«Когда-то Новый год, о котором Чащину, тогда ребенку, мечталось чуть ли не каждый день, наступал вдруг, внезапно. Числа двадцать седьмого декабря на центральной площади их городка появлялась высоченная елка с железным стволом и живыми ветвями, вокруг нее заливались горки и лабиринты, украшались мишурой магазины, появлялись елочные базары. Но до тридцать первого все жили обычно — школьники учились, взрослые работали, и лишь за несколько часов до праздника начиналась радостная суета, из раскрытых форточек текли на улицу ароматы запеченого мяса, мандаринов, хвои... А теперь близость Нового года — с середины осени. Везде появляются напоминания о нем, магазины и фирмы предлагают приобретать подарки, на тротуарах устанавливаются лотки с елочными игрушками, гирляндами, и сама ночь с тридцать первого декабря на первое января размывается, преснеет; люди добираются до нее уставшими, перегоревшими. Уже и веселиться нет сил, и тянет спать вскоре после президентского поздравления.»

Роман Сенчин в контексте 2005 года.

первое, что прочитал у лимонова - список его покупок на каком то замызганном клочке.

и уже тогда проникаешься какой то его особой способностью описывать быт, хронологию дней и событий. потом была еще одна удача - рассказ "великая мать любви". в контексте непроглядной нищеты описание стакана вина и багета выглядит крайне эстетично.

вот, один из любимых отрывков романа "молодой негодяй". как это сейчас модно говорить - снимок эпохи. вообще период его жизни в советском союзе самый интересный как по мне

э. лимонов. «молодой негодяй», 1986. глава 31. читать

Год подходит к концу, замыкая круг.
Я иду вслед ему, истоптав каблук
о соль земли, и зубы в корень,
стерев о камни. Смерив горы
потертым глазом, бросив вверх
и возвращая в рамку век
пятно зрачка, я слушал время,
что на мгновение онемело,
и, как и я, стирало зубы
о мясо гор. А год на убыль
шел непреклонно, истончаясь,
и я забыл, что поначалу
он, как и я, был свеж и юн,
но, крепко стиснув пятерню,
его схватил, пожить не дал,
бюрократичный календарь.
Так, шаг за шагом, месяц, месяц,
месяц снова вместе месят
времени раствор, мешая
меж собой концы, нача́ла,
клетки, дни, ростки, лучи,
тучи, слезы. Полечись -
время лечит, каждый знает.
Ты не можешь, очень занят.
Год усталый, месяц грешный,
календарь стеной повешен,
Круг сомкнется, будет новый,
но и он, приговорённый,
завершится, не оставив
ни клочка воспоминаний.
Горы времени исчезнут.
Всё исчезнет, будем честны.
Так за ними не иди.
Время выдает кредит
в виде дней календаря -
май цветет, сентябрь багрян -
они вместе, как один,
провозвестники руин.
Время лечит, знает каждый,
только вот за кражей кража -

год уходит, вместе с ним
взмахом кончиков ресниц
улетает часть меня.
Ничего не поменять.

прямо сейчас я заложил в ломбард сережки сестры. и вот глупо стою на улице где то в южной части города. свет от вывесок забегаловок и мутных контор бликует псориазными пятнами на фоне ночи. через дорогу на бордюре лицом к проезжей части сидит парень в футболке с принтом серп и молот, на голове навязан кусок тряпки или что-то похожее на бандану, в остатках краски читается стиль группы гражданская оборона. под ногами почему то два красивых фужера, примерно такие, которые изображены на картинках из типа прошлого. на асфальт из опрокинутой бутылки портвейна 777 выливается черная жидкость.

чуть свернув с улицы в переулок, захожу в убитый подъезд. двери условны. синяя дореволюционная краска еще держится, но сами двери, кажется, уже давно не закрываются. пахнет мочой и гнилым деревом. стены жирно вымазаны вазом, неразборчивое слово.

на третьем этаже живет Х***. чел уже полгода колет себе модифицированные хондропротекторы. на мысли о том, чтобы сбавить темп у него одна отмазка - "продам свой позвоночник на авито, на эти деньги куплю такой же на разборке. вот и все. в чем проблема?" никаких проблем. собранные с бедолаг выбитые зубы продаются словно бутылки в пунктах прима тары. их перечиканичают в материалы для костей. чьи это были зубы и кто дальше ими занимается... как будто лучше оставить свое.

в квартире Х*** было еще трое. ближайшего к себе я несколько раз видел на районе, остальных вижу впервые. у одного из незнакомцев на голове толстые, густые дреды, которые переплетаются с маской из черной медузы. или что-то такое. существо заполняет лицо практически полностью, я бы сказал оно сидит на нем, поэтому кто это - узнать невозможно. сухая органическая масса слега движется в такт дыханию человека под обволакивающий из советских колонок эмбиент.

второй рисует каракули в блокноте или что то чертит. не знаю, отображаемые цвета очень блеклые и его видно хуже остальных.

третий, полузнкомый, медленно ходит по квартире, передвигая тень от настольной лампы вдоль стены по всей комнате. рассматривая его плавные движения я понимаю, что в памяти он отложился совершенно иначе. сейчас доходит, дело в инверсии. на холодной улице я видел не именно его. это был темный двойник. впрочем, меня это совершенно не касается.

пол старой коммуналки мнется под моими ногами, он почти идет волнами, будто его не раз затапливал забытый кран. все, что мне нужно - десят тысяч рублей, которые Х*** не может вернуть мне уже полгода. он скрывается в комнатах комуналки, но я не уйду отсюда без денег. хотя кого я обманываю. все, что я получу - жалкие обещания, последствия выдуманных находу историй, которые даже по законам случайности не могут происходить с такой периодичностью с один и тем же человеком.

за углом коридора, выкрашенного в зеленый на три четверти и белый, начиная с человеческого роста, стоит бабушка с призывающим к действию взглядом. складывается впечатление, что она ждала меня здесь все это время. но в моменте решила не тратить ресурсы и ушла в режим ожидания, как старый компьютер. я посмотрел на нее в упор. скринсейвер с задержкой пропал, и она, словно репетируя роль из театральной постановки, обратила на меня внимание. прописанные по скрипту действия приводят ее из состояния статуи в неестественные движения. она хочет, чтобы я ушел. это очевидно. что то ей дал и выпрыгнул в створ деревянного окна на кухне. нет, не сегодня.