Лопе де Вега (1562 - 1635)
Lope de Vega

Строенья, облепившие семь склонов,
Высь гордых башен, пышные чертоги,
К которым ныне заросли дороги,
Обломков ваших скудных не затронув,

Прибежища Плутархов и Платонов,
Театры, термы, мраморные боги,
Арены, где сражались носороги,
Сенат и форум – цитадель законов…

С какой же роковою силой в споре
Упала в прах могучей силы веха,
Вместилище империй и историй?

Руины ваши – для меня утеха:
Раз даже вы распались – что за горе,
Коль на сутане у меня прореха!

***
Soberbias torres, altos edificios,
que ya cubristes siete excelsos montes,
y agora en descubiertos horizontes
apenas de haber sido dais indicios;

griegos liceos, célebres hospicios
de Plutarcos, Platones, Jenofontes,
teatro que lidió rinocerontes,
olimpias, lustros, baños, sacrificios;

¿qué fuerzas deshicieron peregrinas
la mayor pompa de la gloria humana,
imperios, triunfos, armas y dotrinas?

¡Oh gran consuelo a mi esperanza vana,
que el tiempo que os volvió breves rüinas
no es mucho que acabase mi sotana!

Карл Орлеанский (1394 – 1465)
Charles d'Orléans

***
— Кто ломится ко мне домой?
— Я. — Боже! Валентин святой!
Да вас нелегкая несет!
Пост утром этим настает –
Подарок есть у вас с собой?
Нам только надобно от Вас
Вина, жаркóго и колбас,
Пирушек, песен и веселья —
Великий Пост в недобрый час
Погонит Карнавал от нас,
И долго нам терпеть похмелье.
Вот наступает день дурной;
Я лыка не вяжу, хмельной,
А Пост на исповедь вот-вот
Потащит – кайся целый год!
Запремся от беды такой!
Кто ломится…

Qu'est-ce là qui vient si matin?
— Se suis-je — Vous Saint-Valentin,
Qui vous amaine maintenant?
Ce jour de Karesme pregnant
Venez-vous départir butin?
A présent nully ne demande
Fors bon vin et bonne viande
Banquetz et faire bonne chière
Car Karesme vient et commande
A charnaige, tant qu'on le mande
Que pour ung temps se tire arrière.
Ce nous est ung mauvais tatin,
Je n'y entens nul bon latin;
Il nous fauldra dorénavant
Confesser penance faisant:
Fermons lui l'uys à tel hutin,
Qu'est-ce là, etc.

ЮЗОВКА, 1869

А. Санькову

Татарского мирзы раздетый труп
За казаком влачится на аркане,
Халат роскошный в дар пойдет Оксане,
Чалмой потом укроют конский круп.

Исчезло все… Громады черных труб,
Как мачты в атлантическом тумане,
Теперь в степном восстали океане,
Тебе на посрамленье, Фридрих Крупп!

Исчезло все… Очередной мираж.
Но за него немало ты отдашь,
Хоть дыма не останется от дыма.

К неясной цели скорбный путь ведет,
И за заводом падает завод
В развалины величественней Рима.

Уильям Драммонд (1585 – 1649) / William Drummond

К Иоанну Крестителю

Предтеча самого Царя Небес,
Одетый в шкуры, прочь ушел в пустыню,
И видел в звере, населявшем лес,
Поболе человечьей благостыню.

Акриды в пищу шли ему, и мед
Ему дарили девственные соты;
Он тощ был, изнурен, длиннобород,
Напоминал отверженное что-то.

Он рек: «Спасенье в Боге от грехов;
За мной в пустыню каяться пойдите
И покаяньем грех свой совлеките!»
— Но кто же там воспринял этот зов?

Одно лишь эхо вторило в стенаньи
В пещерах: «Покаянье! Покаянье!..»

For the Baptist

The last and greatest Herald of Heaven's King,
Girt with rough skins, hies to the deserts wild,
Among that savage brood the woods forth bring,
Which he than man more harmless found and mild.

His food was locusts, and what young doth spring
With honey that from virgin hives distill'd;
Parch'd body, hollow eyes, some uncouth thing
Made him appear, long since from earth exiled.

There burst he forth: 'All ye, whose hopes rely
On God, with me amidst these deserts mourn;
Repent, repent, and from old errors turn!'
—Who listen'd to his voice, obey'd his cry?

Only the echoes, which he made relent,
Rung from their marble caves 'Repent! Repent!

ОРЛОФИКА, 1770

Царице верные душой и телом,
В мечтах мы воскресили Саламин,
От мерзлых рек, заснеженных равнин
К Босфору мчимся мы и Дарданеллам.

В поход мы облеклись хитоном белым,
Эскадра, словно журавлиный клин,
Летит к потомкам Трои и Афин,
К захваченным тиранами уделам.

Мы, право, олухи Царя Небес!
Здесь пьяный клефт, не храбрый Ахиллес,
Зачем мы о его печемся благе?

Но вот забудем мы про теплый юг,
А после средь гиперборейских вьюг
Иные явятся архипелаги.

Маркабрюн (ок. 1100 – ок. 1150)
Marcabru

В саду плодов, у родника,
Где к берегу трава близка,
Где дуновенье ветерка,
Цветов приятна белизна,
Где песня птичья так сладка, –
Девица, чья печаль горька,
Нежданно встретилась со мной.

Прекрасна девушка лицом –
Был дворянин ее отцом –
И лишь подумал я о том,
Как радостна кругом весна,
Как, встретившись в саду густом,
Мы побеседуем вдвоем, –
Унынье вижу пред собой.

Она, потоки слез лия,
Вздыхая тяжко у ручья,
Рекла: «Предвечный Судия!
Несу я скорби бремена,
От Вас теперь страдаю я –
Велите в дальние края
Вы лучшим уходить на бой.

Был милый Вами уведен,
Прекрасен, милостив, силен,
Оставив мне один лишь стон,
Печальна я, удручена.
Людовик будет заклеймен
За то, что проповедью он
Убил души моей покой!»

Узнал я, что ее гнетет,
К ней подошел близ чистых вод:
«Красавица, что слезы льет,
Лицом становится дурна.
Не унывайте. Верьте – Тот,
Что древу лист зеленый шлет,
Вам счастие пошлет весной».

Она в ответ: «Я верю – Бог
На свете том взыскать бы мог
Меня и в райский взять чертог,
Пусть в жизни я была грешна.
Но здесь удел мой был жесток –
Взят Богом, милый мой далек,
И нет отрады мне одной…»

Людовик – французский король Людовик VII (1120 – 1180, правил 1137 – 1180), один из организаторов крайне неудачного Второго крестового похода (1147 – 1149).

https://www.youtube.com/watch?v=qK9eMDySXZE&fbclid=IwAR1CLxia785TPoUInvWKazgIAF3xU3o1afga5yGwVxNjfGu2p5aw5hUnf-I

A la fontana del vergier

on l'erb'es vertz josta-l gravier
a l'ombra d'un fust domesgier
en aiziment de blancas flors
e de novelh chant costumier
trobei sola ses companhier
selha que no vol mon solatz

So fon donzelh'ab son cors belh
filha d'un senhor de castelh
e quant ieu cugei que l'auzelh
li fesson joi e la verdors
e pel dous termini novelh
e quez entendes mon favelh
tost li fon sos afars camjatz

Del huelhs ploret josta la fon
e del cor sospiret preon
Jhesus dis elha reis del mon
per vos mi creis ma gran dolors
quar vostra anta mi cofon
quar li melhor de tot est mon
vos van servir mas a vos platz

Ab vos s'en vai lo mieus amics
lo belhs e-l gens e-l pros e-l ricx
sai m'en reman lo grans destrics
lo deziriers soven e-l plors
ai mala fos reiz Lozoicx
que fai los mans e los prezicx
per que-l dols m'es el cor intratz

Quant ieu l'auzi desconortar
veis lieis vengut josta-l riu clar
belha fi-m ieu per trop plorar
afolha cara e colors
a no vos cal desesperar
que selh qui fai lo bosc fulhar
vos pot donar de joi assatz

Senher dis elhja ben o cre
que Dieus aia de mi mer ce
en l'autre segle per jasse
qu'on assatz d'autres peccadors
mas sai mi tolh aquelha re
qui joi mi crec mas pauc mi ti
que trop s'es de mi alonhatz

Шарль Бодлер (1821 - 1867)
Charles Baudelaire

Похороны

В ночи, что нестерпимо давит,
По доброте христианин
Ваш труп, что вас потом прославит,
Зароет позади руин,

И в час, когда смежатся плотно
У кротких звезд зрачки очей,
Паук там расплетет полотна
И расплодит детишек змей;

Придется слушать снова, снова –
Над вашей головой бедовой
Не раз раздастся волчий вой,

Голодный ропот ведьм крикливых,
Утехи стариков блудливых
И шепот сходки воровской.

Sépulture

Si par une nuit lourde et sombre
Un bon chrétien, par charité,
Derrière quelque vieux décombre
Enterre votre corps vanté,

À l'heure où les chastes étoiles
Ferment leurs yeux appesantis,
L'araignée y fera ses toiles,
Et la vipère ses petits ;

Vous entendrez toute l'année
Sur votre tête condamnée
Les cris lamentables des loups

Et des sorcières faméliques,
Les ébats des vieillards lubriques
Et les complots des noirs filous.

https://www.youtube.com/watch?v=O942sHozkYI Лекция вашего покорного слуги о раннем готическом романе

Джон Барлас / John Barlas (1860 – 1914)

Женщина-кошка

Окрас ее волос – желтее серы,
И синим пламенем пылает взгляд;
Не знаю как, глаза ее блестят,
Души ее горящие кальдеры.

Зрачок то сужен, то обширней сферы,
Она, как мышек, ловит всех подряд,
Я знаю – коготки мне смерть сулят,
Но нежно-бархатны ее манеры.

Как леопард, мурчит, заслышав лесть,
Рычит, коль ей успеешь надоесть,
Любовника сжать лапами стремится.

И кажется – от пищи и вина
Лоснится или ластится она,
Как юная играющая львица.

The Cat-Lady

Her hair is yellow as sulphur, and her gaze
As brimstone burning blue and odorous:
I know not how her eyes came to be thus
But I do think her soul must be ablaze:

Their pupils wane or wax to blame or praise;
As a cat watches mice, she watches us;
And I am sure her claws are murderous,
So feline are her velvet coaxing ways.

She purrs like a young leopard soothed and pleased
At flattery; so too turns and snarls when teased,
And pats her love like a beast of prey.

I fancy too that over wine and food
Her saffron hair turns tawny and grand her mood—
She broods like a young lioness of play.

Пьер Мотен (1566 – 1612)
Pierre Motin

***
И море, и Амур морят нас и морочат,
И море, и Амур горьки – но ты плыви,
И море, и любовь ты штормом назови –
И в море, и в любви всегда нам гром грохочет.

Кому вода страшна, пусть плаванья не хочет,
Кому беда страшна, нас ждущая в любви,
Тот страстью не гори, в бесстрастии живи, –
Крушения судьба нигде не напророчит.

Амура мать была из моря рождена,
Амур – палящий огнь, а мать ему – волна,
Но одолеть пожар страстей вода бессильна.

Когда бы жар любви мог сгинуть в толще вод,
То знай – любовь твоя меня так больно жжет,
Что угасит ее лишь слез поток обильный.

***
Et la mer et l'amour ont l'amer pour partage,
Et la mer est amère, et l'amour est amer,
L'on s'abîme en l'amour aussi bien qu'en la mer,
Car la mer et l'amour ne sont point sans orage.

Celui qui craint les eaux qu'il demeure au rivage,
Celui qui craint les maux qu'on souffre pour aimer,
Qu'il ne se laisse pas à l'amour enflammer,
Et tous deux ils seront sans hasard de naufrage.

La mère de l'amour eut la mer pour berceau,
Le feu sort de l'amour, sa mère sort de l'eau,
Mais l'eau contre ce feu ne peut fournir des armes.

Si l'eau pouvait éteindre un brasier amoureux,
Ton amour qui me brûle est si fort douloureux,
Que j'eusse éteint son feu de la mer de mes larmes.

Шарль де Сент-Эвремон (1613 – 1703)
Charles de Saint-Évremond

К месяцу марту

Решили римляне наречь
Тебя в честь бога битв и сеч –
Так что ж ты с бледностью на лике
Блюдешь тоскливо Пост Великий?

Январь у камелька сидит,
Он каплуном и дичью сыт,
Не сделав лишнего усилья,
А с наступленьем Февраля
На карнавал идет земля,
Повсюду счастья изобилье.

Лишь ты, издав печальный вздох,
Ешь только рыбу да горох,
Сидишь унылый, кислый, тощий,
Себя преображая в мощи.

И у весны, и у зимы
Берешь ты многое взаймы;
Причудливо разнообразен,
Сто раз на дню ты несуразен.

Бесплоден солнечный твой свет:
Блеснет за тучами светило
Недолго, холодно и хило;
Сиянье есть, а толку нет.

От страшной участи мертвящей,
Всем старцам гибелью грозящей,
Что нам сулят календари,
Спасенье, Март, предусмотри!

Коль ты даруешь мне прощенье,
Тебя избавлю от пощенья,
Тебе благую участь дам
Наперекор календарям.

Sur le mois du Mars

Mois si cher au Dieu des Hazards
Qu’on t’en appelle Mois de Mars,
Pourquoi faut il que triste & blême
Tu fasses toûjours le Carême?

Auprès du feu le froid Janvier
Vit de Chapons & de Gibier,
Sans offenser sa Conscience;
Et Février du Carnaval,
En bonne chere sans égal,
Possède la pleine Abondance

Toi seul dans la morte Saison
De Pois secs, de méchant Poisson,
Tu fais ta maigre nourriture,
Pour mortifier la Nature.

Entre l’Hiver & le Printems
Tu tiens de l un & l autre Tems
Une diversité bizarre,
Qui cent fois le jour se déclare.

Ton Soleil ne fait aucun bien
On le trouve incertain à luire;
Impuissant encore à produire;
Il émeut & ne resoût rien.

De la Sentence épouventable
Que l’Almanac impitoyable
Prononce contre les Vieillards,
Sauve moi si tu peux, ô Mars.

Mars, pour cette faveur extreme
Je te veux tirer du Carême,
Et te donner un sort plus beau
Dans un Calendrier nouveau.

В это воскресенье состоится презентация поэтического сборника Александра Санькова 🧡

17 марта в 18:00 в Центре Вознесенского пройдёт творческая встреча с поэтом и презентация 2-го издания сборника «Ботаника Аида».

Александр Саньков – поэт, дебютировавший в 2017 году с поэмой «Орфей». Александр известен своим литературным консерватизмом во всех его проявлениях: от орфографии до стиля.

Второе издание сборника выпущено в 2024 году издательством «Новое время», специализирующемся на литературе философского, публицистического и художественного содержания.

В сборник «Ботаника Аида» вошли стихотворения Санькова за 2014-2019 годы.

Вход бесплатный, по регистрации

Генри Констебль (1562 – 1613)

Горел гордыней князь небес Денница,
Мятеж средь духов был им разожжен;
И войском Михаил был наделен,
За Божью честь возвысил он десницу.

Мятежная ниспала вереница,
И вождь их по заслугам награжден:
Был гордость неба – адский стал дракон,
И ввергнут он во мрачную темницу.

На церковь Божью змий что было сил
Восстал, но воевода Михаил,
Как смелый рыцарь, поднял меч булатный.

Есть те, кто даму лучше защитят?
Супругу Божью спас он силой ратной,
И змия одолев, и самый ад.


Henry Constable (1562 – 1613)

When as the prince of angels puffed with pride
stirred his seditious spirits to rebel:
God chose for chief, his champion Michael:
and gave him charge the host of Heaven to guide.

And when the angels of the rebel’s side
vanquished in battle from their glory fell,
the pride of Heaven became the drake of hell,
and in the dungeon of despair was tied.

This dragon since let loose, God’s church assailed,
and she by help of Michael’s sword prevailed.
Who ever tried adventures like this knight?

Which general of Heaven, hell overthrew;
for such a lady as God’s spouse did fight:
and such a monster as the devil subdue.

Жак Дави дю Перрон (1556 – 1618)
Jacques Davy du Perron

Храм Непостоянства

Непостоянству храм сооружу я,
Влюбленные найдут в нем свой приют,
Молиться день и ночь они пойдут,
Раскаянья в содеянном взыскуя.

На крыльях ветра будет невесомо
Парить из перьев возведенный храм;
Притворно сердце в жертву я отдам
У алтаря, что сложен из соломы;

Повешу там картины заблужденья,
Забвения, неверности, мечты,
Безумия, надежды, суеты,
Летучих дум, пустого измышленья.

Любовницей моей благословится
Сей храм во имя волн, ветров, луны;
Мы будем вместе с ней посвящены,
Я сам – в храмовники, а дама – в жрицы.

Она воссядет на треножник ртутный
И, как Сивилла, будет прорицать
То, что во сне привыкла созерцать,
В мечте непостоянной и беспутной;

На листьях песнь напишет, что сложилась,
Когда запел ее безумный гнев,
И ветру бросит сумасбродный сев,
Дабы повсюду ложь ее кружилась.

Она воскурит к небу ароматы
Тех клятв, что не сдержали никого;
И милое влюбленным Божество
Тем будет благовонием объято.

Я встану возле врат – и не минует
Изгнанье тех, кто надписью златой
Не украшает лоб надменный свой,
Кто Ветреным себя не именует.

Слезой притворной, страстью – лживой сказкой
Протей там будет мною напоён
И вскормлен воздухом Хамелеон,
Что лжет нам переменною окраской.

Дочь ветра, ты – богиня всех влюбленных,
Из легких перьев соткан твой наряд,
Да будет храм открыт для всех подряд,
Как я, Непостоянством окрыленных.

Le Temple de l'Inconstance

Je veux bâtir un temple à l'Inconstance.
Tous amoureux y viendront adorer,
Et de leurs voeux jour et nuit l'honorer,
Ayant leur coeur touché de repentance.

De plume molle en sera l'édifice,
En l'air fondé sur les ailes du vent,
L'autel de paille, où je viendrai souvent
Offrir mon coeur par un feint sacrifice.

Tout à l'entour je peindrai mainte image
D'erreur, d'oubli et d'infidélité,
De fol désir, d'espoir, de vanité,
De fiction et de penser volage.

Pour le sacrer, ma légère maîtresse
Invoquera les ondes de la mer,
Les vents, la lune, et nous fera nommer
Moi le templier, et elle la prêtresse.

Elle séant ainsi qu'une Sibylle
Sur un trépied tout pur de vif argent
Nous prédira ce qu'elle ira songeant
D'une pensée inconstante et mobile.

Elle écrira sur des feuilles légères
Les vers qu'alors sa fureur chantera,
Puis à son gré le vent emportera
Deçà delà ses chansons mensongères.

Elle enverra jusqu'au Ciel la fumée
Et les odeurs de mille faux serments :
La Déité qu'adorent les amants
De tels encens veut être parfumée.

Et moi gardant du saint temple la porte,
Je chasserai tous ceux-là qui n'auront
En lettre d'or engravé sur le front
Le sacré nom de léger que je porte.

De faux soupirs, de larmes infidèles
J'y nourrirai le muable Protée,
Et le Serpent qui de vent allaité
Déçoit nos yeux de cent couleurs nouvelles.

Fille de l'air, déesse secourable,
De qui le corps est de plumes couvert,
Fais que toujours ton temple soit ouvert
A tout amant comme moi variable.

Франсуа де Малерб (1555 – 1628)
François de Malherbe

Сонет на смерть сына

Мой сын воспринял смерть, покинул дом телесный, –
Я так его любил, он был душой высок;
Не стану я хулить мой беспощадный рок,
Ведь смерть для каждого – конец давно известный.

Зато двоих воров и их разбой бесчестный,
В котором отпрыск мой бессильно изнемог,
Не в силах я забыть; от боли и тревог
Измучена душа, и скорбь ее уместна.

Взгляни же, мой Господь; ты видишь – потому,
Что исцеленья нет мученью моему,
К тебе я праведно взываю я об отмщеньи,

И вера в правый суд во мне все горячей;
Карай, Спаситель мой, свершивших преступленье:
Ведь это – сыновья голгофских палачей.

Sonnet sur la mort de son fils

Que mon fils ait perdu sa dépouille mortelle,
Ce fils qui fut si brave, et que j’aimai si fort,
Je ne l’impute point à l’injure du sort,
Puis que finir à l’homme est chose naturelle.

Mais que de deux marauds la surprise infidèle
Ait terminé ses jours d’une tragique mort,
En cela ma douleur n’a point de réconfort,
Et tous mes sentiments sont d’accord avec elle.

Ô mon Dieu, mon Sauveur, puisque par la raison
Le trouble de mon âme était sans guérison,
Le vœu de ma vengeance est un vœu légitime,

Fais que de ton appui je sois fortifié :
Ta justice t’en prie, et les auteurs du crime
Sont fils de ces bourreaux qui t’ont crucifié.

Джон Рёскин / John Ruskin (1819 – 1900)

Собор Крайст-черч в Оксфорде

НОЧЬ

Вот колокол собора прозвучал,
И эхо страшно вторит в башне хладной;
Нет, не войду я в храмовый портал,
Чтоб странный призрак ночи непроглядной
Не оживил всех мертвецов подряд,
Что в узких нишах по двое лежат,
Уснув на ложе каменном навеки,
Сложив ладони и смеживши веки.

Плющом поросший выщербленный лик
Скривили окна, скорчившись в презреньи;
Из них звучит безумный смех и крик –
А сверху веют в буйном дуновеньи
Полночный ветр из старого окна –
Смертельна свежесть ночи и нежна
Тем, чьи воспалены чело и очи
В бессонных размышленьях поздней ночи.

Унылые чертоги! Я едва ли
Стерпеть бы смог молчанье вашей тьмы –
Здесь словно бы невинных убивали,
Здесь гибли благородные умы
В пустых надеждах, во суетном дерзаньи,
Испепелившись в собственном сияньи!
Мне кажется, могила мнится им
Гораздо холодней, чем мертвецам простым.

Christ Church, Oxford

NIGHT

Faint from the bell the ghastly echoes fall,
That grates within the gray cathedral tower;
Let me not enter through the portal tall;
Lest the strange spirit of the moonless hour
Should give a life to those pale people, who
Lie in their fretted niches, two and two,
Each with his head on pillowy stone reposed,
And his hands lifted, and his eyelids closed.

From many a mouldering oriel, as to flout,
Its pale, grave brow of ivy-tressed stone,
Comes the incongruous laugh, and revel shout —
Above, some solitary casement, thrown
Wide open to the wavering night wind,
Admits its chill, so deathful, yet so kind,
Unto the fevered brow and fiery eye
Of one, whose night hour passeth sleeplessly.

Ye melancholy chambers! I could shun
The darkness of your silence, with such fear,
As places where slow murder had been done.
How many noble spirits have died here,
Withering away in yearnings to aspire,
Gnawed by mocked hope — devoured by their own fire!
Methinks the grave must feel a colder bed
To spirits such as these, than unto common dead.

Оскар Уайльд (1854 - 1900)
Oscar Wilde

Сонет к свободе

Твоих сынов за мутный блеск их взоров
Я не люблю – лишь о себе самих
Они пекутся, скуден ум у них.
Но юных Демократий дерзкий норов,

Разгул твоих Анархий и Терроров –
Близнец моих разнузданных страстей,
Свобода – сродник ярости моей!
Лишь потому от криков и укоров

Твоих я счастлив. Пусть любой царёк
Кнута ударом, громом канонады
Природных прав лишает свой народ –

Что мне до них, казалось бы? Но вот
Христы, взошедшие на баррикады…
Я всё же в чём-то с ними, видит Бог.

Sonnet to Liberty

NOT that I love thy children, whose dull eyes
See nothing save their own unlovely woe,
Whose minds know nothing, nothing care to know,—
But that the roar of thy Democracies,

Thy reigns of Terror, thy great Anarchies,
Mirror my wildest passions like the sea,—
And give my rage a brother——! Liberty!
For this sake only do thy dissonant cries

Delight my discreet soul, else might all kings
By bloody knout or treacherous cannonades
Rob nations of their rights inviolate

And I remain unmoved—and yet, and yet,
These Christs that die upon the barricades,
God knows it I am with them, in some things.

Хилэр Беллок (1870 – 1953)

Баллада о ересиархах

Жил Жан Кальвин, и был он рад,
Что, мол, у Бога нрав крутой,
Потом спалил Сервета, гад,
Не поступаясь правотой.
Где Гус-богемец, лютый, злой?
Где Виклифф мешкотный и снулый?
А где Несторий? Но постой,
Давным-давно их ветром сдуло.

Дал нам еврея Новеград,
Знал римский строй он правовой,
И иудейство всем подряд
Внушал латинскою строкой,
Философ Юм, болтун большой,
Орал, чуть не валясь со стула,
Что Воскресенье – бред такой…
Давным-давно их ветром сдуло.

Где Смит, мормон и ловкий хват,
Жену хватавший за женой?
Где Сауткотт (дура, говорят)?
Где Ницше (он совсем больной)?
Где русский чудик Лев Толстой?
Потомству не нужны посулы,
Оно ответит: «Боже мой!
Давным-давно их ветром сдуло».

Принц, если Геккеля порой
Вам проповедуют средь гула,
Ответьте фразою простой:
«Давным-давно их ветром сдуло».

Hilaire Belloc

Ballade of the Heresiarchs

John Calvin whose peculiar fad
    It was to call God murderous,
Which further led that feverish cad
    To burn alive the Servetus.
The horrible Bohemian Huss,
    The tedious Wycliffe, where are they?
But where is old Nestorius?
    The wind has blown them all away.

The Kohen out of Novdograd
    Who argued from the Roman Jus
‘Privata fasta nihil ad
    Rem nisi sint de sacribus’.
And Hume, who made a dreadful fuss
    About the Resurrection Day   
And said it was ridiculous –
     The wind has blown them all away.

Of Smith the gallant Mormon lad
    That took of wives an over-plus:
Johanna Southcott who was mad
    And nasty Nietzsche, who was worse.
Of Tolstoy, the Eccentric Russ,
    Our strong posterity shall say:
‘Lord Jesus! What are these to us?
     The wind has blown them all away’.

Prince, should you meet upon a bus
    A man who makes a great display
Of Dr Haeckel, argue thus: -
    The wind has blown them all away.