— по меньшей мере один редактор «Горького» Набокова как-то не очень — что не помешало другому дорогому сайту выпустить про писателя целых три материала в разных жанрах. самый синтетический — у Левинга: отчего-то не вошедший в Insomniac Dreams сон х забавный мемуар о Геннадии Барабтарло х размышления о незавидной участи петербургского дома-музея; все закольцовано при этом. самый популярный — Набоков против всех, включая кумиров Гоголя и Толстого. написал для «Горького» и я — про негромкое величие англоязычных набоковских рассказов: в тексте прямо сказано, какие четыре — ух и золотой фонд. все цитаты приведены по «Полному собранию рассказов», которое подготовили Дмитрий Набоков, Бабиков и Барабтарло;
— «Кольта» докладывает: Бунин назвал Набокова «сволочью» и «молодцом» на полях «Университетской поэмы». войдет (с другими находками) в новое издание книги Максима Д. Шраера «История соперничества» — придется, похоже, им обзавестись;
— Nabokov Online Journal разослал своим читателям письмо с поздравлениями и позвал всех на главную. страница открылась у меня только на второй день и с VPN — имейте, пожалуйста, в виду, — там снова не опубликованный Барабтарло сон. не похоже на подгон века.
цитируя одного современного поэта, будут, будут еще сюрпризы — а пока давайте переключимся на кого-нибудь еще. я вот сейчас перечитываю горьковские воспоминания и думаю, насколько же это его стихия — подмечать, стоя вблизи, припечатывать, несмотря на восторг. TBC — с любимыми цитатами из очерков про Толстого, Чехова и Ленина.
— «Кольта» докладывает: Бунин назвал Набокова «сволочью» и «молодцом» на полях «Университетской поэмы». войдет (с другими находками) в новое издание книги Максима Д. Шраера «История соперничества» — придется, похоже, им обзавестись;
— Nabokov Online Journal разослал своим читателям письмо с поздравлениями и позвал всех на главную. страница открылась у меня только на второй день и с VPN — имейте, пожалуйста, в виду, — там снова не опубликованный Барабтарло сон. не похоже на подгон века.
цитируя одного современного поэта, будут, будут еще сюрпризы — а пока давайте переключимся на кого-нибудь еще. я вот сейчас перечитываю горьковские воспоминания и думаю, насколько же это его стихия — подмечать, стоя вблизи, припечатывать, несмотря на восторг. TBC — с любимыми цитатами из очерков про Толстого, Чехова и Ленина.
Бог есть, ему 40 лет, и он занимается украшением этого мира: включил вчерашний эфир «Одина» с поправляющимся (ура!) Дмитрием Быковым, а там (02:50 — 04:38) метафизические откровения, которые, по словам писателя, невозможно объяснить действием медикаментов. не очень понятно, почему это еще не новость дня — уж не знаю, с какой пометкой.
в автобусе из Салины Турды — головокружительной во всех смыслах соляной шахты, на дне которой играют в пинг-понг, бильярд и боулинг и катаются на невероятно тряских лодках по естественному, как я понял, озеру — повстречал Эдуарда Лимонова. то есть, конечно, сходство было чисто биологическое — от фасона бороды до конституции, — но оттого не менее чарующее; все равно что увидеть другую, в небесных черновиках оставшуюся жизнь: румынская глушь, буржуазная сумка через плечо, спутница-сверстница — и тот же хрипловатый голос. ЭЛ-штрих говорил по-русски.
Виктор Гинзбург снимает «Ампир V» со скоростью Хржановского, но причина в данном случае совсем банальная: нехватка баблоса. судя по этому репортажу, дело близится к концу: с криптоинвесторов стрясли 3 миллиона евро, Оксимирон-Митра свои сцены уже отыграл, скоро подъедет Бондарчук (неужели Брама?), сейчас работают над балом халдеев — с германовской, как уверяют, скрупулезностью. выяснилось, что режиссер планирует заняться и сиквелом — сериалом по «Бэтману Аполло», — но это, кажется, для самых преданных поклонников: я к этому slow-burn заочно с подозрением. есть, кроме того, ощущение, что Гинзбург упускает действительно увлекательный сюжет: как теперь — после реплики Бронислава Виногродского — не фантазировать про китайский вояж Пелевина и Африки.
Года три назад сей даровитый паренек, случайно прогуливаясь в дремучих саянских предгорьях, обнаружил под навесом скалы небольшую, полтора на полтора, колонию розоватых, с просинью, на шаткой ножке высотою с палец и, как оказалось, мыслящих грибов. Неизвестно, что именно происходило в них в тот час — месса, митинг или коллективная медитация — но в бормотанье их, если зажмуриться, то ясно прослушивались характерные стридулирующие фонемы раннего санскрита. Они-то и вдохновили даровитого ученого на докторскую диссертацию с заключеньем, что дрожавшие тогда у ног его в ожидании неминуемой расправы скромные создания являются истинными предками человечества. Напрасно совестливые старцы молили Шатаницкого не смывать библейскую позолоту с молодежи, которая, оказавшись во вседозволенной срамоте, такие вертепы учредит на родных могилах, что, как говаривали в старину, упокойнички во гробах спасибо скажут, что умерли, — и в крайнем случае, если нельзя отменить приговор науке, то хотя бы малость повысить родословную людишек на уровень гриба съедобного, в пределах от боровика до рыжика. Но тут один из гостей, древней и ядовитей прочих, костяным пальцем пригрозил, что непрестанная пальба по святыням недосягаемой дальности кончится однажды соразмерным откатом той же пушки, которая расплющит главного канонира со всей его компашкой заодно.
по дороге на родину начал читать леоновскую «Пирамиду»: по первым ощущениям — высокая, на 50 лет растянувшаяся, болезнь, гениально-безобразно, невероятными какими-то предложениями написанная книга, недостающее звено между «Розой Мира», «Доктором Фаустусом» и «Властелином колец»; не оторваться.
по дороге на родину начал читать леоновскую «Пирамиду»: по первым ощущениям — высокая, на 50 лет растянувшаяся, болезнь, гениально-безобразно, невероятными какими-то предложениями написанная книга, недостающее звено между «Розой Мира», «Доктором Фаустусом» и «Властелином колец»; не оторваться.
за что Набоков не любил Эйзенштейна, из-за кого мы так и не увидели «Камеру обскура» Балабанова и почему у Фассбиндера получилось лучше, чем у Кубрика, — про отношения ВВН и кино (равно синхронные и нет) можно писать книгу, но я ограничился несколькими довольно известными сюжетами.
further reading/watching:
«Революция зримого» Юрия Левинга
авторский сценарий «Лолиты» с предисловием переводчика Андрея Бабикова
Nabokov and the Movies, версия The New Yorker. в конце страшно заманчивое про Кроненберга, засматривавшегося одно время на «Бледный огонь», но, похоже, не судьба
«Набоков, шахматы, кино» — а это уже «Сеанс»
как Антон Долин — который, по собственному признанию, любит у автора только «Подвиг» и рассказ «Облако, озеро, башня» — 18 лет назад защищал «Защиту Лужина» с Туртурро и Уотсон
Кристофер Пламмер играет Набокова, читающего лекцию о «Превращении». вообще не шучу сейчас.
further reading/watching:
«Революция зримого» Юрия Левинга
авторский сценарий «Лолиты» с предисловием переводчика Андрея Бабикова
Nabokov and the Movies, версия The New Yorker. в конце страшно заманчивое про Кроненберга, засматривавшегося одно время на «Бледный огонь», но, похоже, не судьба
«Набоков, шахматы, кино» — а это уже «Сеанс»
как Антон Долин — который, по собственному признанию, любит у автора только «Подвиг» и рассказ «Облако, озеро, башня» — 18 лет назад защищал «Защиту Лужина» с Туртурро и Уотсон
Кристофер Пламмер играет Набокова, читающего лекцию о «Превращении». вообще не шучу сейчас.
ничего нет в искусстве нестерпимее, чем наблюдать, как люди, казавшиеся твоими соратниками, играют мимо партитуры и бесконечно тривиализируует ваши общие (если вообще допустить, что между художником и зрителем возникает временами какая-то телепатия) заветные идеи.
«Синонимы» — безупречное название для фильма о выкресте, который грезит глобальной культурой, постепенно осознавая, что навсегда останется для нее диковинкой с пальцем в заднице, поставщиком экзотических сюжетов, идеальным — в том числе чисто антропометрически — Другим. безупречное — но как же дурно это, оказывается, сделано: кино-вопль, обрамленный для верности двумя примитивными — нагота и закрытая дверь — символами, чтобы допетрил и тот, кто ошибся сеансом.
конспирологический детектив «Под Сильвер-Лэйк», который заочно хотелось обнять, пырнул при встрече куда-то в бочину: перегревшийся на солнце ПТА, два-двадцать бесконечно утомительного блуждания по чужим фильмам в сопровождении совсем необаятельного — то ли дело Док Спортелло — Вергилия; не так мы себе представляли экранизацию диагноза mania referentia. в защиту фильма хочется сказать, что он не особенно стремится понравиться, не заглядывает по-собачьи — choose me — в глаза, а прет черт знает куда, совершенно в тебе не нуждаясь. Дэвид Роберт Митчелл, будем ждать вас обратно.
«Синонимы» — безупречное название для фильма о выкресте, который грезит глобальной культурой, постепенно осознавая, что навсегда останется для нее диковинкой с пальцем в заднице, поставщиком экзотических сюжетов, идеальным — в том числе чисто антропометрически — Другим. безупречное — но как же дурно это, оказывается, сделано: кино-вопль, обрамленный для верности двумя примитивными — нагота и закрытая дверь — символами, чтобы допетрил и тот, кто ошибся сеансом.
конспирологический детектив «Под Сильвер-Лэйк», который заочно хотелось обнять, пырнул при встрече куда-то в бочину: перегревшийся на солнце ПТА, два-двадцать бесконечно утомительного блуждания по чужим фильмам в сопровождении совсем необаятельного — то ли дело Док Спортелло — Вергилия; не так мы себе представляли экранизацию диагноза mania referentia. в защиту фильма хочется сказать, что он не особенно стремится понравиться, не заглядывает по-собачьи — choose me — в глаза, а прет черт знает куда, совершенно в тебе не нуждаясь. Дэвид Роберт Митчелл, будем ждать вас обратно.
не опять, а снова: выудил — как видите, в неожиданном месте — переведенного на русский «Идиота» Элиф Батуман и недоумеваю: почему АСТ совсем не рекламирует эту писательницу; для чего топит нашего человека в Стэнфорде среди прочих своих новинок; зачем тогда вообще покупали права — если не хотят соединить автора и ее (не такую уж малочисленную, надо полагать) аудиторию? роман издан на отвратительной, как теперь принято, бумаге (ладно цвет: открываешь, и буквы плывут); на задней обложке — цитата из моей (не единственной, надеюсь) рецензии на «Бесов» — очень славную книгу, ради которой не грех временами драть горло.
не претендуя на кинокнижные прозрения — об этом кое-где да писали, — обращаю внимание на проходную, в общем, сцену из первого «Джона Уика»: охранник читает роман «Шибуми» — давний и, как выясняется, все еще популярный триллер о зловещей Компании и ассасине, который, выйдя в отставку, практикует осознанность в восточном духе — японский садик, вдумчивая диета, «крайне эзотерический секс с наложницей» (чарующий слог Википедии); до поры до времени, само собой. ни одна собака, кажется, не пострадала.
любопытно складывается кинокарьера большого русского писателя Александра Терехова: два года назад он сочинил учителевскую «Матильду» (под псевдонимом Александров; от интервью отказался); сегодня из Канн докладывают, что он соавтор «Дылды» Кантемира Балагова, частично основанной на «У войны не женское лицо» Светланы Алексиевич. в общем, пока вы почем зря пинаете старика Мартина, хочу обратиться к автору любимого «Каменного моста»: заждались!
на восьмом десятке и в окружении не слишком, вероятно, благодарного потомства планирую днями напролет читать дневники Михаила Пришвина: это из особенно темного, как считается, тома 1950-1951 гг., открытого на случайной странице.
ну и хочется в связи с этим напомнить про статью Григория Дашевского о дневниковой прозе МП — и замечательный ее финал:
Пришвин словно пропускает сквозь себя разные возможности думанья и чувствованья, формулирует эти возможности точно и умно — но они остаются возможностями. У его дневника в каком-то смысле нет силы и значения свидетельства, потому что нет окончательного свидетеля. Все эти записи скорее хочется цитировать со словами: "А вот как в 1937 году можно было думать" или "Вот как мог думать умный, наблюдательный, много видевший человек, желавший смириться с необходимостью и ее оправдать, но не делать подлостей" и т. д. — эти определения можно уточнять и уточнять, но все равно ключевым тут останется слово "мог" — именно "мог думать", а не "думал".
ну и хочется в связи с этим напомнить про статью Григория Дашевского о дневниковой прозе МП — и замечательный ее финал:
Пришвин словно пропускает сквозь себя разные возможности думанья и чувствованья, формулирует эти возможности точно и умно — но они остаются возможностями. У его дневника в каком-то смысле нет силы и значения свидетельства, потому что нет окончательного свидетеля. Все эти записи скорее хочется цитировать со словами: "А вот как в 1937 году можно было думать" или "Вот как мог думать умный, наблюдательный, много видевший человек, желавший смириться с необходимостью и ее оправдать, но не делать подлостей" и т. д. — эти определения можно уточнять и уточнять, но все равно ключевым тут останется слово "мог" — именно "мог думать", а не "думал".