Stoff – Telegram
Stoff
5.1K subscribers
332 photos
2 videos
1 file
153 links
Stoff: 1.филос. материя,субстанция; 2.вещество; 3.ткань; 4.материал (учебный и т.п.); 5.материал (послуживший основой лит. произведения и т.п.); сюжет; 6.фам.эвф. наркотик, выпивка.

Для связи — https://news.1rj.ru/str/StoffvDtrch_bot
Download Telegram
Картины Antonio Frasconi
ДЕАДАПТАЦИЯ

Я уже не запоминаю названия звезд
Это мне не пригодится

Я уже не запоминаю названия стран
Это мне не пригодится

Я уже не запоминаю названия городов
названия площадей

Это
мне
не пригодится

Я стараюсь помнить твое лицо
цену на хлеб
и номер своей квартиры

#Бурич
3
«Суетливость и вечное монотонное бормотание этих волн поглотила, за ненадобностью, еще более бестолковая городская суета. Когда, закрыв глаза, погружаешься в этот исходящий с обеих сторон гул, кажется, будто ты стал свидетелем готовящегося Сотворения мира, и вскоре теряешься в космогонических измышлениях.

Чудо из чудес: между тем первым толчком и гнусным местом, которого мы достигли, нет никакого промежутка».

См. «Признания и проклятия»

#Сиоран
#Чоран
Диссят друг друга не только рэперы, ютуберы или тиктокореры, но и переводчики. Например, старый конфликт (2009 год) Карена Свасьяна и Александра Перцева по поводу перевода на русский Ницше:

«…Французский в немецком — одно дно. Другое дно двудонного Ницше — кровь. Как же переводить того, кто, по собственным словам, из всего написанного ценит только то, что написано кровью, и сам — пишет кровью? Скрипач-лауреат, посетовавший однажды на бетховенский скрипичный концерт: так, мол, не пишут для скрипки, вряд ли разделил бы реакцию раздраженного мастера: «Полагает он, что я о его несчастной скрипчонке забочусь, когда дух говорит во мне». Разумеется, и филолог склонен отнестись к написанному кровью, как к гиперболе; но в таком случае отчего бы ему не попробовать свои силы на авторах, в чьей душе, по Ницше, течет молоко, а дух скис. Первое, и абсолютное, условие: у переводчика Ницше должна быть та же группа крови… Он может прекрасно владеть языком (белым), но быть невосприимчивым к темным языковым лучам. Перевод — это такая адаптация, или ассимиляция, чужеязычных слов в настороженном пространстве родного языка, при которой горизонт внеязыкового (межсловного, молчащего, невыразимого) реактивируется с приблизительно той же силой, что и в оригинале. Часто говорят: хороший перевод — это когда автор говорит на чужом языке, как на родном. Но Ницше, говорящий на русском, как на родном, — безвкусица и вздор. Он и в своем немецком неродной, до того, что с вызывающей веселостью говорит на нем по-французски; так с чего бы ему вдруг обрусеть и перейти в распоряжение чужого и чуждого ему демона! Еще раз: перевод Ницше — не перевод из какого-то немецкого, которым владеет переводчик, в какой-то русский, которым он более чем владеет. Это эрратический валун, который, после того как он волею и умением переводчика был перенесен из немецкого ледникового пространства в абсолютно гетерогенное ему русское, не приспосабливается сам к последнему, а приспосабливает его к себе. От русского языкового чутья здесь нужно держаться подальше — настолько, чтобы не испортить оригинал несвойственными ему придыханиями, но и не настолько же, чтобы незаметно перейти на «болгарский»; надо просто помнить, что речь идет о таком переводе с «немецкого» на «русский», в котором немецкий должен быть сохранен, как первая, и да: первая среди равных, неповторимая гортань. «Мы освободились от страха перед разумом, этим призраком XVIII века: мы снова смеем быть лиричными, абсурдными и мальчишески-озорными… одним словом: мы музыканты» (осень 1887 г.). Так он шел на дело: легкомысленный саксонец-гасконец, полагавший осилить ложь тысячелетий — полетом Валькирий в африкански-веселой тональности Кармен. Переводчик должен знать, что никакая точность и адекватность, никакие споры о терминах и идиомах не помогут, если переводиться будет текст, а не (под предлогом текста) — лирика, абсурд и озорство! Ницше сам назвал однажды какую-то книгу — по сути, все свои будущие книги: «музыкой, случайно записанной не нотами, а словами», задав невольно головоломку будущим переводчикам: тоже случайно записывать не нотами, а другими словами, то есть, не просто переводить слова из чужого языка в родной, споря о терминах и содержаниях, а находить в родном языке слова, через которые музыке было бы так же легко влетать в погибель, как через чужие».

См. «Перцев и Ницше».

#Свасьян
#Перцев
#Ницше
Картины Thomas Lévy-Lasne
Stoff
Несколько искажая цитату Теодора Адорно, любят повторять, что нельзя писать стихи после Освенцима. Согласиться с этим невозможно. После Освенцима нельзя теоретизировать, а вот стихи как раз только после него и начинаются. Трубы крематориев прорвали небесный…
«…Философию невозможно пройти, — даже на врача можно выучиться за шесть лет или больше, а нет такой меры труда, после которой философ имел бы право сказать, что он овладел своей профессией. И нет позора для спортсмена, для врача, для ученого уйти из профессии, даже НАДО это сделать, чтобы не оказаться смешным и ненужным, — но философ, который оставит философию когда бы то ни было, даже в последний день жизни, этим отменит и всю свою прежнюю философию, окажется то есть, что он никогда и не знал, что это такое».

См. «Чтение философии»

#Бибихин

Все это применимо и к другому виду жертвоприношения — к поэзии.
Странный переход. От того, что к врачу надо потому, что мама сказала, к тому, что к врачу надо потому, что страшно.

#Fetzen
Оппозиционеры часто — а по мере приближения ЕДГ особенно часто — говорят о том, что политика пропала. Однако не стоит обманываться. То, что некоторые институты лишаются своего политического содержания, не означает исчезновения политического. Политическое никуда не пропадало и не пропадет, оно останется, как останутся эстетика или этика — до тех пор, пока смерть не заберет последнего человека. Не нужна даже пара: все мы помним анекдот про еврея на необитаемом острове и две синагоги. Политическое не исчезает, а только перераспределяется. И тем, кто проиграл в борьбе за доступ к нему, кого от политического оттеснили, остается либо причитать о почти космической катастрофе его исчезновения, либо вводить его новые трактовки. Такие, которые теперь уже им позволили бы политическое монополизировать.

#Entwurf
«И почему вы так твердо, так торжественно уверены, что только одно нормальное и положительное, — одним словом, только одно благоденствие человеку выгодно? Не ошибается ли разум-то в выгодах? Ведь, может быть, человек любит не одно благоденствие? Может быть, он ровно настолько же любит страдание? Может быть, страдание-то ему ровно настолько же и выгодно, как благоденствие? А человек иногда ужасно любит страдание, до страсти, и это факт. Тут уж и со всемирной историей справляться нечего; спросите себя самого, если только вы человек и хоть сколько-нибудь жили. Что же касается до моего личного мнения, то любить только одно благоденствие даже как-то и неприлично. Хорошо ли, дурно ли, но разломать иногда что-нибудь тоже очень приятно. Я ведь тут собственно не за страдание стою, да и не за благоденствие. Стою я… за свой каприз и за то, чтоб он был мне гарантирован, когда понадобится. Страдание, например, в водевилях не допускается, я это знаю. В хрустальном дворце оно и немыслимо: страдание есть сомнение, есть отрицание, а что за хрустальный дворец, в котором можно усомниться? А между тем я уверен, что человек от настоящего страдания, то есть от разрушения и хаоса, никогда не откажется. Страдание — да ведь это единственная причина сознания».

См. «Записки из подполья»

#Достоевский
«Тридцать лет экстатического поклонения Сигарете. Теперь, когда я вижу, как другие приносят жертвы моему бывшему идолу, я их не понимаю, я считаю их свихнувшимися или тупицами. Если побежденный порок становится нам до такой степени чуждым, как не остолбенеть перед тем пороком, которому мы еще не предавались?»

См. «Признания и проклятия»

#Сиоран
#Чоран
Так мы забываем любимых
И любим не любых, губя,
Но холодно сердцу без грима
И тяжко ему без тебя.
В какой-нибудь маленькой комнате
В грядущем и страшном году
Толкнёт меня сердце: «А помните...»
И вновь я себя не найду.
Пойду, словно тот неприкаянный,
Тот бедный, растрепанный тот,
Кто ходит и ищет хозяина
Своих сумасшедших широт.
Дойду до надежды и гибели,
До тихой и мёртвой тоски,
Приди ж, моя радость, и выбели
Мне кости, глаза и виски!
Всё вычислено заранее
Палатой мер и весов –
И встречи, и расставания,
И судорога поездов,
И вечные сроки забвения,
И краткость бессмертной любви –
И это вот стихотворение,
Построенное на крови

#Домбровский
Сначала ты гордо заявляешь со сцены об «оккупации», а потом в этой самой оккупированной стране продаешь свои книги, снимаешь сериалы, выступаешь на радио. Есть же в этом какое-то чудовищное противоречие. Хотя бы эстетическое. Что-то не могу представить Чипполино, получающего премию на мероприятии, организованном с разрешения принца Лимона, в зале, заполненном фруктами.

Есть категории, которые лучше не использовать, хотя бы потому, что они ну слишком к многому обязывают говорящего.

#проходящее
Графика Alan E. Cober