Отдаленными наследниками “Молодых патриотов” является сетка Redneck Revolt (действующая теперь под вывеской John Brown Gun Club), которая выскочила в национальное публичное поле в 2016 году (хотя, говорят, образовалась еще в 2009), на фоне роста правого популизма среди провинциального американского населения. А известность приобрела уже в 2017, после столкновений промеж правыми и левыми в Шарлотсвилле вокруг памятника генералу Роберту Э. Ли.
Идея этой сетки была незатейливая: сформировать внутри традиционно консервативной среды “глубинного народа” (деревенщины-реднеков), издревле являющейся социальной базой для всевозможных правых, фракцию противников идей белого превосходства. Но, как водится, на этом учредители не остановились и пришили к антирасизму еще и антикапитализм во всем его нынешнем западном разнообразии, которое противники презрительно именуют “культурным марксизмом”.
Ну и, типа, если “Молодые патриоты” юзали в качестве обертки для своего движения флаг Конфедерации, ковбойские шляпы, кантри-музыку и отсылки к “южной гордости”, то эти в качестве маркера принадлежности к реднек-культуре избрали ныне модные бороды и приверженность ко Второй поправке Билля о правах. Это которая о владении и ношении оружия.
Тут дело в том, что исторически движ вокруг этой поправки был прерогативой правых политических секторов. Насоздавав огромное количество милицейских структур и заполонив собою Национальную Стрелковую Ассоциацию, правые и ультраправые усердно продвигали идею владения оружием и сопротивления федеральному правительству, которое якобы давным-давно предало интересы нации по приказу масонов/коммунистов/евреев. Ассортимент таких правых оппозиционеров очень широк: начиная с противников уплаты налогов (с иконой в качестве Гордона Каля, который погиб в перестрелке с федеральными маршалами в 1983) и религиозных сектантов (типа тех, которых штурмовали федералы в Уэйко в 1993, когда погибло 86 человек), заканчивая многочисленными милициями “патриотов-конституционалистов”, расплодившимися начиная с 60-х годов во многих штатах.
И вот, значит, правую либертарианскую повесточку, вероятно популярную в американской глубинке, решили перехватить эти “мятежные реднеки” в условиях, когда страна фактически разделилась на сторонников демократов и республиканцев. Причем последние (в лице Дональда “Краснова”) тоже более чем активно разыгрывали патриотические картишки, завоевав на свою сторону бóльшую часть “антиправительственной” правой (типа Oath Keepers или сетки 3 Percenters, которые ради “Краснова” даже Капитолий пошли штурмовать).
Не совсем понятно, насколько успешным оказался “перехват повестки” и “организация белого рабочего класса против расизма и капитализма”. Судя по всему, сеть “мятежных реднеков” была не очень многочисленна, но весьма активна в бурную эпоху 2016-2020 гг. А их стремление создать “альтернативу трампизму в среде белых” за счет характерного для правых дискурса, - т.е. защиты Второй поправки и конституционных прав на милицейскую организацию и открытое ношение оружия, - видимо вдохновило другие “антифашистские” (так их называют в Америке) общественные движения, принявшиеся создавать “стрелковые ассоциации” и группы “гражданского ополчения” самого разного политического толка.
И когда Дональд “Краснов” после чреды насильственных инцидентов и покушений ополчился на “антифу”, он в том числе имел в ввиду и эти группы стремительно вооружающихся американских “новейших левых”.
Идея этой сетки была незатейливая: сформировать внутри традиционно консервативной среды “глубинного народа” (деревенщины-реднеков), издревле являющейся социальной базой для всевозможных правых, фракцию противников идей белого превосходства. Но, как водится, на этом учредители не остановились и пришили к антирасизму еще и антикапитализм во всем его нынешнем западном разнообразии, которое противники презрительно именуют “культурным марксизмом”.
Ну и, типа, если “Молодые патриоты” юзали в качестве обертки для своего движения флаг Конфедерации, ковбойские шляпы, кантри-музыку и отсылки к “южной гордости”, то эти в качестве маркера принадлежности к реднек-культуре избрали ныне модные бороды и приверженность ко Второй поправке Билля о правах. Это которая о владении и ношении оружия.
Тут дело в том, что исторически движ вокруг этой поправки был прерогативой правых политических секторов. Насоздавав огромное количество милицейских структур и заполонив собою Национальную Стрелковую Ассоциацию, правые и ультраправые усердно продвигали идею владения оружием и сопротивления федеральному правительству, которое якобы давным-давно предало интересы нации по приказу масонов/коммунистов/евреев. Ассортимент таких правых оппозиционеров очень широк: начиная с противников уплаты налогов (с иконой в качестве Гордона Каля, который погиб в перестрелке с федеральными маршалами в 1983) и религиозных сектантов (типа тех, которых штурмовали федералы в Уэйко в 1993, когда погибло 86 человек), заканчивая многочисленными милициями “патриотов-конституционалистов”, расплодившимися начиная с 60-х годов во многих штатах.
И вот, значит, правую либертарианскую повесточку, вероятно популярную в американской глубинке, решили перехватить эти “мятежные реднеки” в условиях, когда страна фактически разделилась на сторонников демократов и республиканцев. Причем последние (в лице Дональда “Краснова”) тоже более чем активно разыгрывали патриотические картишки, завоевав на свою сторону бóльшую часть “антиправительственной” правой (типа Oath Keepers или сетки 3 Percenters, которые ради “Краснова” даже Капитолий пошли штурмовать).
Не совсем понятно, насколько успешным оказался “перехват повестки” и “организация белого рабочего класса против расизма и капитализма”. Судя по всему, сеть “мятежных реднеков” была не очень многочисленна, но весьма активна в бурную эпоху 2016-2020 гг. А их стремление создать “альтернативу трампизму в среде белых” за счет характерного для правых дискурса, - т.е. защиты Второй поправки и конституционных прав на милицейскую организацию и открытое ношение оружия, - видимо вдохновило другие “антифашистские” (так их называют в Америке) общественные движения, принявшиеся создавать “стрелковые ассоциации” и группы “гражданского ополчения” самого разного политического толка.
И когда Дональд “Краснов” после чреды насильственных инцидентов и покушений ополчился на “антифу”, он в том числе имел в ввиду и эти группы стремительно вооружающихся американских “новейших левых”.
Telegram
Сóрок сорóк
Продолжим тему необычного национализма.
В Америке этой проклятой есть такая социальная группа белых англосаксонских протестантов, хиллбилли называется. Про них подробней можете сами прочитать, но если вкратце, то это сформировавшийся на глухом и сельском…
В Америке этой проклятой есть такая социальная группа белых англосаксонских протестантов, хиллбилли называется. Про них подробней можете сами прочитать, но если вкратце, то это сформировавшийся на глухом и сельском…
👍9
Вижу в разных группах, как люди в штыки приняли интервью освобожденной с тюрьмы Евгении Хасис. Складывается впечатление, будто все ожидали что дама на многомиллионную аудиторию начнет каяться и заламывать руки в припадке самообличения. А когда этого не произошло и вместо искренности на Собчак обрушились казенные формулировки, разбавленные традиционными для женских зон историями о любви и мужской манипуляции, некоторые зрители пришли в негодование.
Между тем, как мне кажется, поведение и словеса Хасис были логичны и вполне ожидаемы.
Слегка увлекаясь в бытность свою историей итальянского неофашистского движения 60-80-х, - куда более радикального и серьёзного, оставившего после себя горы трупов и загадок, - я могу провести некоторые аналогии.
Дело в том, что система итальянского правосудия воистину либеральна. И человек, которого специальные комиссии признают “вставшим на путь исправления”, отбыв половину срока, может рассчитывать на получение режима “полусвободы” (т.е. быть свободным в течение дня и возвращаться в тюрьму лишь на ночь). Даже если человек получает по несколько пожизненных сроков за тяжкие преступления, он все равно имеет надежду: в таком случае отсидеть нужно не менее 20 лет, хотя на практике люди переводятся на режим “полусвободы” и после 15-16-17 лет тюрьмы.
Это привело к тому, что в 90-е и 2000-е почти все политические террористы 60-70-х (как неофашисты, так и красные) вышли на “полусвободу”, а многие из них, продемонстрировав на этом режиме окончательный “разрыв с прошлым” и “способность к реинтеграции”, были окончательно освобождены условно-досрочно. Т.е. получили шанс умереть дома, а не в пределах тюремных стен. Чем эти люди теперь успешно и занимаются, валясь в гробы как кегли каждый год. Время беспощадно, ребяты, и дерзкие юнцы, скакавшие с пистолетами по римским улицам в 70-е, сегодня превратились в дряхлеющих стариков.
Само собой, каждое такое “полуосвобождение” сопровождалось повышенным вниманием итальянского общества, которому хотелось узнать, что же это за безумие происходило в стране в 60-70-е годы. “Полуосвобожденные” давали многочисленные интервью, раз за разом объясняя душным итальянским журналистам кто они такие и почему они совершали те преступления, за которые их судили.
И вот какое дело. Хотя само понятие “исправление” предусматривает такую штуку как “раскаяние”, в реальности искреннего (т.е. не формально-юридического) раскаяния услышать в словах бывших неофашистских заключенных почти невозможно. Почти всегда идет стандартный набор дежурных соболезнований жертвам и оправданий из серии “время было такое”, а в 90-е годы, - когда по инициативе главы правительства Андреотти началось рассекречивание документов НАТОвской программы “Stay behind” (на итальянском треке - Операция “Gladio”), - к этому добавились жалобы на манипуляции со стороны итальянских спецслужб и масонов. Которые действительно превратили итальянских неофашистов в важнейший инструмент реализации т.н. “стратегии напряжения” с целью укрепления контроля над обществом и сдерживания потенциальной “красной угрозы”.
Неофашисты в данном случае выступали лишь безмозглыми исполнителями заказов “глубинного государства” и эта роль жертвы ими же самими была с удовольствием воспринята. Ибо, как мы понимаем, с ведомого барана и спросу немного; все вопросы пастухам нужно задавать, но “пастухи” и сами не промах, они никакой ответственности не понесли (а некоторые уже и померли от старости), поэтому расследование большинства терактов в Италии 70-х давно забуксовало на стадии выявления исполнителей. Заказчики и посредники неизвестны, поэтому всю ответственность несут полезные дураки, которым на момент событий было по 19-20 лет, а кому-то и вовсе 16 (речь о Луиджи Чавардини, признанным одним из исполнителей самого страшного в истории страны теракта на вокзале в Болонье в августе 1980 года, где погибли 85 человек).
продолжение
Между тем, как мне кажется, поведение и словеса Хасис были логичны и вполне ожидаемы.
Слегка увлекаясь в бытность свою историей итальянского неофашистского движения 60-80-х, - куда более радикального и серьёзного, оставившего после себя горы трупов и загадок, - я могу провести некоторые аналогии.
Дело в том, что система итальянского правосудия воистину либеральна. И человек, которого специальные комиссии признают “вставшим на путь исправления”, отбыв половину срока, может рассчитывать на получение режима “полусвободы” (т.е. быть свободным в течение дня и возвращаться в тюрьму лишь на ночь). Даже если человек получает по несколько пожизненных сроков за тяжкие преступления, он все равно имеет надежду: в таком случае отсидеть нужно не менее 20 лет, хотя на практике люди переводятся на режим “полусвободы” и после 15-16-17 лет тюрьмы.
Это привело к тому, что в 90-е и 2000-е почти все политические террористы 60-70-х (как неофашисты, так и красные) вышли на “полусвободу”, а многие из них, продемонстрировав на этом режиме окончательный “разрыв с прошлым” и “способность к реинтеграции”, были окончательно освобождены условно-досрочно. Т.е. получили шанс умереть дома, а не в пределах тюремных стен. Чем эти люди теперь успешно и занимаются, валясь в гробы как кегли каждый год. Время беспощадно, ребяты, и дерзкие юнцы, скакавшие с пистолетами по римским улицам в 70-е, сегодня превратились в дряхлеющих стариков.
Само собой, каждое такое “полуосвобождение” сопровождалось повышенным вниманием итальянского общества, которому хотелось узнать, что же это за безумие происходило в стране в 60-70-е годы. “Полуосвобожденные” давали многочисленные интервью, раз за разом объясняя душным итальянским журналистам кто они такие и почему они совершали те преступления, за которые их судили.
И вот какое дело. Хотя само понятие “исправление” предусматривает такую штуку как “раскаяние”, в реальности искреннего (т.е. не формально-юридического) раскаяния услышать в словах бывших неофашистских заключенных почти невозможно. Почти всегда идет стандартный набор дежурных соболезнований жертвам и оправданий из серии “время было такое”, а в 90-е годы, - когда по инициативе главы правительства Андреотти началось рассекречивание документов НАТОвской программы “Stay behind” (на итальянском треке - Операция “Gladio”), - к этому добавились жалобы на манипуляции со стороны итальянских спецслужб и масонов. Которые действительно превратили итальянских неофашистов в важнейший инструмент реализации т.н. “стратегии напряжения” с целью укрепления контроля над обществом и сдерживания потенциальной “красной угрозы”.
Неофашисты в данном случае выступали лишь безмозглыми исполнителями заказов “глубинного государства” и эта роль жертвы ими же самими была с удовольствием воспринята. Ибо, как мы понимаем, с ведомого барана и спросу немного; все вопросы пастухам нужно задавать, но “пастухи” и сами не промах, они никакой ответственности не понесли (а некоторые уже и померли от старости), поэтому расследование большинства терактов в Италии 70-х давно забуксовало на стадии выявления исполнителей. Заказчики и посредники неизвестны, поэтому всю ответственность несут полезные дураки, которым на момент событий было по 19-20 лет, а кому-то и вовсе 16 (речь о Луиджи Чавардини, признанным одним из исполнителей самого страшного в истории страны теракта на вокзале в Болонье в августе 1980 года, где погибли 85 человек).
продолжение
Blogspot
Масоны против "красной угрозы"
Когда кто-то говорит о масонах, о масонских заговорах, на наших лицах тотчас же возникают иронические улыбки - ага, опять вольные каменщики ...
начало
Эта тенденция переваливания неофашистами моральной ответственности за свои преступления на спецслужбы, масонов или мафию контрастировала с поведением левых террористов. В частности, знаменитое и не очень понятное в плане целей похищение и убийство председателя Христианско-демократической Партии Альдо Моро в 1978 году следствие и журналисты неоднократно пытались связать с деятельностью каких-либо спецслужб, но всякий раз боевики “Красных бригад” отвергали какое-либо участие внешних сил, подчеркивая личную ответственность за это тяжелое преступление (как и в целом отсутствие внешнего влияния на свою вооруженную деятельность).
Понятно, что, когда речь идет о преступниках, глупо выделять “правильных” и “неправильных”, но вот такая характерная черточка, отделяющая неофашистов от красных, присутствует. Левые хотя бы не пытались выставить себя жертвами времени, обстоятельств или политических игр больших людей, полностью приняв на себя вину за совершенные преступления и додумавшись в 1987-88 гг. прекратить распространение милитаристской агитации в обществе, выпустив ряд коллективных обращений заключенных “твердого ядра” с указанием на то, что “война с государством проиграна”, нужно искать другие пути, а дальнейшие попытки развития вооруженной борьбы под именем “Красных бригад” будут рассматриваться как провокация и глупость. В этом есть своеобразная честность.
Честность есть и в том, что левые террористы не просто вышли из легальной Компартии, но и открыто воевали с нею (а Компартия, в свою очередь, воевала с “ультралевыми экстремистами”, передавая, например, полиции списки своих “подозрительных” бывших и нынешних членов), тогда как у каждого неофашистского террориста в кармане было удостоверение легальных правых партий и организаций, поддержкой и связями с которыми они пользовались во время своей т.н. “вооруженной борьбы с системой”.
Честность была и в том, что считая “систему” враждебной от и до, “Красные Бригады” в своих внутренних инструкциях прописывали отказ от адвокатской защиты (у военнопленных не может быть адвокатов, да и играть по правилам буржуазной юриспруденции антибуржуазным революционерам как-то западло), тогда как неофашисты нанимали целые коллективы юристов, тщательно выстраивавших линию индивидуальной защиты по каждому вменяемому эпизоду.
Фактически же, из всего того достаточно богатого контингента осужденных за преступления 60-70-80-х неофашистов, буквально единицы можно назвать искренне раскаявшимися, способными критично оценивать свои действия и называть вещи своими именами, без попыток какого-либо самооправдания.
Причем всегда эти случаи раскаяния сопровождались растущим презрением к самому неофашистскому движению. Именно из осознания того, что никакой “борьбой с системой” неофашистское движение никогда не занималось (хотя все неофашистские тузы об этом болтали не переставая), но всегда было частью репрессивной системы, полностью подконтрольной ей. Тут, можно сказать, прослеживается некоторая преемственность с итальянскими штурмовиками-ардити, которые, врубившись, что под красивыми лозунгами их используют для спасения буржуазии от бунта черни (“Ардити не жандармы!”), отдалились от фашизма, которому изначально очень симпатизировали.
С некоторыми неофашистами произошло ровно то же самое: не отрицая, что вся их деятельность служила только интересам государства, которое они искренне ненавидели, люди типа Фабрицио Дзани преисполнялись презрением к “продажному неофашизму” и всей своей деятельности внутри него.
Я описывал совсем уж экстремальный случай Винченцо Винчигуэрры, который, единственный из всех неофашистских “героев” 60-70-х, продолжает сидеть в тюрьме уже пятый десяток лет. Потому что, - несмотря на активное сотрудничество со следствием в деле разоблачения связей спецслужб и неофашистов, - в отличие от сотен своих формально/лицемерно раскаявшихся товарищей, он принципиально отказался от прошений о помиловании в адрес государства, чья террористическая суть, по его мнению, не сильно изменилась со времен “холодной войны”.
продолжение
Эта тенденция переваливания неофашистами моральной ответственности за свои преступления на спецслужбы, масонов или мафию контрастировала с поведением левых террористов. В частности, знаменитое и не очень понятное в плане целей похищение и убийство председателя Христианско-демократической Партии Альдо Моро в 1978 году следствие и журналисты неоднократно пытались связать с деятельностью каких-либо спецслужб, но всякий раз боевики “Красных бригад” отвергали какое-либо участие внешних сил, подчеркивая личную ответственность за это тяжелое преступление (как и в целом отсутствие внешнего влияния на свою вооруженную деятельность).
Понятно, что, когда речь идет о преступниках, глупо выделять “правильных” и “неправильных”, но вот такая характерная черточка, отделяющая неофашистов от красных, присутствует. Левые хотя бы не пытались выставить себя жертвами времени, обстоятельств или политических игр больших людей, полностью приняв на себя вину за совершенные преступления и додумавшись в 1987-88 гг. прекратить распространение милитаристской агитации в обществе, выпустив ряд коллективных обращений заключенных “твердого ядра” с указанием на то, что “война с государством проиграна”, нужно искать другие пути, а дальнейшие попытки развития вооруженной борьбы под именем “Красных бригад” будут рассматриваться как провокация и глупость. В этом есть своеобразная честность.
Честность есть и в том, что левые террористы не просто вышли из легальной Компартии, но и открыто воевали с нею (а Компартия, в свою очередь, воевала с “ультралевыми экстремистами”, передавая, например, полиции списки своих “подозрительных” бывших и нынешних членов), тогда как у каждого неофашистского террориста в кармане было удостоверение легальных правых партий и организаций, поддержкой и связями с которыми они пользовались во время своей т.н. “вооруженной борьбы с системой”.
Честность была и в том, что считая “систему” враждебной от и до, “Красные Бригады” в своих внутренних инструкциях прописывали отказ от адвокатской защиты (у военнопленных не может быть адвокатов, да и играть по правилам буржуазной юриспруденции антибуржуазным революционерам как-то западло), тогда как неофашисты нанимали целые коллективы юристов, тщательно выстраивавших линию индивидуальной защиты по каждому вменяемому эпизоду.
Фактически же, из всего того достаточно богатого контингента осужденных за преступления 60-70-80-х неофашистов, буквально единицы можно назвать искренне раскаявшимися, способными критично оценивать свои действия и называть вещи своими именами, без попыток какого-либо самооправдания.
Причем всегда эти случаи раскаяния сопровождались растущим презрением к самому неофашистскому движению. Именно из осознания того, что никакой “борьбой с системой” неофашистское движение никогда не занималось (хотя все неофашистские тузы об этом болтали не переставая), но всегда было частью репрессивной системы, полностью подконтрольной ей. Тут, можно сказать, прослеживается некоторая преемственность с итальянскими штурмовиками-ардити, которые, врубившись, что под красивыми лозунгами их используют для спасения буржуазии от бунта черни (“Ардити не жандармы!”), отдалились от фашизма, которому изначально очень симпатизировали.
С некоторыми неофашистами произошло ровно то же самое: не отрицая, что вся их деятельность служила только интересам государства, которое они искренне ненавидели, люди типа Фабрицио Дзани преисполнялись презрением к “продажному неофашизму” и всей своей деятельности внутри него.
Я описывал совсем уж экстремальный случай Винченцо Винчигуэрры, который, единственный из всех неофашистских “героев” 60-70-х, продолжает сидеть в тюрьме уже пятый десяток лет. Потому что, - несмотря на активное сотрудничество со следствием в деле разоблачения связей спецслужб и неофашистов, - в отличие от сотен своих формально/лицемерно раскаявшихся товарищей, он принципиально отказался от прошений о помиловании в адрес государства, чья террористическая суть, по его мнению, не сильно изменилась со времен “холодной войны”.
продолжение
начало
Вот такой вот “политический солдат” и “фашист” (он сам себя так продолжает называть), который ради демонстрации презрения ко всем тем, кто ради государства взрывал поезда и автобусы, стрелял в карабинеров и левых студентов, а потом вымаливал у этого же самого государства свободу через исполнение всевозможных процедур (подачи прошений, сотрудничества с администрацией, выпуска деклараций о формальном раскаянии и т.д.), готов сам себя сгноить в тюрьме.
Много ли таких людей? Таких людей на самом деле очень мало, и подавляющее большинство достигших свободы или “полусвободы” итальянских неофашистов - это либо совершенно сломленные тюрьмою граждане, плачущие о своей погубленной жизни, либо формально раскаявшиеся хитрованы, сквозь зубы признающиеся в том, что “были допущены ошибки”.
Потому-то и не стоило ждать от Хасис искренних слов раскаяния, ибо на эти слова, - чисто статистически, - способны лишь считанные единицы тех, кто осознал порочность своих действий не из страха перед наказанием (здесь или в загробном мире) и не из желания поскорее оказаться на свободе, а из четкого понимания их вреда даже для реализации тех целей, во имя которых эти преступные действия были исполнены.
Вот такой вот “политический солдат” и “фашист” (он сам себя так продолжает называть), который ради демонстрации презрения ко всем тем, кто ради государства взрывал поезда и автобусы, стрелял в карабинеров и левых студентов, а потом вымаливал у этого же самого государства свободу через исполнение всевозможных процедур (подачи прошений, сотрудничества с администрацией, выпуска деклараций о формальном раскаянии и т.д.), готов сам себя сгноить в тюрьме.
Много ли таких людей? Таких людей на самом деле очень мало, и подавляющее большинство достигших свободы или “полусвободы” итальянских неофашистов - это либо совершенно сломленные тюрьмою граждане, плачущие о своей погубленной жизни, либо формально раскаявшиеся хитрованы, сквозь зубы признающиеся в том, что “были допущены ошибки”.
Потому-то и не стоило ждать от Хасис искренних слов раскаяния, ибо на эти слова, - чисто статистически, - способны лишь считанные единицы тех, кто осознал порочность своих действий не из страха перед наказанием (здесь или в загробном мире) и не из желания поскорее оказаться на свободе, а из четкого понимания их вреда даже для реализации тех целей, во имя которых эти преступные действия были исполнены.
👍3