​​не знаю, к сильным или слабым авторам отнес бы Гарольд Блум французских теоретиков второй половины XX века: сам он никакой симпатии к семиотикам и постструктуралистам, кажется, не питал и считал их амбициозными проходимцами. вместе с тем мало кто так решительно повлиял на современный — и неважно тут, научный или журналистский — стиль, как создатели «Фрагментов любовной речи», «Надзирать и наказывать», «Внутри мыслящих миров» и другие великие. цитировавшаяся выше биография Ролана Барта, написанная Тифен Самойо, принадлежит этой же традиции, что сообщает ее чтению какую-то затрудненную прелесть (прелестную затрудненность?). сочинил об этом небольшой текст для «Сеанса» — с тоскливым (богатыри не мы) финалом.

скоро год, как живу с лучшим псом на свете. вечера провожу примерно так

​​сокрушительные, второй день думаю, впечатления от залеровского «Закатать в асфальт» — фильма с худшим, но, как выясняется, самым точным названием из возможных. просоленные диалоги, выпяченные (в прежние времена их пренебрежительно называли «комиксовые») мотивации, экстатическое несколько насилие — дело не в том, что «так больше не делают», а в том, что всю вторую половину сидишь не шелохнувшись — как заложник в фургоне, который везет тебя черт знает куда. не лучший фильм на свете, прямо скажем, но что-то страшно амбициозное, веское, очень при этом технично исполненное взяло вдруг и материализовалось — к нашему удивлению и радости. как и Корбет про поп-террористов, сюрприз сезона; цитируя героя Мела Гибсона, 80%, что попадет в аналогичную номинацию по итогам года.

​​не вижу отчего-то в ленте ничего про нового Сорокина, а случай, кажется, исключительный: к изданию готовится не роман, не пьеса, не завернутый Хржановским сценарий «Дау», а сборник текстов, «балансирующих между» — и давайте здесь оборвем цитату. помимо очевидного — что у ВГС не очень получаются прямые высказывания; что выбранная форма, очевидно, кризисная (покажите, однако, того, кто сейчас полной грудью и с новыми силами); что творческий генезис «Нормы» дико интересен, — хочется страдальчески опереться щекой на ладошку: и этого, похоже, пелевинизировали; теперь и он — в-год-по-книге. «Нормальная история» выйдет в августе.

​​«Рассвет» привечает не только больших ученых-романистов, но и наши любимые подкасты: в понедельник, 8 апреля, редакция «Полки» в полном практически (Лена, здоровья!) составе ввяжется в «Русский срач», а 15 апреля главред Букмейта Павел Грозный расспросит Бориса Куприянова о книгах, которые его сформировали.

Время, и место, и кнопка «Зарегистрироваться»; обещают и трансляцию.

бывают в жизни удивленья: приобрел в гипермаркете «Ашан» сборник Полины Барсковой «Солнечное утро на площади».

ох

​​какой холодный — как про чужого — разговор Парамонова и Гениса, приуроченный к юбилею Набокова: и «Лолита» напыщенная, и «Пнин» (с его изящной пунктирной структурой), оказывается, брошен на полпути, и в русских книжках всего несколько живых душ в окружении манекенов, а еще у этого автора проблемы с соединением отдельных предложений в сплошной текст (почти дословная цитата) и дурное воспитание: громит Ахматову едва ли не сообща со Ждановым; непонятно, в общем, за что его — эстета-экстремиста — любить. тут, конечно, на ум приходит цитата из переписки Набокова с Глебом Струве: «Грустно. Мне иногда кажется, что я ушел за какой-то далекий, сизый горизонт, а мои прежние соотечественники все еще пьют морс в приморском сквере». через 60 лет после отправки этого письма ответственно заявляем: ушел; пьют.

настроение: Александр Блок в роли Гамлета

Любовь Шапорина (1879 — 1967): «Дневник»

Ирина Одоевцева (1895 — 1990): «На берегах Невы», «На берегах Сены»

Надежда Мандельштам (1899 — 1980): «Воспоминания»

Нина Берберова (1901 — 1993): «Курсив мой»

Лидия Гинзбург (1902 — 1990): «Записки блокадного человека», «Воспоминания»

Эмма Герштейн (1903 — 2002): «Мемуары»

Лидия Чуковская (1907 — 1996): «Записки об Анне Ахматовой», «Процесс исключения»

и это я не к тому даже, что XX век — женский век: просто представьте себе кумулятивный эффект этих текстов-свидетельств, если, скажем, попытаться написать по ним сериал на восемь неотразимых сезонов; фантастика же — и надеюсь, не одного меня пожирает эта идея.

​​я уже как-то рассказывал: выбрав в магистратуре венгерский, я — опрометчиво довольно — держал в уме Эстерхази и Надаша: настанет, мол, время и для центральноевропейского модернизма, когда Елена Баевская переведет всего Пруста, а еще более бесплотный, чем сейчас, новосибирский профессор — оставшегося Пинчона. с мадьярулем в итоге не сложилось, но интерес — предельно общий, что уж там, — к этой культуре сохранился: в этом смысле новый выпуск «Читателя» с переводчицей Оксаной Якименко пришелся как-то очень кстати: территория стала картой. на правах неслучайного, конечно же, совпадения: в планах «Носорога» на ближайший год (между, ура, Николевым и, ого, Ульвеном) есть книга Шандора Мараи «Свечи сгорают дотла» — как раз в переводе Якименко.

первый и первая, 1963

тизер

тизер-2

какой кошмар

Дмитрий Львович, поправляйтесь скорее; родным — сил

​​любопытное из комментариев к англоязычным рассказам Набокова: писатель объясняет редактору The New Yorker, почему для него стиль и есть содержание — а она в ответ о героях, которым хочется (или, как в данном случае, не хочется) сопереживать. легко напасть на Уайт, проглядевшую великую новеллу о столоверчении («Сестры Вэйн» в итоге вышли в Encounter с уморительным предуведомлением «Приз в одну гинею получат первые пятеро читателей, которым удастся раскрыть шифр»), но вы себе прежде честно ответьте: решились бы вы купить рассказ, начинающийся с того, что преподаватель французской литературы охотится за самыми красивыми сосульками на кампусе?

хочу почитать какую-нибудь умную статью в условной «Теории моды» об очках советских писателей: Леонов, Трифонов, Казаков, Пришвин, Бабель, Искандер, Стругацкие — сколько классиков, столько и моделей. а то что все про кроссовки

тоже проект мечты — комедия про Набокова в Корнеле: скандальные лекции, талантливые и не слишком студенты и мерцающая где-то «Лолита»

22 апреля Набокову 120 лет, но поздравляем мы его уже сегодня. На «Полке» — новая статья: Игорь Кириенков пишет о «Приглашении на казнь», романе, который сам Набоков ценил больше прочих своих вещей. Метафизическая антиутопия, история поэта и учителя, приговорённого к отсечению головы за «гносеологическую гнусность», радикальный рецепт по преодолению пошлости. Почему Цинцинната Ц. так зовут, какую роль в книге играют паук и бабочка и кто такой философ Делаланд? Ответы — по ссылке; с юбилеем, Владимир Владимирович! https://polka.academy/articles/568

​​Брэдфорд Морроу: А что для вас настоящий герой?

Джозеф Макэлрой: Вы не читали повесть «Хаджи-Мурат» Льва Толстого? Витгенштейн обожал ее, прозрачную, намеренно простую, бесхитростную. Для меня это некий ориентир.

стоило, наверное, как-то запечатлеть распаковку посылки от наших товарищей Pollen Press — «Плюс» в суперобложке, сумка с цитатой из Пинчона, без которой я теперь никуда, несколько простых и надежных закладок и новый выпуск Pollen fanzine про «потерянного постмодерниста» Джозефа Макэлроя,— но что уж теперь, разодрав целлофан, сокрушаться. что не отпускает — и что только укрепляет мою веру в мистику повседневной жизни, — так это подобные цитаты-пророчества, которые толкуют о том, что знают только ты, да я, да малиновый, дорого продавший свою жизнь репейник.