Как я всегда писал, дееспособная политическая система — это система обсуждения, согласования и реализации ключевых решений. А наша в её нынешнем виде — скорее система недопуска и блокировки «кого не надо», для любых других задач она так себе пригодна. Наша феодально-рентная экономика, наше классово-сословное общество, наша расслабленно-потребительская культура повседневности — это вообще не про нагрузки такого масштаба. Значительная часть провластной элиты, и в т.ч. примерно вся привластная богема — «друзья в хорошую погоду», что мы и увидели сейчас по параду каминг-аутов. Но у меня нет к ним вопросов — это элита «мирного времени», «дети долгого лета», как выражалась Кейтлин Старк.

(Продолжение следует)

К предыдущему.

Сегодня четыре часа комментировал в прямом эфире события на РБК — канал, как известно, деловых новостей. Основная часть обсуждения была посвящена не ходу боевых-дипломатических-политических действий, а санкциям — включая и взаимное закрытие неба. Эксперты из разных отраслей много рассуждали о том, «выгодны» они тем, кто их вводит, или же «невыгодны». А я думал о том, что, конечно, убытки были подсчитаны, причём сильно заранее — но вряд ли они вообще были сколь-либо весомым аргументом. Это ещё одно сущностное отличие логики торговли, которая была «вчера», от логики цивилизационного противостояния, которая восторжествовала «сейчас».

Это большая иллюзия, чтобы не сказать разводка — думать про современную англосаксонскую цивилизацию, что она будто бы ослабла, размякла, утратила боевой дух и пассионарность. Они были и есть великие воины, может быть, вообще лучшие в мире. Просто радикально изменилась концепция войны — и вот сейчас мы в прямом эфире испытываем на себе, что такое полноценная война XXI века. Да, в непосредственном физическом измерении она ведётся, как они это тоже блистательно умеют организовать, «до последнего украинца» — что, кстати, особо и не скрывается: пока в Киеве раздают автоматы, в Вашингтоне заявляют, что американских войск там не будет. Умирать — дело туземцев; их именно такими и выращивали все последние десятилетия: чтоб умирали вместо белых людей за эту самую «цивилизацию». А всё остальное — включая и аннексии с контрибуциями — по традиции организуют уже в свою пользу.

То, как нагнули пытавшихся до последнего рыпаться континентальных лидеров — отдельный блестящий кейс для учебника истории. «Боши заплатят за всё», как выражался когда-то Клемансо, но теперь уже и его прямой наследник в числе тех, кого расчехляют за компанию. Что уж говорить про весь остальной Евросоюз — там просто методички прислали, не заморачиваясь, и вот тебе демократическое волеизъявление такого уровня единогласности, что КимЧенЫн с Кадыровым могут позеленеть от зависти.

Но, если уж включать режим «исторических лекций», то у меня своего рода дежавю: то, что происходит между Россией и Украиной сейчас, сильно напоминает то, что произошло после ухода Британии из Британской Индии. Разделив её на собственно Индию и Пакистан, и организовав ситуацию перманентного то холодного, то горячего конфликта (в т.ч.и территориального) и взаимной ненависти между ними, тем самым надёжно сохранили и тех, и других в своей цивилизационной орбите. И не случайно, скажем, сейчас больше половины всего мирового софта пишут за копейки учившие с детства английский индусы, а зарабатывают на нём всё те же белые господа. Ну а про Пакистан и тем более понятно — он стал великолепной базой для афганской спецоперации, ставшей фатальной для СССР.

Чем бы ни закончилось наше теперешнее «индо-пакистанское обострение», будет плохо, если мы вообще не извлечём из него нужных уроков для себя. И, знаете, главный промежуточный вывод, который я пока себе фиксирую — неприятный для нас, но крайне полезный на будущее — известное спартанское «чтобы говорить так, ты должен иметь за спиной иной город». Тот город, который сегодня у нас за спиной — оказался во многих смыслах нашим самым слабым местом. Куда более слабым, чем наша армия — родная, любимая и замечательная, но город должен быть, стать — сильнее, чем есть. Большая, очень-очень долгая задача.

То, как именно происходило формирование монолитного (поначалу не очень, но за эти дни да) антироссийского консенсуса у европейской (и известной части российской) аудитории. Украинские пропагандисты решали сложную задачу: надо было одновременно транслировать на Россию миролюбие и пацифистскую-почти-братскую солидарность, на Европу и мир — «мы тут воюем и умираем за всех вас/нас», а внутрь — мобилизационный сигнал «все на борьбу с оккупантами», «всеобщая мобилизация» и «никаких переговоров», «мочи агрессора».

Как это решалось? Через определённым образом выстроенный ценностный ряд. Чьё дело правое.

Путин, по его же собственным словам, воюет за что? Против «нацистов» (кого-кого?), против НАТО (то есть на самом деле против вас, европейские братья), за «ядерную безопасность» (ужас-ужас, ядерная война, даже думать об этом не хочется) и за «народные республики» (то есть сепаратистов и прокси).

А за что Зеленский? Как это за что — известно: за свободу-демократию (ну, это мы тут все), евроатлантическое единство (обнимемся) и самостоятельность своего маленького государства от чужого большого (вечная драма любой страны в Европе, которой помыкают сразу Вашингтон, Брюссель и Берлин с Парижем). Да ещё и боевые действия идут на его территории, прямо у столицы и крупных городов, гуманитарная катастрофа в прямом эфире, а завтра и у вас, он сошёл с ума, остановите его срочно и накажите по полной.

Чья версия — глазами любого вообще европейца — выглядит убедительнее? Никакими трупами донбасских учительниц не перебьёшь — в конце концов, сами виноваты, уезжали бы в свою Россию, да к тому же и Путин тоже в Чечне не миндальничал.

Что до жупела «нацизма», то я ещё в 2005 году развёрнуто описывал давно уже шедшую к тому времени всеевропейскую гуманитарную работу, имеющую целью, скажем так, несколько скорректировать устоявшуюся после Нюрнберга догму по вопросу. Новые, сложившиеся после распада СССР реалии потребовали этого сразу же. У меня это называлось «меньшее зло». На первом ходу выстраиваются программирующие тождества Гулаг=Освенцим, Голодомор=Холокост, Сталин=Гитлер, коммунизм=фашизм, под общим брендом «тоталитаризма» и «диктатуры». На втором же схема переворачивалась и объяснялось, что нацизм это, конечно, зло, тут все согласны, да, но по сравнению с советским коммунизмом он всё же в некоторой степени меньшее зло. И даже в известной дозировке необходимое — как минимум, для сдерживания того, большего. Сейчас, в начале 2020-х, это уже константа: не вам, наследникам Сталина, пугать всех Гитлером, вы нас поработили и угнетали даже хуже и сильно дольше него. И вообще: евреев он, конечно, зря (хотя… тссс…), а вот коммунистов по делу, и все мы опять же в душе хоть умеренные, но националисты. Короче, «не работает».

Отсюда тезис. Три месяца было беспрерывных переговоров и визитов. Кто только ни побывал за «длинным столом». Плюс Женева, плюс Байден. Но факт в том, что ни в этих персональных разговорах, ни в последующем выстраивании уже публичной версии объяснения известных решений наши начальники упорно транслировали лишь свою картину мира — но втуне. А вот украинцы, надо отдать им должное, чётко распараллелили вообще разные нарративы «для своих», «для мира» и «для российских друзей», и умудрились протранслировать в каждую из сторон нужную им. Ещё и для Эрдогана сделали отдельную — про Крым и российский ЧФ там глазами неоосманиста.

Хозяйке на заметку, что называется.

Заметки по инфовойне.

Важнейший инструмент, показавший свою не только информационную, но и боевую эффективность — быстрый деанон. Например, как только кто-то из местных постит куда бы то ни было фото или видео стоящей во дворе украинской техники, снятой из окна, спецгруппы его немедленно вычисляют по сетевому следу и сразу спецы приходят к блогеру с «разъяснительными мероприятиями» — за демаскировку, бо сдал врагу расположение. Наоборот, съёмка «зетов» является действием социально одобряемым, ибо помощь фронту: их тут же тиражируют — что полезно в том числе и для задач военной разведки. Именно поэтому у внешнего наблюдателя, сидящего на лентах, создаётся впечатление, что всё там наводнено русскими танками, а украинских как бы и нет, хотя всё время идут бои, только они как бы с тенью. Но сожжённую свою технику снимать/постить можно — нужны картинки оккупантских злодейств.

Следующий момент — выигрыш войны интерпретаций. Обратите внимание на темники, которые рассылают теперь уже и по открытым пабликам украинские спецы по инфовойнам. Там сразу даются и готовые инфоповоды, в тч с графикой и видео, и готовые способы подачи/реакции, а также ГЦА — группы целевых аудиторий. Например, фото обгорелого трупа в российской форме, указание локации, сканы документов и тут же призыв к солдатским матерям — спросите у Путина, за что гибнут ваши дети! И дальше — только репостить, примерно во всех тематических комьюнити, чатах и по личным контактам.

Захват внимания. Сейчас Зеленский выходит со своими короткими мотивационными роликами по нескольку раз в день. С российской же стороны — только Конашенков раз-два в сутки зачитывает сводки с телепромпта. Надо ли говорить, что даже в российском сегменте сети понятно у кого из них больше доля экранного времени и внимания.

Вам пишу, дорогой Генштаб ВС РФ.

Вечером был взлом моего акк в фб. Сейчас заморожен

Ключевая уязвимость российской позиции насчёт «денацификации» в том, что «калибрами» и «градами» трудно бороться с идеологией — вполне людоедской, не без этого, но именно идеологией, структурированной и укоренённой, дающей адептам довольно чёткую и ясную картину мира. Даже смена одних начальников на других и одних законов на другие тут мало помогает, а пока и до этого далеко. Чтобы бороться с системой взглядов, нужно предложить свою систему взглядов. И это я считаю ключевым дефицитом ситуации, а проблемы в «информационной войне» и в объяснении/донесении миру своей позиции лишь одним из многочисленных следствий этого дефицита.

Для меня в любой войне один из самых важных аспектов — борьба за умы в части того, на чьей стороне правда. Глазами «глобального мира» (а точнее, «глобального Запада», выдающего себя в инфосфере за глобальный мир) тут двух мнений быть не может: Россия вторглась, она агрессор, изгой, Украина защищает свою свободу на своей территории, правда на её стороне. У России же довольно уязвимая позиция, которую трудно обосновать во внешнем мире, где все видят только одно: большая страна напала на маленькую.

Тем не менее есть ряд несообразностей в этом раскладе.

Самое простое. Если с той стороны воюют за правду, почему именно оттуда льётся такой поток фейков и откровенной лжи? «Информационная война», говорят они. Но я не понимаю. Дезинформационная скорее уж тогда. Это раз.

Второе. Если агрессор — лично Путин и верхушка российской власти; если, как нас активно убеждают, в самом российском обществе раскол по этому вопросу. Тогда почему санкции целиком направлены на то, чтобы наказать всю страну и всех её граждан, по принципу коллективной ответственности? Из этого следует одно: что новая этика «гибридной войны» избавилась от любых сантиментов по части «страданий мирного населения».

Третье. История с санкциями показала максимально наглядно, что в уютном глобальном мире почти вся инфраструктура является «объектом двойного назначения» и может быть использована как средство войны — от авиационных технологий до цифровых сервисов. Есть хозяева мира, а ты просто юзер — по отношению примерно ко всему, на что, как ты думал, у тебя есть право собственности. Даже твой смартфон на самом деле не твой: его могут в мгновение превратить в кирпич те, кому не нравится правительство твоей страны. Твои деньги, особенно цифровые — не твои. Твоя собственность не твоя. Не говоря уж о таких мелочах, как свобода информации и мнений. В порядке вещей — тебя дискриминировать и поражать в правах только за национальность или гражданство. Важно понимать: «та сторона» демонстрирует и защищает сейчас именно такой «порядок вещей».

И в этот момент я перестаю верить их столь убедительно демонстрируемой солидарности. Потому что меня он не устраивает. Сильнее, чем потенциально-ядерная Украина.

Утром 24-го, перед тем, как сформулировать свою позицию по поводу происходящего, я задал сам себе несколько вопросов, буквально глядя в зеркало.

1. Ты понимаешь, что за этот выбор, причём любой, придётся ответить вообще всем — начиная (уже точно) от привычного образа жизни и заканчивая, возможно, ею самой? — Да.
2. Ты понимаешь, что от твоей позиции вообще ничего не зависит — будь ты за или будь ты против, оно всё равно пошло бы так, как идёт? — Да.
3. Ты понимаешь, что большинство твоих сограждан пока даже не представляют, что их может ждать? — Да.
4. Признаёшь ли ты за главой своего государства полномочия принимать единолично такие решения за тебя и за всех них? — Ох. Да.
5. Что определяет твой выбор? — Только одно: то, на чьей стороне правда.
6. Почему ты думаешь, что правда на нашей стороне? — Потому, что с той стороны — тридцать лет лжи, и я им всем не верю ни в одном слове. Правда не может быть там, где всё основано на лжи.
7. Хотел бы ты того, что происходит? — Нет.
8. Была ли возможность избежать того, что происходит? — Не знаю.
9. Как ты относишься к тем, кто сделал другой выбор? — Это их выбор. И я их понимаю: в той картине мира, в которой они живут, он наиболее вероятно будет именно таким. И я был бы как они, если бы не видел того, чего не видят они.
10. Что ты будешь делать в этот и последующие дни? — Молиться о мире. Каждый день. Но в то же время помнить, кто в этой войне наши.

«Седе Адам прямо рая, и свою наготу рыдая плакаше: увы мне, прелестию лукавою увещанну бывшу и окрадену и славы удалену! Увы мне, простотою нагу, ныне же недоуменну! Но о раю, ктому твоея сладости не наслаждуся…» (из стихиры Сыропустной недели).

Наблюдаю страдания по поводу наступающих потребительских трудностей в связи с массовым исходом западного бизнеса из пределов проштрафившегося Отечества. Держу принцип: не дать себя индоктринировать ни чужой пропаганде, ни своей. Своя нам объясняет, что это всё «налог на суверенитет», как выразился Лавров. Чужая требует каяться, что из-за правителей-милитаристов страдают простые пользователи потребительских благ.

Сам же думаю вот что.

Если б решение начать «спецоперацию» было и моим тоже — например, на референдуме — я бы согласился с логикой «налога на суверенитет». Но меня не спрашивали. С другой стороны, в ситуации, когда люди — в том числе и твои же сограждане в военной форме — в зоне боевых действий теряют здоровье и жизнь, страдания по поводу закрытия Икеи выглядят бесстыдным лицемерием.

Путинскую систему много лет описывали в категориях неформального «общественного договора»: власть «даёт людям пожить», а люди «не лезут в политику», молчаливо соглашаясь на монополию этой самой власти на принятие практически любых решений. Собственно, поэтому так тряхнуло в 18-м по поводу пенсионной реформы: это было воспринято многими как нарушение властью своей части обязательств. Но сейчас эта конструкция может подвергнуться куда более сильному испытанию.

И здесь в среднесрочной перспективе (то есть после завершения активной фазы конфликта на Украине) два варианта. Либо, что все сейчас считают наиболее вероятным, система окончательно уходит в полицейщину на основаниях мобилизационного режима. Либо же, жёстко очертив «красные линии», в то же время вне их пределов наоборот ослабляет гайки, восполняя дефицит материальных благ политическими, экономическими и прочими свободами. Второй вариант в нынешних реалиях кажется почти фантастическим, но мне он видится, наоборот, объективно неизбежным — именно в логике «налога на суверенитет». No taxation without representation, как учили организаторы Бостонского чаепития.

Мартин Ван Кревельд написал в 2008-м книгу «Трансформация войны». Сейчас она, конечно, уже устарела, но всё же я ему благодарен — он на многое открыл глаза, и поэтому я ничему не удивляюсь из того, что происходит сейчас. Пишу заметки в стол по горячим следам про принципы «сетевой войны», «единую шину данных» и «потребительские технологии двойного назначения», потом буду публиковать по готовности.

Сейчас же хотел обратить внимание вот на что. Задним числом очень любопытно выглядят два последних года. Например, ковид-пандемия. По сути, они были периодом, когда население именно тех стран, которые сейчас в той или иной мере вовлечены в конфликт, приучилось к «деглобализованному» миру и мобилизационным сценариям.

Я очень хорошо помню, как, прорвавшись ровно два года назад сначала в Россию последним самолётом из Гаваны — потом закрыли небо — приехал в пустой офис и сидел там, слушая ездящие вокруг квартала полицейские громкоговорители: «граждане, оставайтесь дома, всем оставаться дома…» Маски, дистант в школах, работающая в авральном режиме медицина первой помощи, куар-коды и повсеместная проверка документов, рассредоточение (социальная дистанция)… Всё это, кроме собственно пандемийной составляющей, ещё и признаки военного положения.

Или взять казахстанский конфликт в январе, возникший буквально на ровном месте и потребовавший вмешательства войск ОДКБ. Представьте, если бы власть там не устояла и он бы разросся в полноценную гражданскую войну. Украинской бы не было; а при этом семь или восемь областей России уже были бы на военном положении — от Астраханской до Омской. Отсюда более-менее ясно, что он, конечно, тоже был не сам по себе вдруг — это была судорожная импровизация «отвлекающего удара».

И такого в «довоенных» годах много — под углом нынешних событий иначе выглядят и пенсионная реформа, и закон об иноагентах, и профицитный бюджет, и закрытие «Мемориала», и весь сюжет с Навальным, — но и, например, выборы Байдена, и афганская эвакуация, и вся эта олимпийско-допинговая разборка, и выпиливание по беспределу RT из западной медиасферы, и уж конечно свистопляска вокруг «Северного потока».

И это заставляет по-другому поставить вопрос о «точке невозврата». Самый простой (пропагандистский) ответ, конечно — Крым; но я ещё не потерял память, я хорошо помню, какая жёсткая антироссийская кампания была развёрнута на Западе в преддверии Сочинской олимпиады, ещё когда президентом был Янукович, Крым — украинским, а Родченков — на зарплате у Мутко.

В общем, задним числом понятно, что уже очень и очень давно «всё к тому шло».

Начинаю потихоньку объяснять про концепцию сетевой войны

И поскольку в прямом эфире в общем-то мало что объяснишь, текстовый комментарий по поводу сетевых, или, несколько более устоявшийся термин, «сетецентрических» войн — network-centric warfare.

Первое. Основная идея — построение «единой шины данных», объединяющей в себя управление собственно боевыми операциями, информационной войной, экономической войной, инфраструктурной войной, дипломатической войной, психологическими спецоперациями и т.д. Является своеобразным синтезом модной в середине ХХ века доктрины Фуллера об «экономической войне» с современной теорией кибервойн.

Если совсем на пальцах и по-простому, это в первую очередь о том, что каждое орудие войны, вплоть до личного стрелкового оружия, должно быть снабжено экшн-камерой, транслирующей видеокартинку своей работы во внутреннюю сеть в режиме 24/7. В ту же сеть поступают непрерывным потоком данные со всех возможных источников — от стоящих на улицах веб-камер до смартфонов, которыми снимают происходящее обыватели. Всё это формирует соответствующий объём «big data», из которой умные машины вычленяют самое важное и формируют наиболее точную и адекватную картину реальности для тех, кто управляет боевыми действиями, а также подсказывают им готовые решения и инструкции.

Во-вторых, NCW-концепция, вслед за Фуллером, исходит из того, что субъектом войны (и, соответственно, объектом атаки) является не только действующая армия, но и стоящее за ним государство и общество, все вплоть до последнего человека. Иными словами, такая война является тотальной, практически без разделения на комбатантов и некомбатантов. Система распознавания лиц «узнаёт» военного на видеокартинке с дрона, искусственный интеллект устанавливает его личность по базе персональных данных, вычисляются его адрес прописки и ФИО родных и близких — с ними начинается работа: от «писем счастья» до взлома персональных аккаунтов с целью сбора дополнительной информации.

В-третьих, она поддерживает идею «обезглавливающего удара» — объектом атаки должны быть не сами военные, а те, кто им отдаёт приказы. Причём даже не на персональном уровне, а на уровне политического режима как такового. Так, задача «потребительской войны» сейчас — попытаться спровоцировать массовое недовольство граждан резким падением качества жизни вследствие ограничения доступа к привычным потребительским благам, и далее канализировать это недовольство на власть. Идеологи NCW резонно рассуждают, что российский обыватель поддерживает Путина и «российский милитаризм» до тех пор, пока вся война происходит для него исключительно в телевизоре, а там, конечно, одни победы; но как только удаётся заставить страдать этого обывателя, ударив по его «структуре повседневности», его лояльность будет поколеблена.

Буду дальше описывать это более развёрнуто.

Почти полмиллиона просмотров у поста в канале

Пообщался со знакомыми социологами по поводу влияния санкций на умонастроения российского общества. Общее впечатление неожиданное: русский человек, поначалу отреагировавший на вторжение, мягко скажем, неоднозначно — после массовых санкций и угроз встал в позу Мойши из анекдота: «всего пару часов я русский, но как же я вас, евреев, ненавижу!» Отсюда и провал мобилизационного движа за нетвойне, поначалу выглядевшего многообещающе. Именно жёсткая реакция «мира» сработала на инстинкт самосохранения, а в такие моменты власть у нас никто валить не любит, историческая память, знаете ли.

Восьмимартовское.

23 февраля 1917 года — или 8 марта по григорианскому календарю — на улицы Петрограда вышла женская антивоенная демонстрация. Это стало началом Февральской революции — которая «февральская» в том же смысле, что и праздновавшаяся 7 ноября «Октябрьская».

105 лет спустя мы с некоторой даже философской отрешённостью наблюдаем за тем, как иноземные архангелы закрывают перед нами одну за другой двери потребительского рая — и почему-то быстрее всего в одежде, косметике, парфюмерии, бижутерии и т.п. Русская Ева, по их сценарию, должна в свой «профессиональный праздник» методично колотить своего Адама ржавым дуршлагом по голове, и дохлёстывать по интерфейсу никлыми тюльпанами — за то, что он, Адам, до сих пор не сверг Путина, бомбящего мирные украинские хаты, и в результате теперь ей нечем будет прикрыть прелести, кроме фигового листка турецко-китайской марки «абибас».

Но реальные русские Адам и Ева, в отличие от предусмотренных голливудским сценарием, кое-чему научились за эти сто пять лет. Они выучили урок: чем слабее власть, тем меньше шансов на мир — именно в бытовом, выживательном его смысле. Они поняли-таки Гоббса, хотя ни разу в жизни его не читали. Они очень, очень дорого заплатили за эту науку.

И он таким тихим, уставшим голосом ей говорит: любимая. Я всё понимаю, конечно. Ты права, ты вообще всегда права. И прекрасна тоже, хоть с фиговым листком, хоть без него. Но пойми наконец: то, что сейчас происходит — это мужской разговор. Очень сильно запоздавший, потому что всем было некогда, да и не модно вроде как. Но он был неизбежен, увы. И нам сейчас всем — в том числе и тебе, родная — надо бы чуть больше _мужества_. Потому что — и это главное, что пора бы всем понять — не дай Бог, если его вдруг не хватит.

С праздником вас, дорогие мои.

Был в пятницу в эфире на 1 канале. Сказал там следующее. Что одна из самых удивительных вещей в нынешнем противостоянии с Западом — это то, что о чём год назад писал в своём известном письме @konbog75 — защитниками «западных», они же «европейские» ценности: свобода слова, частная собственность, открытая экономика, в конце концов ценность жизни — в противостоянии с коллективным Западом теперь приходится быть… нам! У них cancel culture смела всю эту ветошь в исторический архив в пользу военно-политической целесообразности. И, возможно, именно поэтому «нас не слышат»: «мы» пытаемся обращаться к «ним» на языке, на котором «они» когда-то говорили с нами, но, похоже, он не был их собственным языком описания системы ценностей. А скорее, если угодно, «экспортным вариантом».

Ну, то есть, теперь наша власть не в одной только России «единственный европеец». Впрочем, Эрдоган ещё.

Сегодня утром проснулся в диалоге аж двух «внутренних голосов». Первый: посмотри скорее в смартфон, какие там новости известно откуда. Второй: нет, сначала зарядка, гигиена и завтрак, а потом уже только «окно в мир».

И подумал по этому поводу вот что.

Сельский житель (а я им тоже был в своей жизни несколько лет) синхронизируется в основном с окружающей его природой и миром: запели петухи, выпала утренняя роса, пора кормить либо выгонять пастись скотину, полить с утра огород, пока не припекло, а вот уже и полдень, время поработать в саду под кронами, где тень, а ближе к вечеру, когда солнце чуть спадёт, можно и на прополку, а вот и вечер, можно с соседями на улице словом переброситься, успеть ещё в магазин на велике сгонять до закрытия, а вот и темнеет, ужин, спать.

Житель «доиндустриального» города синхронизировался с ритмом городской жизни: колокол к утрене или крик муэдзина (смотря что за город ))), открылась пекарня и оттуда потянуло запахом свежего хлеба, заработал рынок, что-то кричат на площади, привезли свежую рыбу и надо разбирать, пока свежая, стук чего-то в мастерской неподалёку, вечер, ужин, спать.

Житель «индустриального» города синхронизировался с иным ритмом: утренний гудок фабрики, расписание общественного транспорта, пробки на дорогах, кофейни днём, бары и пабы вечером, всеобщий шоппинг в выходные.

В информационную же эру, начиная с эпохи телевидения, в мегаполисе основной канал синхронизации с «большим» эгрегором — это экран. Там новости, там спорт, там кино, там события; там общение, друзья, деньги, книги, картинки; твоя частная жизнь вне экрана это как бы периферия, а всё главное — там, и мысли и чувства твои тоже там.

И вот сейчас, в дни «великого отключения», оно же «исключение» — canceling целых полутора сотен миллионов людей от магистральных каналов этого вселенского мейнстрима, я вдруг понял, что мне хочется снова носить механические часы, а не айвотч, снова просыпаться с рассветом, а не с будильником, снова общаться с людьми вживую, а не по зуму или телефону, снова читать бумажные книги, а не поток цифрового контента, снова ловить образы, запахи и звуки из моего реального мира, а не из заэкранного. Я тридцать лет у экрана — более двух третей моей жизни. И с каждым годом всё больше, в пересчёте на время, а в реале — всё меньше. Я понял, что хочу домой, в свой настоящий, физический мир.

Не знаю, ясно ли выразил это скорее чувство, чем мысль.

Кстати сказать, когда настал вселенский исход из Фейсбука, я добрым словом помянул свою привычку дублировать на сайт все ФБ-посты. К сожалению, с комментариями так запросто не получалось. Но полный архив всего моего ФБ до 22.02 у меня под рукой — https://chadayev.ru/blog/ssyilki/fejsbuk/ — ещё и с удобным поиском, и бэкапом. Много раз проклинал эту египетскую работу — перенос туда постов вручную, и ставил разные автоматические парсеры, но они все работали криво. А вот теперь понимаю, что не зря всё это было.