большое искусство — это когда в десятый раз пересматриваешь («Социальную сеть», в данном случае), и все равно находишь, над чем крякнуть

книга, из которой мы окончательно поняли, что главное кинопотрясение в жизни ПВО — «Матрица» (в нашей, можно подумать, что-то другое), а соперничество с Сорокиным остается побочным, но все-таки важным сюжетом его литературной карьеры. также тревожно, что на том месте, где раньше был Набоков, теперь Бунин — уж не ждать ли нам к 60-летию ремейка «Темных аллей».

написал про «Transhumanism Inc.» без гнева и пристрастия. уж если зачем-то заниматься этим из года в год, то точно с холодной головой.

The Blueprint нашел фотографию Виктора Пелевина 2020 года. Писатель 20 лет не появлялся на публике

в номере журнала «Историк» за апрель 2020 года (не спрашивайте) впервые увидел портрет Ленина, написанный Эмилем Бернаром в 1909-1910 годы; такой николай-бердяев — герой учебника по истории русской философии, переживающий бури века за письменным столом. если верить данилкинскому интервью — который говорит «все то же самое», но так же заразительно, как в 2017-м — слава богу, что образ оказался ложным.

про «Легенду о Зеленом рыцаре» пишут, что это смелая ревизия оригинальной поэмы, ироничное опрокидывание ироничного первоисточника; очень может быть. мне показалось, что самое ценное тут — то, как тонко Дэвид Лоури понимает природу поэзии, чувствует (и грандиозно умеет передать) ее транс, и скорость, и главную, в общем, задачу: показать перемену во времени. а еще это тот редчайший случай, когда страшно претенциозно (особенно поначалу) и очень хорошо (особенно последние сорок минут). также хочу стереть себе память, чтобы как в первый раз увидеть сцену с великанами, напоминающими не то ридли-скоттовских Создателей, не то сорокинских Больших

фильм «Петровы в гриппе» — очередное напоминание, что есть литературные фантазии, которым страшно не идет смена медиума: не выходи за пределы бумажного листа, не совершай ошибку, и чур тебя, безлюбый театрализованный мир

​​«Придуманный им жанр галлюциногенного трактата-фельетона, конечно, страдает известной вульгарностью — потому что со времен опять-таки «Затворника и Шестипалого» он в любой ситуации в первую очередь стремится определить координаты «кормушки-поилки», а к двум проклятым вопросам русского самосознания он сформулировал третий — из чего сделаны сами деньги? Однако никто, кроме него, не чертит столь филигранную дорожную карту по самым диким маршрутам».

дух веет, где хочет: в казахстанской деловой газете «Курсив» вышло эссе Максима Семеляка о Пелевине — может быть, несколько экзальтированное («непобедимое солнце постсоветской литературы», ой ли), но ухватывающее (или, скорее, заново проговаривающее) кое-какие важные про него вещи: очень специфическая разновидность патриотизма; сочетание тщательности, когда дело касается сверхъестественных переживаний, и расслабленности, когда доходит до конвенций реалистической литературы с ее характерами и сюжетами; остроумие, которое надо искать не в комментариях к хронике текущих событий, а в описаниях предметов и людей — как у Гоголя или Ильфа и Петрова. ну и, конечно, финал: Лев Данилкин заказал любимому автору текст по мотивам поездки в Непал, и вы не поверите, что случилось потом.

We consider this to be like ‘Joker’ in reverse, where a mundane protagonist is surrounded by an illogical world.

как страшно жить: продюсер баумбаковского «Белого шума» купил права на «Приглашение на казнь» и уже ищет режиссера. безумие, безумие, безумие — и очень не хочется, чтобы получился (сужу по пересказу) фильм »Дело».

​​никогда, признаться, не понимал, что имеют в виду те, кто называют фильмы Дени Вильнева авторскими высказываниями — даже если опустить то, что когда кино начинает что-то высказывать, самое время переключить канал. голливудский его период казался мне доказательством нехитрой теоремы: кино больше суммы его частей, а профессионализм и дизайнерское чутье — доблести скорее студийных работников, чем аутеров, какой бы условной ни выглядела сегодня эта дихотомия. «Дюна» — большой, громкий, выразительный фильм, современный Голливуд на предельных его мощностях, и неправы те, кто, утрируя, называют это провалом; всем бы так облажаться. но можете ли вы представить себе, чтобы вокруг него сложился культ; чтобы к этой «Дюне» — несмотря на несколько завораживающих фрагментов — захотелось бы вернуться через год? я надеялся, что это правда трип по мотивам классики, ветвистый путь из точки А в уже известное Z — ну вот как тот же «Зеленый рыцарь». Вильнев оказался предсказуемее, безопаснее — оказался слишком прилежным экранизатором, не посмевшим нарисовать чертиков на полях классической книжки.

«В литературе что-то подобное проделывал, пожалуй, только Лоренс Стерн в «Сентиментальном путешествии по Франции и Италии». Манеру сюжетостроения и изложения Дэвида Чейза вполне можно назвать стерновской и в том, как он скачет с предмета на предмет, с сюжета на сюжет в попытке объять необъятное, и в том, как ирония смягчает брутальное насилие, а высокая драма, в свою очередь, купирует смешки, и в том, как он одергивает сам себя, не желая никаких внятных финалов: «В жизни так не бывает, не все истории заканчиваются, нельзя взять и повязать ленточку на всем, что тебе попадется, и сказать: ну вот, конец!» — говорит Чейз в одном из своих интервью».

Василий Степанов написал эссе в пяти главах о лучшем сериале на свете — поместив «Сопрано» в кинематографический, литературный, социологический, исторический и психоаналитический контекст. несмотря на солидный объем, получилось прямо крупными мазками – но, думается, и этого довольно, чтобы бросить все и начать смотреть заново. добавление от меня — список из шести любимых книг Дэвида Чейза.

Джером Д. Сэлинджер «Над пропастью во ржи»
Чарльз Диккенс «Больше надежды»
Фрэнсис Скотт Фицджеральд «Прекрасные и проклятые»
Роберт Грейвс «Я, Клавдий»
Альбер Камю «Чума»
Джон Гарднер «Книга Фредди»

​​I think she would have appreciated that I’m not being mean to anyone, that I love all the characters, that I’m not making fun of anyone.

журнал Wall Street Journal красиво сфотографировал Джонатана Франзена. новый роман — 5 октября.

​​тем, кто пригорюнился после вчерашнего трейлера «Ампира V» (довольно позорного, действительно; за почти десятилетие в производстве эта история успела состариться куда хуже, чем «Поколение», которое сейчас выглядит как ретро, а эта экранизация на ностальгическое высказывание о нулевых совсем не похожа), рекомендую перечитать данилкинскую рецензию на тогдашнюю новинку. здесь безупречно сформулирован набор претензий к автору на 15 лет вперед и объясняется, почему разочарование — самая естественная, даже запрограммированная, можно сказать, реакция на его тексты.

«Пелевин, который сейчас уже старше, чем Гоголь перед смертью, все более мрачен и все менее себя контролирует (иногда это выражается в фельдфебельских шутках, иногда — в гоголевских «лирических отступлениях»). Его новый глиняный пулемет безыскуснее и грубее, чем обычно; кое-какие очереди из него сошли бы за завещание. Пелевину уже неинтересно выписывать портреты, выискивать типажи эпохи, подробно прорисовывать образы. Люди, даже самые эксцентричные, по существу, одинаковы; в секторах целевой аудитории пусть разбираются маркетологи, а писателю это ни к чему. Мир, населенный жертвами одного и того же агитпропа, так однообразен, что писателю остается не описывать фрагменты этого мира, а всего лишь точно позиционировать их в пространстве и контексте».

​​дичь. ждем триумфальное появление Томаса Пинчона на обложке London Review of Books.

а как так вышло, что я никогда не видел, возможно, лучшую журнальную обложку с русским классиком

Джонатан Франзен проведет эксклюзивный стрим с российскими читателями сегодня в 21 мск. нажимайте на колокольчик, жмякайте кнопку с долларом

​​к вечным, не подлежащим девальвации ценностям. живой, настоящий, красивый, 66-летний Владимир Сорокин дал интервью Татьяне Щербине, в котором сравнил Достоевского с бомжом и обратился к человечеству по-настоящему ласково: мудаки. и даже ни разу, на наше счастье, не назвал Россию «Эльдорадо для писателя» — водится за ним такое клише. также мы узнали, как выглядит его новый переводчик на английский Макс Лоутон, в чьем переложении скоро выйдет роман Blue Lard — и, будем надеяться, шокирует англоязычного читателя до глубины души.

последний, похоже, подарок студии MGM, едущей в пасть Amazon. кино is coming home

​​первые рецензии на «Не время умирать» пока сильно лучше, чем предполагалось (по традиции довольна, как слон, британская пресса; если верить местному Долину Питеру Брэдшоу, получился нелепый, большой и сентиментальный фильм), а значит, самое время вспомнить два знаковых текста про 007 на русском.

Александр Проханов расшифровывает послание «Казино Рояль», читая фильм как сказ об исторической миссии Путина:

«Бонд в казино обыгрывает злодея, становится обладателем несметных, миллиардных сокровищ. У него возникает искушение бежать из "Игры", обмануть судьбу, опровергнуть Пифию. Он бросает разведку, пишет прощальное письмо своей благодетельнице "М". Готов со своей возлюбленной безымянно раствориться в мире, где столько дивных лазурных лагун, чудесных ландшафтов, недоступных замков. Не надо убивать, не надо стаскивать с израненного тела окровавленную рубаху и мыть изрезанные руки. Не так ли и Путин, благополучно "процарствовав" два президентских срока, избегнув личных катастроф, став благодаря Газпрому "президентом-олигархом", намерен оставить Кремль? Скрыться из политики, предоставив преемнику "расхлебывать" неизбежные катастрофы русской и мировой истории? Не так ли и Путин желает ускользнуть от фортуны, обмануть Судьбу-Благодетельницу?»

Лев Данилкин объясняет, как франшиза преломляет историю и современность и почему Бонд никогда не пытался построить демократию в России или Китае:

«Бонд, таким образом, ведет себя не как экономист или политик, а как географ, осознающий, что он может регулировать только те проблемы, которые правда могут быть решены. Вы можете — понимают зрители в Лондоне, Москве, Нью-Йорке и Тегеране — воевать с террористами, но бессмысленно пытаться разрушить то, что формируется по не зависящим от нас причинам; не стоит, по примеру Ксеркса, сечь плетками море. Этот «географический» подход к истории и современности, который воплощает Джеймс Бонд и который реализован в сценариях бондианы, — несомненно, один из факторов долгосрочного успеха. Бонд не верит в то, что все дело в экономике и техническом прогрессе, в теорию «плоского мира», в то, что моря и горы не имеют значения и логика финансовой глобализации вот-вот нейтрализует все существующие различия. Бонд знает, насколько важна для Англии ее географическая изоляция — и, более того, понимает, что самому ему в плоском мире, мире без конфликта, делать нечего, он там не нужен. Помните тот единственный раз, когда Бонд запропал на шесть лет? Это произошло между 1989-м и 1995-м, ровно в тот момент, когда людям показалось, что конфликт двух цивилизаций сошел на нет, история — закончилась и мировой дух наконец познал себя. «Конец истории» — конец Бонда; 007 похоронили под сурдинку; к счастью, быстро выяснилось, что моря и горы, хоть ты тресни, никуда не делись, и, соответственно, история — продолжается, и, раз так, Бонд — участник холодной войны, но не пережиток ее — может вновь заняться своим старым хобби — воскресать».