскал бы новый путь…
Но нет, от смерти не сбежать отнюдь.
Я попусту растратил годы эти,
Погибну я, попавши к миру в сети.

***
Deceiving world, that with alluring toys,
Hast made my life the subject of thy scorn:
And scornest now to lend thy fading joys,
To lengthen my life, whom friends have left forlorn.
How well are they that die ere they be born,
And never see thy sleights, which few men shun,
Till unawares they helpless are undone.

Oft have I sung of Love, and of his fire,
But now I find that Poet was advised
Which made full feasts increasers of desire,
And proves weak love was with the poor despised.
For when the life with food is not sufficed,
What thought of love, what motion of delight,
What pleasance can proceed from such a wight?

Witness my want, the murderer of my wit;
My ravished sense, of wonted fury reft,
Wants such conceit, as should in Poems sit,
Set down the sorrow wherein I am left:
But therefore have high heavens their gifts bereft:
Because so long they lent them me to use,
And I so long their bounty did abuse.

O that a year were granted me to live,
And for that year my former wits restored:
What rules of life, what counsel would I give?
How should my sin with sorrow be deplored?
But I must die of every man abhorred.
Time loosely spent will not again be won,
My time is loosely spent, and I undone.

Онора Ложье де Поршер (1572 – 1653)
Honorat Laugier de Porchères

Смерть Полемандра в сравнении с ракетой

Горящая огнем стрела пороховая,
Которой жизнь – полет и чье дерзанье – свет,
Ты грохотаньем гроз, ты вспышкою комет
Являешься, гремя, являешься, сверкая,

О ярый змий огня, шипенье издавая,
Ты тщился досягнуть сияющих планет,
Дерзал подняться ввысь – но достиженья нет,
Ты всем грозишь войной, бессильно погибая.

Награду у тебя отъемлет твой удел,
А честь ты разменял на много подлых дел,
И равен твой почет твоей же укоризне.

Отвага и позор сплелись в твоей мечте:
Ты смел – и низким ты не смог уйти из жизни,
Ты зол – и потому не жил на высоте.

Смерть Полемандра… – как считается, под условным именем «Полемандр» (др.-греч. «муж войны») в сонете упоминается полководец Шарль де Гонто, герцог де Бирон (1562 – 1602). Отличившись в религиозных войнах и в кампаниях против Савойи и Испании, он был уличен в сговоре с испанцами, целью которого было свержение Бурбонов, отторжение от Франции Бургундии и воцарение в ней самого Бирона. После раскрытия заговора герцог был заключен в Бастилию, а после обезглавлен.

Sur la mort de Polemandre comparée avec une fusée

Trait de poudre enflamé qu'un peu de feu desserre
A qui le luire est vivre et le vivre est monter,
Que l'on voit resplendir, que l'on voit éclater,
Ores comme un comette, ores comme un tonnerre ;

Brave dragon de feu qui, sifflant loin de terre.
Te voudrais comme un astre au ciel faire adopter ;
A l'entreprendre hardi, faible à l'exécuter;
En aspirant heureux, mourant te fais la guerre ;

Le sort qui de l'effect te dérobe le prix
Te laisse au moins l'honneur de l'avoir entrepris,
Et c'est en quoi ta gloire égale ton dommage :

Car, ayant de disgrâce autant que de valeur,
Tu ne peux mourir bas avecques ton courage
Ni ne peux vivre en haut avecques ton malheur.

Жан Друэн (1478 – ок. 1508)
Jean Drouyn

Баллада о дурной болезни

Любовники, приверженцы разврата,
Одумайтесь, помыслив непредвзято, –
Небезызвестной бойтесь вы дыры.
Дворяне, горожане, адвокаты,
Что промотали франки и дукаты,
Устраивая пьянки и пиры, –
Остерегитесь, будьте же добры,
А если кто забыл, напоминаю:
От посещенья грешной конуры
На свете завелась болезнь дурная.

Тут спешка тяжким бедствием чревата;
Девицу осмотрите, и тогда-то
Решайте, наступил ли час игры,
А коли так, предмет продолговатый
Пускайте в дело, не боясь расплаты,
В своих движеньях будьте же быстры.
Бегите тех, кто язвами пестры,
Вредна бабенка слишком озорная:
От тех, кто лез, не оглядев норы,
На свете завелась болезнь дурная.

И пусть девица – из семьи богатой,
Без свечки там соваться страшновато.
Сорвав с нее три слоя мишуры,
Ощупайте – вдруг язвою объята? –
И лишь потом берите меч подъятый.

В делах любовных будьте же храбры,
Как говорят пройдохи-школяры,
«Урок учите, школ не посещая».
В Ломбардии (чьи жители хитры)
На свете завелась болезнь дурная.

Принц, Иова речения мудры,
Терзали старца шанкры и бугры,
C ним Бога молим о стяжаньи рая.
Чтоб блудников свалить в тартарары,
На свете завелась болезнь дурная.

Ballade sur la grosse vérole

Plaisants mignons, gorriers, esperculats
Pensez à vous, amendez votre cas,
Craignez les trous, car ils sont dangereux,
Gentilshommes, bourgeois et avocats,
Qui dépensez écus, saluts, ducats,
Faisant banquets, ébattements et jeux,
Ayez regard que c'est d'être amoureux,
Et le mettez en votre protocole ;
Car, pour hanter souvent en obscurs lieux,
S'est engendrée cette grosse vérole.
Menez amours sagement, par compas,
Quand ce viendra à prendre le repas,
Vue ayez nette devant vos yeux.
Fuyez souci et ramenez soulas
Et de gaudir jamais ne soyez las,
En acquérant haut renom vertueux.
Gardez-vous bien de hanter gens rogneux,
Ni gens dépits qui sont de haute colle :
Car, pour bouter sa lance en aucun creux,
S'est engendrée cette grosse vérole.
Hantez mignonnes qui portent grands états
Mais gardez-vous de monter sur le tas
Sans chandelle : ne soyez point honteux,
Fouillez, jetez, regardez haut et bas,
Et en après prenez tous vos ébats.
Faites ainsi que gens aventureux,
Comme disent un grand tes de baveux,
Soyez lettrés sans aller à l'école ;
Car par Lombards subtils et cauteleux
S'est engendrée cette grosse vérole.

Prince, sachez que Job fut vertueux,
Mais si fut-il rogneux et grateleux,
Nous lui prions qu'il nous garde et console.
Pour corriger mondains luxurieux,
S'est engendrée cette grosse vérole.

Эсташ Дешан (ок. 1340 – 1404/05)
Eustache Deschamps

Баллада о великой перемене погоды, измельчании всякой твари и грядущем конце света

Жизнь, нравы, годы, времена,
Лесные звери и скоты,
Стихии, земли, племена,
Здоровых лиц и тел черты,
Святые, что душой чисты,
Плод, древо, рыбный водоем,
Колосья, погреба с вином
И днесь родившиеся дети –
Всё угасает с каждым днем,
Всё вырождается на свете.

Зима, и лето, и весна –
Теперь их не узнаешь ты;
Погода днесь искажена.
Грешат обманщики-плуты,
Деньга и должность – их мечты,
Гордыня с завистью кругом,
Разврат и пакость целиком
Поработили земли эти.
Мы светопреставленья ждем –
Всё вырождается на свете.

Христова вера презрена
У нравственной нечистоты,
Господь карает нас сполна –
Живут средь смут и клеветы
И двор, и церковь. Как кнуты,
Потоп, мороз, чума наш дом
Терзают в бешенстве своем,
Пусты амбары, риги, клети…
Свои мы души не блюдем,
Всё вырождается на свете.

Принц, если в толк мы не возьмем,
Что мы давно живем грехом,
Забыв о Божием завете,
И к Богу путь не повернем,
Свою погибель мы найдем –
Всё вырождается на свете.

Balade de la grant mutacion des temps et abreviacion de toute nature et approuchement de fin de monde

Les temps, les ans, les meurs, les gens,
Les bestes et tous animaulx,
Les terres, les quatre elemens,
Les complections corporaulx,
Toutes les vertus cardinaulx,
Les arbres, les fruis, les poissons,
Les prez, les blez, vins et moissons,
Et le genrre en toute nature
Diminuent et les saisons :
Еoute chose se desnature.

Autonpne, yver, esté, printemps
Et tous les climats principaulx,
Du monde varie li temps ;
Trop sont les pechiéz generaulx
D'argent querir, estaz, joyaulx.
Envie, orgueil, detractions
Regnent et dissolucions,
Toute couvoitise et ordure.
La fin de ce monde approuchons :
Toute chose se desnature.

La foy, la loy sont vaxillens
Par noz pechiéz et pour noz maulx.
Met Dieux sur nous guerre et contemps,
En l'eglise, entre les royaulx,
Et envie, pour noz deffaulx ,

Froidures, inundacions,
Pestillences, divisions,
Mortalitéz, famine dure.
Mais pour ce ne nous amendons :
Toute chose se desnature.

Princes, se bien considerons
Noz pechiéz, les pugnicions
Que Dieux envoie a creature,
Devers lui nous amenderons,
Ou autrement tuit perirons :
Toute chose se desnature.

Себастьен-Рок Никола де Шамфор (1741 – 1794)
Sébastien-Roch Nicolas de Chamfort

Век счастья

Век счастья! С Помпадур царил тогда Луи,
Иной в тот чудный век не знали мы заботы,
Чем танцы, музыка, романы, песни, ноты,
Свершения искусств и таинства любви!
Один у нас был труд: найти себе забаву;
Творили всякий час мы шалости свои,
И мучились лишь тем, какой досуг – по нраву.
Проснемся в полдень мы едва,
А уж кружится голова:
Какой любимец муз, наперсник Мельпомены
Иль Талии слуга, украсит наши сцены?
Какую живопись нам выставит Салон?
Какую статую ваяет Бушардон?
Что за питомица Венеры
Собою озарит внезапно небосклон
И средь светил любви достигнет высшей сферы?
Мы мчались к Дюмениль, мы хлопали Клерон,
Уроки мудрости мы брали у Вольтера,
Природы чудеса нам описал Бюффон.
Дерзание Дидро нашло умам занятье –
Энциклопедии большое предприятье;
Открыл нам Монтескьё в законах скрытый дух,
Ученые мужи измерили планеты,
Назвали срок, когда являются кометы,
И суеверный страх пред звездами потух.
Бывали славою воители согреты;
Героев Лауфельда мы звали на банкеты,
И к подвигам бойцов никто там не был глух.
Державный наш корабль вез пассажиров дружных,
И весело они вкушали свой покой,
Не мучая себя, не зная бед ненужных,
Совета не держа ни с ветром, ни с волной,
На флот не посягая силой,
Матросам поручив привычный труд ручной,
А кормчему – отдав кормило.

Луи – король Людовик XV (правил в 1715 – 1774).
Эдме Бушардон (1698 – 1762) – придворный скульптор Людовика XV, предшественник эстетики классицизма в скульптуре.
Мадемуазель Дюмениль (1713 – 1803) и мадемуазель Клерон (1723 – 1803) – популярнейшие в XVIII веке театральные актрисы.
Жорж-Луи Леклерк де Бюффон (1707 – 1788) – великий французский естествоиспытатель, автор «Естественной истории животных», популяризировавшей новейшие идеи естествознания.
Героев Лауфельда… – в сражении при Лауфельде (2 июля 1747 г.) французская армия разбила войска англо-голландско-австрийской коалиции.

L’heureux temps

Temps heureux où régnaient Louis et Pompadour!
Temps heureux où chacun ne s’occupait en France
Que de vers, de romans, de musique, de danse,
Des prestiges des arts, des douceurs, de l’amour!
Le seul soin qu on connût était celui de plaire;
On dormait deux la nuit, on riait tout le jour;
Varier ses plaisirs était l’unique affaire.
A midi dès qu’on s’éveillait
Pour nouvelle on se demandait
Quel enfant de Thalie ou bien de Melpomene
D’un chef d’œuvre nouveau devait orner la scène;
Quel tableau paraîtrait cette année au Salon;
Quel marbre s’animait sous l’art de Bouchardon;
Ou quelle fille de Cythère
Astre encore inconnu levé sur l’horizon,
Commençait du plaisir l attrayante carrière.
On courait applaudir Dumesnil ou Clairon,
Profiter des leçons que nous donnait Voltaire,
Voir peindre la nature à grands trails par Buffon.
Du profond Diderot l’éloquence hardie
Traçait le vaste plan de l’Encyclopédie;
Montesquieu nous donnait l’esprit de chaque loi;
Nos savans, mesurant la terre et les planètes,
Eclairant ,calculant le retour des comètes,
Des peuples ignorans calmaient le vain effroi.
La renommée alors annonçait nos conquêtes;
Les dames couronnaient au milieu de nos fêtes,
Les vainqueurs de Lawfeld et ceux de Fontenoy.
Sur le vaisseau public les passagers tranquilles
Coulaient leurs jours gaiment dans un heureux repos,
Et sans se tourmenter de soucis inutiles,
Sans interroger l’air et les vents et les flots,
Sans vouloir diriger la flotte,
Ils laissaient la manœuvre aux mains des matelots,
Et le gouvernail au pilote.

Мой скромнейший вклад в дело споспешествования отечественному просвещению


https://news.1rj.ru/str/motleytongue/1843

Мэрион Ангус / Marion Angus (1865 – 1946)

О несчастная королева! (Плач по Марии Стюарт)

Была в песнях, в танцах искусна
И в науке влюбленных
При дворе отравленных роз
И платков надушенных,
Отдала бледному принцу
Ручку прекрасную
За корону трехчастную –

Ей нравились собачки
И попугаи,
И куропатки сизые,
И золотые рыбки де Гиза,
И голубóк с опереньем лиловым
(Подарен мсье д’Эльбёфом).

Суровый Джон Нокс ей не друг;
У нее так ласкова речь –
Уж точно, орудие сатаны,
Чтоб душу в сети завлечь:
«Неужто изящный стан,
Неужто мой лик пригожий
Противствуют воле Божьей,
Чья Премудрость не для каприза
Сотворила рыбок де Гиза?»

Верхом на коне в Лидсдейле
Пела: «Позволь в твои воды войти,
А если нужна тебе жертва —
Сгуби на обратном пути!»,
А птица в холмах рыдала,
Словно призрак загробный,
Несомый бурею злобной.

О смерти ее подумайте,
Об убийстве жестоком,
О сети, ею сплетенной
Нарочно иль ненароком,
О ножках, лишенных движенья,
О глазах ослепленных –
Много королев умудренных,

А ей нравились вещицы
И попугаи,
И куропатки сизые,
И золотые рыбки де Гиза,
И голубóк с опереньем лиловым
(Подарен мсье д’Эльбёфом).

Мсье д’Эльбёф – видимо, Клод д’Эльбёф (1496 – 1550), дядя Марии Стюарт, родоначальник герцогского рода де Гизов.
За корону трехчастную… – Мария Стюарт имела право претендовать на престолы Франции, Англии и Шотландии.
Джон Нокс (ок. 1510 – 1572) – проповедник и церковный реформатор, внедрил в Шотландии кальвинизм, был непримиримым противником королевы.
Лидсдейл – область на юге Шотландии, владение третьего мужа королевы Джеймса Хепберна (ок. 1535 – 1578).
«Позволь в твои воды войти…» – слова шотландской баллады «Материнское проклятье, или Воды Клайда» (пер. Ю. Даниэля).

Alas! Poor Queen (Lament for Mary, Queen of Scots)

She was skilled in music and the dance
And the old arts of love
At the court of the poisoned rose
And the perfumed glove,
And gave her beautiful hand
To the pale Dauphin
A triple crown to win-

And she loved little dogs
And parrots
And red-legged partridges
And the golden fishes of the Duc de Guise
And a pigeon with a blue ruff
She had from Monsieur d'Elboeuf.

Master John Knox was no friend to her;
She spoke him soft and kind,
Her honeyed words were Satan's lure
The unwary soul to bind
"Good sir, doth a lissome shape
And a comely face
Offend your God His Grace
Whose Wisdom maketh these
Golden fishes of the Duc de Guise?"

She rode through Liddesdale with a song;
"Ye streams sae wondrous strang,
Oh, mak' me a wrack as I come back
But spare me as I gang."
While a hill-bird cried and cried
Like a spirit lost
By the grey storm-wind tost.

Consider the way she had to go,
Think of the hungry snare,
The net she herself had woven,
Aware or unaware,
Of the dancing feet grown still,
The blinded eyes -
Queens should be cold and wise,

And she loved little things,
Parrots
And red-legged partridges
And the golden fishes of the Duc de Guise
And the pigeon with the blue ruff
She had from Monsieur d'Elboeuf.

Уильям Драммонд из Хоторндена (1585 – 1649)

William Drummond of Hawthornden

***
Зовется «Миром» этот книжный том;
Читай мы бережней его страницы,
Мы просветились бы, узнав о Том,
Кто к составленью приложил десницу.

Узнали б о Суде над гордецом,
О Силе, пред которой всяк склонится,
Узнали бы о Промысле святом,
Что в каждой фразе и строке таится.

Но разум наш нелеп, как у детей;
На бархат ли глядим, златые нити ль,
Поверхностно скользя по книге сей,
Что написал верховный Сочинитель.

И что же прикует наш ум и взор?
Лишь на полях затейливый узор.

***
OF this fair volume which we World do name,
If we the sheets and leaves could turn with care,
Of Him who it corrects, and did it frame,
We clear might read the art and wisdom rare:

Find out His power which wildest powers doth tame,
His providence extending everywhere,
His justice which proud rebels doth not spare
In every page, no period of the same.

But silly we, like foolish children, rest
Well pleased with colour'd vellum, leaves of gold,
Fair dangling ribbands, leaving what is best,
On the great Writer's sense ne'er taking hold;

Or if by chance we stay our minds on aught,
It is some picture on the margin wrought.