«Строгий юноша», Реж. Абрам Роом, 1935

«При постановке фильма допущены грубейшие отклонения от стиля социалистического реализма. Формалистические выкрутасы, безвкусная стилизация, погоня за внешней красивостью — наложили резкий отпечаток на фильм. ...Оператор тов. Екельчик, целиком подчинившись этой стилевой установке А. Роома, придал своей фотографии те же черты эстетства, стилизаторства, мистической бесплотности форм».

Это цитата из постановления о запрещении фильма «Строгий юноша», действительно сильно выбивающегося из канона соцреализма. Странность, торжественность и — почему бы и нет — «мистическая бесплотность форм» фильма с рабочим названием «Волшебный комсомолец» поражает и сегодня.

Формально сюжет картины строится вокруг любовного треугольника: прославленный врач, его жена Мария и молодой комсомолец Гриша. Это, в сущности, тривиальная и почти бытовая сюжетная схема. Однако, сценарист Юрий Олеша использовал ее для высоко абстрактных размышлений о месте интеллигенции в новом мире и равенстве без «уравниловки». Всё это — темы, характерные для самого начала 30-х. Нехарактерным выглядит выбор эстетики античности. По-видимому, на определенном этапе она казалась Олеше подходящей для идеализации строителей новой жизни — в поэме 34-го года у него есть строчки «Москва в те дни была Элладой, помноженной на коммунизм».

Особенно явно параллели с античностью видны в сцене на стадионе, где полуобнаженные комсомольцы среди античных статуй обсуждают «третий комплекс ГТО», придуманную главным героем теорию новой морали. Соединяя атлетизм героев и диалоги об этике, создатели представляли советский проект как афинскую демократию, возрожденную революцией. Только вот акцент на атлетичности и физической привлекательности комсомольцев неизбежно вызывает ассоциации с гомоэротичностью античности. Заложенная Роомом и Олешей предельная эстетизация советской действительности на деле выглядела как побег от реальности в мир просторных белых зал и безупречных атлетичных тел.

«Строгий юноша» — удивительное кино будто из альтернативной реальности, безусловно, не сводимое к одной лишь гомоэротичности. Но такого уровня эстетизации сексуального тела в советском кино после него не было еще долго.

«Волга-Волга». Реж. Андрей Сильвестров, Павел Лабазов, 2006

Дрэг-ремейк советской музыкальной комедии «Волга-Волга» 1938 года. Всё почти, как было, только у героини Любови Орловой на плечах — загримированное под Орлову лицо перформансиста Владика Мамышева-Монро. Непропорциональная голова, живущая отдельной от тела жизнью и говорящая голосом Мамышева-Монро проявляет демоническую сторону «Волги-Волги», которая все больше смотрится как фильм про поющую нечисть, терзающую бюрократа Бывалова.

Из других вмешательств в материал: режиссеры немного сократили оригинал и добавили две по-настоящему величественные сцены. В одной Монро (на этот раз с головой на собственных плечах) поет в белом платье на фоне стаи пингвинов, а во второй – грозит зрителю пальцем на фоне кислотного герба СССР.

Хулиганское обращение с любимой комедией Сталина странным образом продолжает логику эпохи с ее бесконечным ретушированием и убиранием неугодных с пленки: эта участь постигла главного оператора картины Владимира Нильсена, арестованного и расстрелянного еще до завершения съемок и, конечно, не упомянутого в титрах. В 50-х из «Волги-Волги» вырезали сцены, связанные с культом Сталина, в 80-х сократили песню «Водовоз» из-за антиалкогольной кампании. Очередная перекройка фильма в новом веке не просто углубляет оригинал, но и предугадывает потоковое производство ремейков советской классики в нулевых.

🌸 Рената Литвинова поздравляет с месяцем гордости! «Никто не имеет права вам диктовать, каким быть», — говорит в видеообращении Рената Муратовна.