​​все это, конечно, дико трогательно — и, может статься, в очередной части франшизы с экрана процитируют что-то из проданного пинчоновского архива, — но как быть с тем, что «Стеклянную луковицу» натурально невозможно смотреть. первая часть, подпорченная, на мой вкус, социальным дидактизмом, хотя бы следовала каким-то жанровым приличиям — отнюдь не бессмысленным, как и многие другие ограничения. эта серия слишком очарована заглавной метафорой (за слоями кроется сияюще дебильная пустота) и собственной иронией по этому поводу; в конце концов, она попросту незанимательная и несмешная. и давайте сделаем вид, что я этого не говорил: второй фильм подряд белый спаситель с, ммм, теннесси-уильямсовским выговором помогает небелой женщине-жертве добиться справедливости; дико прогрессивно, ничего не скажешь. впрочем, у Бенуа Бланка красивый балкон: вот на нем бы и дочитать наконец «Радугу тяготения».

​​это мог быть год интервью с Франзеном или похода на Cappuccino & Catenaccio (где бы сейчас ни лежал тот выпуск про кино о футболе), год нескольких хороших разговоров и неплохих текстов, год кое-каких профессиональных достижений и больших личных анонсов, а получился черный год, страшный год. год «Ады» обернулся годом ада — да простится мне этот стилизованный под позднего Пелевина каламбур.

что сказать: в 2022-м меня занимали судьбы людей, которым тоже выпало жить в эпоху вихря. и те, кто оказались внутри воронки, привлекали – стали привлекать — сильнее тех, кому удалось выскочить. это я не к тому, что существует какая-то универсальная стратегия: есть вещи, которые могли быть написаны, сняты, придуманы только изнутри или только снаружи, и кто мы, чтобы что-то горделиво отбрасывать. это был год, когда оказалось пригодно все — любой пример выполнения жизненного задания в самых неблагоприятных обстоятельствах.

в 2022-м было много громких слов, концептов, испепеляющих приговоров. на перенаселенной шарлатанами территории оказалось еще больше специалистов по империям, нациям, культурам. большую часть речей, постов, твитов, отдельных тейков хотелось заскринить и крикнуть: да что же вы такое несете. хотелось, но, честно говоря, больше не хочется. отдельный русский — так я бы сформулировал и кредо, и способ мышления, и, может быть, единственный залог самосохранения вне зависимости от адреса и гражданства.

держаться.

бонусом — 20 произведений визуального искусства 2022 года.

20. Падение Луны
19. Прощенные
18. Преступления будушего
17. Глубокие воды
16. Мо, 1-й сезон
15. Аполлон-10½: Приключение космического века
14. Экспресс
15. Банши Инишерина
13. Блондинка
12. Индустрия, 2-й сезон
11. Нет
10. Солнце мое
9. Три тысячи лет желаний
8. Белый лотос, 2-й сезон
7. Все везде и сразу
6. Фабельманы
5. Решение уйти
4. Топ Ган: Мэверик
3. Репетиция, 1-й сезон
2. Тар
1. Сядь за руль моей машины

согласен полностью

​​Донна Тартт любит «Лучше звоните Солу» и «Талантливого мистера Рипли» и не тратит время на соцсети. тем временем «Щеглу» в этом году 10 лет, и писательнице, работающей в темпе линклейтеровской трилогии, пора бы уже — нет?

рождественское перемирие под сенью дев, увенчанных цветами. все же понимают, почему вторая лекция — 18+?

ну хорошо. я рассмотрел «The Making of Atomic Bomb», «Игру на понижение», «To Save Everything, Click Here» Евгения Морозова, Кристину Стид его любимую, Dostoevsky, Рейчел Кушнер, Полу Фокс (но не ту, что он обычно хвалит; автобиографию) и «The Rise of the Novel» Йена Уотта. давайте исходить из того, что Vladimir Nabokov, Leo Tolstoy, Philip Roth и другие, другие, другие — за спиной у автора.

Дэвид Фостер Уоллес о романе Джона Апдайка «Toward the End of Time». напомните, пожалуйста, почему вся литературная критика не может быть такой?

[Дэвид Фостер Уоллес. Избранные эссе. Екатеринбург: Гонзо, 2023. Перевод с английского Сергея Карпова и Алексея Поляринова. С. 407.]

страшно представить, какого Армонда Уайта включил бы Уоллес, посмотрев нового «Аватара». от которого, конечно, судороги ужаса и восторга, но никогда — скуки: о, знаю я, меня боятся люди, и жгут таких, как я, за волшебство. счастье — это просто. и очень дорого.

все-таки чувствуется, что над экранизацией The Last of Us работали люди из России

первый большой русский текст 2023 года.

Шазелл, наверное, отстал от «графика гения» — «Ночи в стиле буги«, на которые «Вавилон» походит в особенно рискованные моменты, вышли, когда их автору было 27, — и финал, с финалом, он, конечно, перемудрил. но вообще это дико круто, и дерзко, и технично, и смешно, и безвкусно, само собой. вероятнее всего, так действительно больше не будет: чтобы на три часа и без каких-либо обязательств по отношению к зрителю. Дэмьен сейчас немного напоминает своего Джека Конрада — два подряд «провала», те, кто носил на руках, крутят у виска или говорят «старик, ты это, держись», — но что-то подсказывает: никакой точки пули в конце пути. у Шазелла какая-то своя, очень американская траектория — от историй про жажду самореализации (Фицджеральд?) к меланхоличному маскулинному эпосу (Мейлер?) к непристойной сатирической буффонаде об энтропии (Пинчон?). страшно представить, что у него сейчас в голове; страшно интересно.

​​проект, в котором выпала честь поучаствовать, — «24 слова» «Подписных изданий» и «Объединения». мой флэш-нон-фикшен — про Дом. в продаже с 6 марта, вся выручка будет перечислена в фонд AdVita, помогающий детям и взрослым с онкологическими, гематологическими и иммунологическими заболеваниями.

Владимира Георгиевича Пелевина не существу..

русский перевод «Радуги тяготения» ждали еще в 2009-м, а сам роман Пинчона подозрительно напоминает «Петербург», «Школу для дураков» и «Пикник на обочине» — наконец-то при перечитывали знаменитой двойной статьи Алексея Цветкова и Сергея Кузнецова про РП зацепился за фразу покойного «поскольку я пишу о «Радуге» уже далеко не в первый раз». как сказал Ричард Никсон, «Чего?».

80. слава богу, не застал

Владимир Набоков и его теория медиа

ну вот и как он это делал

не очень понятно, какой пост сегодня уместно выложить, но давайте считать, что про галлюцинаторно-антивоенно-фарсовый роман «Радуга тяготения», служащий утешением всем, кто опасается упадка искусства обмана, — нормально.

бывает. но мы-то с вами понимаем, что к чему

«После войны будет это возвращение, как после долгой болезни, к тому, что мы опять будем разными, мы станем раздражительными, и никто нас не будет за это упрекать, все будут говорить: «Ну слава тебе господи, опять он ведет себя просто как последняя… непонятно кто». (Смеется.) Мне кажется, это очень человечная история, в этическом смысле это оппозиция насилию и жестокости. Главное, чтобы в тебе было что-то живое, чтобы ты не был говорящим автоматом, не говорил словесными обмылками, в которых нет никакого смысла».

большой, неровный, важный разговор. раз, два.

Набоков Жестко про англоязычную литературную критику