Вот и когда вождь лузитанов Вириат, восставший против Вечного города, был убит своими, убийцы не дождались благодарности от римского народа. Согласно Евтропию, Квинт Сервилий Цепион им ответил, что «никогда римлянам не было по нраву, если военачальников убивают собственные воины», что в народе, особенно в Португалии и Испании, давно переделали в лаконичное «Рим предателям не платит».

В свою очередь битва на Калке в 1223 г., как принято считать, стала завершением экспедиции полководцев Джебэ и Субудая, случившейся из-за их желания выполнить-таки наказ кагана изловить хорезмшаха Мухаммеда II, даже если для того пришлось бы преследовать его до самого края Земли. Не секрет, что война в те времена порой была оформлена как личный конфликт между правителями, правда, нечасто при этом эта идея воспроизводилась столь настойчиво. Впрочем, если вы вспомним, что речь идёт о борьбе за претензию властвовать над миром, в ходе которой «остаться может только один», это неудивительно. Вот и Александр гнался за Дарием даже после полного разгрома последнего, полагая, что пока тот не схвачен, о завершённом переходе власти говорить не приходится.

Веком позднее покорения Хорезма, сообщает Камола, «александризация» только усиливается. Тогда Рашид ад-Дин, визирь и историк Ильханата (a.k.a. «гос-во Хулагуидов»), объединяет всю имеющуюся у него на тот момент традицию о великом македонце для создания своего идеологически окрашенного труда, цель которого — «интегрировать его монгольских покровителей в персидско-мусульманский культурный мир».

Автор «Джами ат-таварих», известного у нас просто как «Сборник летописей», очередного основного источника, честно признаётся, что прежде написания им труда о прошлом монголов было известно лишь в форме разрозненных, уже полузабытых сказаний. Которые, в свою очередь, представляли собой эклектику из разных легенд, которые на тот момент были в ходу в Евразии. Вот почему Камола призывает при его чтении как минимум к «некоторой подозрительности».

Далее этот Рашид сочиняет дотошную легитимизацию вторжения его хозяев в Хорезм, что сделать было не так уж и трудно, учитывая, что у него под рукой имелся прецедент в виде всё того же Александра, покорение которым державы Ахеменидов на тот момент воспринималось в Иране уже весьма положительно; итак, всё, что теперь требовалось, это провести известные параллели.

Под агрессию Чингисхана он подводит casus belli, для чего пользует сюжет об Инальчике «Каир-хане», родиче хорезмшаха и наместнике Отрара, который в ответ на оскорбление будто бы задержал и умертвил караван, состоявший из послов и купцов Чингисхана. На то ему дал разрешение сам верховный владыка — отчего, мол, обращение со страной и было затем столь суровым: «Он не понял того, что с разрешением их убийства и [захвата их] имущества станет запретной жизнь [его и подданных]», пишет Рашид ад-Дин. Интересно, что и «Повесть о битве на Калке» полагает причиной поражения в оной тот факт, что «князья … русские … послов татарских перебили»: «за грехи наши … погибло без числа много людей».

#iskander
⬅️⬆️ «Les conquêtes mongoles n’ont pas eu lieu, или О возвращении македонца», 11/16 ➡️

УПЕРЕВШИСЬ РОГОМ

Может стать открытием, что не только в России, но и вообще везде в Европе обманутого известным образом супруга именуют «рогоносцем». Издревле таких высмеивали, пририсовывая им ветвистые рога, вот и в наши дни разнообразные алармисты-мдшники называют их «аленями». Но почему? Причём тут вообще рогатость?

Сразу замечу, что если погуглить, то можно без труда натолкнуться на целый ряд изданий, который этим вопросом уже успел задаться. Однако в том наборе этимологий, которые они приводят, бездумно копируя друг у друга, ни одна из версий не возводит историю понятия ко временам древнее Средних веков, а значит, не является и удовлетворительной. Ведь о том, что неверная жена «наставляет рога», говорили уже древние греки, из чего следует, что идиома эта куда древнее.

Чтобы понять её суть, нам с вами предстоит углубиться в самые недра архаического мышления греков, того, как они понимали устройство человеческого тела, в частности, головы, из которой и растут рога. Их восприятие анатомии сильно отличалось от того, что можно почерпнуть в учебнике таковой от XXI в., из чего, собственно, и следуют все нюансы.

Изучая вопрос, мы заодно поймём, почему англоязычные называют сексуально возбуждённого человека «рогатым», horny, рог единорога согласно представлениям Средних веков способна была заполучить только девственница, а христианская церковь строго-настрого запрещала из рога пить, на закуску же — наконец-то выясним, отчего библейский Самсон потерял всю свою силу, когда лишился волос, а распущенные волосы женщины в былые времена считались ничуть не менее неприличными, нежели полная нагота.

Обо всём этом и многом другом читайте в новом тексте «Эллинистики»!

При этом не скажешь, что имеющаяся традиция способна убедительно объяснить, почему хорезмийцы и русские так поступили с посланниками, нарушив строгие обычаи времени… Мы, однако, знаем, что она без сомнения имелась у двух греческих полисов, которые поступили аналогично во время Второй греко-персидской, желая «сжечь мосты», не оставив себе других вариантов, кроме борьбы до последнего.

По Геродоту, когда царь царей начал вторжение в Грецию, он затребовал от ряда греческих городов символически ему подчиниться, «в Афины же и в Спарту Ксеркс не отправил глашатая с требованием земли [и воды], и вот по какой причине. Когда Дарий прежде отправил туда послов, требуя покорности, то афиняне сбросили их в пропасть, а спартанцы — в колодец и велели им оттуда принести [царю] землю и воду». Он тоже считает нужным приписать такое: «Какое несчастье постигло афинян за их поступок, я не могу сказать, кроме того, что их земля и сам город были разорены».

Ещё интереснее, что подобное же сообщает он и о дяде Александра с тем же именем (впрочем, некоторыми этот случай считается его собственной поздней выдумкой, ведь Македония похоже, напротив, во время войны выступила на стороне Персии). Если верить «отцу истории», когда послы персов стали приставать к женщинам, в т.ч. матерям и сёстрам аристократов, сын царя Аминты, Александр, отослав женщин, «велел переодеть в женские одежды столько же безбородых юношей и, дав им кинжалы, ввел в покой … когда персы стали хватать юношей, те перебили их. Такая печальная участь постигла самих послов и их свиту [со скарбом] … все это вместе с самими послами бесследно исчезло».

Ян, воспроизводя у себя историю гибели монгольского каравана, даже употребляет точно такое же выражение, какое тут у Геродота. Все они, пишет он, «исчезли бесследно в подвале крепости, а монгольские товары наместник … отправил в Бухару для продажи».

Кроме того, как сообщает Рашид ад-Дин, провоцируя хорезмшаха, Чингисхан в письме называл его «дорогой сын», что, сообщает Джексон, было явной инсинуацией вассального типа отношений, и по всему выходило, что монголы будто бы ставят на место именно восставшего поданного.

Схожим образом рассуждали и персы, когда отправляли карательную армию против Афин в Первой греко-персидской, ведь этот полис ранее, ещё в VI в. по случайности, не зная особенностей Востока, признал себя данником персидского царя: по Геродоту, во времена Клисфена они «отправили посольство в Сарды заключить союз с персами … Артафрен … сатрап Сард … дал им такой краткий ответ: „Если афиняне дадут царю землю и воду, то он заключит союз, если же нет, то пусть уходят“. Послы же, желая заключить союз, согласились, приняв это на свою ответственность … по возвращении на родину они подверглись суровому осуждению за эти самостоятельные действия». Как следствие, обе греко-персидские войны были в первую очередь карательными, направленные на наказание Афин, воспринимавшихся мятежным вассалом.

Широко известен принятый Чингисханом «революционный» метод подразделения войска на десятки, сотни, тысячи и тумены (десятки тысяч), о чём сообщают многие, в т.ч. Карпини. Крадин и Скрынникова на полном серьёзе сравнивают «открытие принципа иерархии (в т.ч. десятичной системы)» по ценности с «изобретением колеса для технического прогресса», правда, тут же сами замечают, что «она была широко распространена у многих народов мира», а «в истории Внутренней Азии … известна, во всяком случае, начиная с Хуннской державы».

Однако в действительности эта «инновация» ещё древнее, о ней сообщает уже Геродот, описывая, как военачальники Ксеркса непосредственно перед началом его похода на Грецию «назначили начальников тысяч и десятков тысяч, а … [те] в свою очередь поставили сотников и десятников».

#iskander
⬅️⬆️ «Les conquêtes mongoles n’ont pas eu lieu, или О возвращении македонца», 12/16 ➡️

Правда, прямо перед этим Геродот перечисляет разделение того же войска по племенам и народам, так что две системы не исключали друг друга. Также и насчёт войска Чингисхана предыдущие авторы замечают, что его успехи «в борьбе против племенного трайбализма несколько преувеличены», а «большинство воинских формирований … были основаны на старых племенных связях». Т. Барфилд (1992) указывает, что среди тысячников только 20% стали таковыми согласно принципам меритократии, ещё 10% были назначены как родственники, оставшиеся 70% же, по всей видимости, «были традиционные клановые лидеры».

Если мы откажемся видеть во всём этом просто совпадения, то, наверное, предположим, что перс Рашид ад-Дин попросту черпал вдохновение из отечественной истории? Нет, не получается: ведь мы видим представления о греко-персидских войнах не иранской традиции, но Геродота, которого в рассматриваемый период за пределами ВРИ не имелось.

Как легко теперь заметить, завоевание Руси монголами по целому ряду аспектов также напоминает греко-персидские войны. Помимо уже упомянутого, как то: претензия захватчика на всемирную власть, его десятичное разделение войска и проч., в обоих случаях народ, давно впавший в состояние раздробленности, пытается подчинить Другой, сперва присылая лишь небольшой корпус, однако ок. 10 лет спустя — уже полноценную армию вторжения, столь невиданную по размеру, что широко распространён скепсис по поводу того, что такую вообще возможно было снабжать. Сходство это ясно ощущается и в народе, и отнюдь неспроста убогое киноподелие «Легенда о Коловрате» (2017) во всём пытается подражать известному фильму «300» (2006).

Даже тот факт, что греков с персами разделяло преимущественно море, тогда как русских и монголов — степь, на самом деле не совсем различие: как замечает В. Ю. Михайлин (2005), и то и другое относится в архаическом мышлении к маргинальному, «хтоническому» пространству; у греков и прочих пиратских народов «вместо степи границу … определяет море», соответственно также конь и корабль — явления в этом смысле одного порядка, ведь всякое «средство преодоления границы получает неизбежные магнетические коннотации».

Он упоминает «откровенную хтоничность корабельщиков и … плавания», которая «мирно уживается с сугубо хтоническими конями Посейдона и Аида, Ахилла и Диомеда». Вот почему пираты в культуре в не меньшей степени воспринимаются живыми мертвецами, чем какая-нибудь Дикая охота: можно вспомнить как минимум Warhammer Fantasy и диснеевская серия фильмов о пиратах Карибского моря, из более раннего — «Сказание о древнем моряке» (1787–8).

Другое дело, что «хтоничны» таким образом оказываются монголы и греки, для которых степь/море были родной стихией или практически таковой, и наоборот, вполне «нормальными» — персы и русские, которым было такое чуждое. Этим, возможно, и вызвана разница исходов двух противостояний…

При этом греки и русские вообще тесно связываются в ирано-тюркской традиции. Так, Рашид ад-Дин предтечей Чингисхана делает некоего Огуз-хана, напоминающего одновременно монгольского кагана и Александра: тот был столь могуч, сообщает Камола, что в уйгурской версии своего эпоса грозит даже таким титанам как урум каган и его младший брат урус бек — сиречь императору Рима и князю Руси. «Стена Искандера» и вовсе выводит Филиппа Македонского владыкой обеих стран, Рума и Руса, а на левый фланг Александра в битве при Гавгамелах ставит 100 тыс. русов.

#iskander
⬅️⬆️ «Les conquêtes mongoles n’ont pas eu lieu, или О возвращении македонца», 13/16 ➡️

Закругляясь, следует заметить, что их стремление уподобиться Александру удалось монголам лишь очень ограниченно, в том лишь незначительном отношении, в котором они были способны эллинов постичь. В том же Александре ими уважался завоеватель, не знавший поражения, большего они увидеть не смогли — в точности как его собственный отец у фиванцев, у которых был в детстве заложником, одну только фалангу и сумел заимствовать, и не более.

По Плутарху, «тот самый Филипп, который впоследствии силою оружия оспаривал у Греции ее свободу … мальчиком … жил в Фивах … и … считался ревностным последователем Эпаминонда. Возможно, что Филипп и в самом деле кое-чему научился, видя его неутомимость в делах войны и командования (что было лишь малою частью достоинств этого мужа), но ни его воздержностью, ни справедливостью, ни великодушием, ни милосердием … Филипп и от природы не обладал, и подражать им не пытался». Sic! И напротив, в ином столь жаждомое ими уподобление монголам удалось даже слишком хорошо, когда их империя тоже развалилась на враждующие части, которые со временем оказались совершенно сметены ветром истории.

Вспоминается Платон, по которому любые попытки уподобиться идеальному эйдосу способны произвести только жалкое подобие, искажённую копию, которая при этом ещё и только кажется, не существуя по-настоящему, на что способен только оригинал. Весь нарратив о монголах оказывается очередным театром теней в глубинах пещеры.

У Яна один из героев тоже выгодно отличает кумира монголов от них самих: «Искандер … покорив всех, кто становился на его пути, в то же время оставался милостивым к новым, вошедшим в его царство народам. Он их не притеснял, а делал своими равноправными детьми. Поэтому слава Искандера Двурогого — истинная, вечная слава!»

Какие же выводы можно сделать теперь, подытожив всё нами рассмотренное? Если мы согласимся, что объём подобий как-то уж слишком обилен для того, чтобы просто отмести их как совпадения, наиболее академическим объяснением станет следующее: события, действительно имевшие место в Средние века, оказались стилизированы под Античность. Другой вопрос, кем и когда была эта стилизация сделана, ведь, как мы помним, зачастую она была бы просто не под силу современнику.

Главный вопрос — насколько вообще можно доверять рассказу о событиях, обработанном таким образом? Как и заметил де Рахевильтц, невозможно понять, где нарративная ткань перестаёт быть «дополненной реальностью» из заплат прошлого. Не вызывает сомнений, что мы имеем дело с пресловутым «переписыванием истории», вопрос только в его размахе. Ничего определённого утверждать не приходится, можно лишь указывать на прелюбопытнейшие сходства, которые могут значит как вообще всё, так и мало чего.

А вот просто заявить, как делают некоторые, что никакого монгольского нашествия просто не было, разумеется, нельзя ни в коем случае. Напротив, по всему выходит очень даже вероятным, что было — просто, по-видимому, чуть ли не одно это и можно с полной уверенностью здесь утверждать, все же детали по определению оказываются под подозрением.

#iskander
⬅️⬆️ «Les conquêtes mongoles n’ont pas eu lieu, или О возвращении македонца», 14/16 ➡️

В то же время для того, чтобы рассуждать более определённо, нужна критика совсем другой глубины. Скажем, сходства, замеченные на примере «Сокровенного сказания» или русских летописей могут оказаться тесно связаны с тем фактом, что и то, и другое в научный обиход попало куда позднее своего (заявленного) изготовления, в XVIII–XIX вв., что всегда подозрительно или как минимум должно бы быть (прежде я уже упоминал, какую обильную дискуссию в учёной среде вызвала неожиданная находка в ту же эпоху прежде утерянного труда Аристотеля). Ясно, однако, что тут дело решаемо далеко не столь просто и однозначно, как в случае с Амледом.

Впрочем, поскольку тут мы говорим о нападках на тексты, вообще-то лежащие в основании национальных мифологий народов или даже целых эпох, трудно представить, чтобы кто-либо разрешил этим заниматься. Вот почему, пожалуй, можно сказать, что специалисту по Античности крайне повезло: тут некому оскорбиться даже на самый основательный пересмотр каких-либо представлений об эпохе. Быть может, именно поэтому он тут случается столь часто…

Допустимой альтернативой может быть сочинение философски-концептуального труда, откровенно художественного произведения, не претендующее на научность, но при этом выстраивающее сеттинг на основании гиперкритического подхода к имеющемуся материалу. Так сказать, не анализ, но синтез, не деконструкция, но реконструкция.

Его, как вариант, может вдохновить идея, невольно поданная Яном, в книге которого Джучи-хан замечает своему сыну, ещё юному Бату/Батыю, что дед его, «единственный и величайший Чингисхан, завоевал половину вселенной, а Искандер Двурогий — вторую половину». После этого он спрашивает, что же остаётся монголам дальше, на что сын тут же выказывает следующее wishful thinking pensée désidérative: «Я отниму все земли у Искандера!..»

Надо сказать, что противостояние монголов и Александра было в определённом смысле предопределено задолго до возвышения первых, предсказано: на этот счёт имеется самое настоящее пророчество. В Библии впервые книгой Иезекииля (VI в. до н.э.) упоминается некий «Гог в стране Магог» и его войско из «коней и всадников … большое полчище», которое, как уверяет он, явится «от пределов севера». Впоследствии «Апокалипсис» (I в. н.э.?) обещает, что когда «окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы … Гога и Магога, и собирать их на брань», которых будет «число … как песок морской».

Иосиф Флавий (I в. н.э.) уточняет, что «Магог … положил начало тому народу, который … ими [греками] именуется скифами», в другом месте объясняя, почему их вторжению случиться не суждено: ведь нужный проход в Кавказских горах «царь Александр сделал неприступным посредством железных ворот».

Как следует из т.н. «Сирийской легенды об Александре» (нач. VII в.), последний великими вратами из латуни и железа перекрывает перевал к северу от Армении, дабы не допустить вторжения гуннов «и их царей Гога и Магога» (1979). Из неё сюжет заимствует и Коран (нач. VII в.), в котором царь Зу-ль-Карнайн громадной стеной предупреждает нашествие племён Йаджуджа и Маджуджа, которые, однако, преодолеют и эту преграду в Судный день.

#iskander
⬅️⬆️ «Les conquêtes mongoles n’ont pas eu lieu, или О возвращении македонца», 15/16 ➡️

Идея ворот или стены, посредством которой Александр Великий a.k.a. Искандер Зу-ль-Карнайн огородил мир от вторжения кочевников, далее только развивается, попадая и в роман Псевдо-Каллисфена. А также в персидские сочинения по мотивам, из которых особенно одиозной является «Стена Искандера». (К слову сказать, стена в известном фэнтези, защищающая от всяких ужасов с севера некие семь королевств, с этой никак не связана, и вдохновлена иным: валом Адриана.)

Для нас сейчас важно то, что, как сообщает Дж. Бойл, «отождествленные со скифами … гуннами, да и вообще всяким успешным захватчиком с севера и северо-востока, Гог и Магог в XIII в., равно ожидаемо и логично, были отождествлены с монголами». Их вторжение многие полагали тем самым обещанным концом света, а другое их имя, «татары», читали как «тартары», вспоминая греческий миф.

Такой вот многообещающий задел для грандиозного сочинения о давно обещанном противостоянии, а последнее как бы самим собой разумеющимся предполагает рассуждение на тему «кто бы кого».

Некоторые, конечно, тут же могут возразить против самой возможности контрфактного мышления, обратившесь к известной присказке «история не терпит сослагательного наклонения». Однако она явно в своё время была выдумана человеком, не имевшего ровным счётом никакого отношения к соответствующей науке, в действительности подобный принцип нимало не уважающей. Ведь уже «отец истории» пространно рассуждал о том, что бы случилось, «если бы афиняне в страхе перед грозной опасностью покинули свой город или, даже не покидая его, сдались Ксерксу».

Тогда, уверен Геродот, «никто [из эллинов] не посмел бы оказать сопротивления персам на море … флот варваров стал бы захватывать город за городом и лакедемоняне, покинутые на произвол судьбы союзниками … после героического сопротивления всё-таки пали бы доблестной смертью … [или же] им пришлось бы еще раньше сдаться на милость Ксеркса … [в любом случае] Эллада оказалась бы под игом персов».

Вот и П. Крентц (2010), заметив, что «игра в „что, если?“» восходит к Геродоту, всю 9 главу своей монографии, целиком посвящённой битве при Марафоне, рассуждает о возможных последствиях поражения при ней греков.

Наконец, Титу Ливию приходит в голову нечто очень похожее, что и нам: ему «хочется представить себе, какой исход могла бы иметь для римского государства война с Александром»; он, естественно, хочет верить, что «Александр … не смог бы сокрушить римскую мощь», далее умильно пробуя перечислять отечественных полководцев, которые, мол, были не хуже, хотя все они представляют собой то, что сейчас назвали бы no-name. (Он куда более прав, когда далее замечает, что здесь «сравнивают подвиг человека … с деяниями народа, воюющего уже четыре столетия», и при том — весьма успешно, правда, забывая спартанскую мудрость о том, что таким образом можно научить воевать и противника).

Так оказывается, что подобный тип размышлений — отнюдь не прерогатива интеллектуального большинства из среды поклонников исключительно военного аспекта истории. Если же и мы к нему задумаем прибегнуть, хотя бы и очень бегло, следует первым же делом припомнить, что вообще-то Александр безо всякого труда побеждал кочевников, которых Арриан называет скифами, но на деле бывшие, видимо, саками, повергнутые македонцем в Согдиане в беспорядочное бегство. Да и его отец, согласно Юстину, устроил войну с этим народом, и, «хотя скифы превосходили [македонян] и числом и храбростью … были побеждены хитростью Филиппа».

Впрочем, всё это тема для совсем отдельного разговора, да и физическое противостояние, учитывая контекст всего нашего исследования, было бы в таком конфликте далеко не основным, его бы далеко затмила борьба на совсем другом, метафизическом уровне, в котором бился бы оригинал с собственным отражением, злым двойником, причудливо искажённым кривым зеркалом времён.

#iskander
⬅️⬆️ «Les conquêtes mongoles n’ont pas eu lieu, или О возвращении македонца», 16/16

Викторианская редукция всей философии до двух категорий «материализм» и «идеализм» в СССР, который и сам произошёл из духа и теорий той эпохи, пришлась весьма кстати, и даже была там возведена на пьедестал «основного вопроса философии». Мейнстримный взгляд высказывал, например, В. Ф. Асмус (1976), уверявший, что «развитие древнегреческой философии было историей борьбы между материализмом и идеализмом».

А что же, могут тут спросить, разве не задавались уже древнейшие вопросом о том, что было раньше, курица или яйцо? Да, но есть нюанс — всё дело в том, что вопрос этот вообще не является философским, о нём упоминает Плутарх в числе самых несерьёзных, которые интересно обсудить на симпосие в лёгком подпитии. Настоящему же умствованию там не место; как он пишет, ему «часто приходилось сказать тем, кто навязывает симпосиям софистические ухищрения: „Дружище, причем здесь Дионис?“», ведь «[вдаваться в запутанные словопрения — и] некрасиво и не подобает симпосию».

При этом критерий, по которым мыслителей втискивали в два эти прокрустова ложа, как правило взят не из собственно философии, но основывается на том, как соответствующие понятия воспринимают обыватели. В обиходе философский материалист — это тот, кто активно прибегает к логике и научному методу, тогда как философский идеалист держится от них подальше. Из чего выходит, что последний попросту более глуп и недалёк, нежели первый. Что, собственно, и подразумевалось, отчего в СССР «материализм» выгодно выделялся как единственно правильное мировоззрение.

Асмус, например, именно по такому критерию относит «досократиков» к материалистам, поскольку, мол, они больше учёные. Затем, продолжает он, «в лице Сократа и особенно Платона здесь складывается учение философского идеализма, который сознательно и непримиримо противопоставляет себя предшествующему … материализму».

К последнему более всех, как полагали в СССР, относятся Демокрит, а также Эпикур; учитывая всё сказанное, а также тот факт, что буквально единственное полноценное рассуждение на тему Античности, которое вышло из-под пера Маркса, была его докторская диссертация на тему как раз этих двоих, казалось бы, у марксистов есть все причины ставить их выше всех прочих философов. Формально так и было, но в действительности у того же Асмуса мы видим к ним лишь небольшой интерес, обозревает он их по самому остаточному принципу, ничем особо не выделяя, тогда как основное внимание уделяет всё тому же «идеалисту» Платону, которого, казалось бы, обязан презирать.

Впрочем, в действительности никаким «идеалистом» Платон, разумеется, не являлся. Вне зависимости от того, как мы понимаем идеализм, бывающий эпистемологическим или метафизическим, вне марксизма в философии так будет называться мировоззрение, так или иначе убеждённое, что познаваемые объекты или даже вообще любое бытие есть лишь субъективное восприятие познающего, продукт его мышления. Соответственно, сюда относится в первую очередь всяческий скептицизм, отрицающий возможность безусловно достоверного знания, считающий всякий его пример весьма условной интерпретацией.

Платон, как известно, считал ровно противоположным образом, веря, что реальность без сомнения существует объективно и при должном усердии может быть познаваема как есть. Такой взгляд принято называть отнюдь не идеализмом, но совсем наоборот: он носит название философского реализма.

Так выходит мало того, что идеализм с реализмом — это понятия весьма контринтуитивные, так ещё и наука оказывается вовсе не противоположностью первого, но крайне близкой ему, ведь и она полагает, что познаём мы лишь модель, которая конструкт разума. Идеалистами будут, таким образом, Ницше, новофранцузы, а также (подумать только) автор этих строк, а в древней Греции — закоренелые скептики софисты, с которыми Сократ и Платон вечно спорили. Последний, к тому же, на известное высказывание на этот счёт Протагора возражал таким своим: «У нас мерой всех вещей будет главным образом бог, гораздо более, чем какой-либо человек, вопреки утверждению некоторых».

«Реалистичный Платон»

Не секрет, что не только в откровенном фэнтези, но и во вроде как претендующих на историзм произведениях, сражения былых времён изображаются крайне далёкими от того, какими их представляет актуальная наука. Достоверность в репрезентации совершенно жертвуется в угоду не то, что зрелищности, но представлениям о ней, а также устоявшимся ожиданиям публики, насчёт которой опасаются, что реализм она может и не оценить.

Особенно это касается кинематографа, где войска нечасто слышали про боевой строй, как и то, что клинки следует вообще-то отбивать не своим собственным, а щитами, ну и т.д. и т.п. Кроме того, дротик и пращу там увидеть можно крайне редко, а вот стрельба из лука там, напротив, даже слишком эффективна — настолько, что защитное вооружение, т.е. броня, против него оказывается зачастую просто бесполезным, и даже полный латный доспех легко оказывается пробит безо всякого труда.

Когда такое видишь, трудно не задаться вопросом, а зачем броню в таком случае вообще надевать? Разумеется, затем, что в действительности она свою функцию выполняла как раз замечательно, невероятно повышая шансы носителя на выживание. Это довольно известно, другое дело — насколько действительной высокой эта эффективность была?

Принято справедливо ругать такой кинофильм как «300» (2006) за изображение отряда-эпонима в состоянии крайней раздетости. На это можно, конечно, возразить, заметив, что уже у Жака Луи Давида они выглядят так, и дело в таком античном понятии как «героическая нагота», которое удачно вошло в синергию с гиперриализмом и прочими новомодными тенденциями пост- и метамодернизма, однако факт остаётся фактом: из репрезентации, как следствие, исчезает фактор, который исторически оказал решающее влияние на исход греко-персидских войн. Это заметил уже Геродот, замечавший, что персы «потерпели … поражение главным образом потому, что у них не было тяжелого вооружения и они должны были сражаться легковооруженными против гоплитов».

Те же из персов, кто бронёй всё-таки обладали, держались против греков почти на равных: так, Масистий, второй после Мардония человек в битве при Платеях (479 г.), был эллинами умерщвлён с великим трудом, «так как он был вооружен вот как: на теле у Масистия был чешуйчатый золотой панцирь, а поверх надет пурпуровый хитон. Удары по панцирю не причиняли Масистию вреда, пока какой-то воин, заметив причину безуспешных попыток, не поразил его в глаз».

Похоже, что качественная броня тогда в принципе не пробивалась современным ему оружием. Иная — даже особо тяжёлым: согласно Плутарху, в 305–4 гг. «для войны с родосцами Деметрию привезли с Кипра два железных панциря … Чтобы показать несокрушимую их крепость, оружейник Зоил велел выстрелить из катапульты с двадцати шагов, и стрела не только не пробила железо, но даже царапину оставила едва заметную, словно бы нанесенную палочкой для письма».

#linothorax
«Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 1/11 ➡️

Впечатляет? Допустим… но ведь речь пока что идёт о броне из металла, которая, как широко известно, практически утратила у греков популярность уже к концу архаической эпохи, в классику же и эллинизм массово оказавшись вытесненной тканевой, сделанной из простого льна. О какой защите в случае какой-то там льняной рубашки вообще может идти речь?

Против ожиданий, лён оказывается на удивление стойким материалом, а тканая из него броня популярно воспринималась высокопрочной. Так, Элиан, рассказывая о с гнёздах зимордков, уверяет, что они столь прочны, что «если вы попытаетесь разрубить их сталью, то … они … поддадутся не больше чем льняной панцирь». Согласно же Плинию, сети из Кум, сотканные из льна, способны погнуть даже лезвие ножа. Павсаний, однако, напротив, предупреждает, что льняные панцири «при сильных ударах … пропускают железо».

Понятно, что одних сообщений первоисточников, тем более таких противоречивых, явно недостаточно. К счастью, тут на помощь приходят такие дисциплины, как экспериментальная археология и профессиональная реконструкция, но о них сильно далее.

Древние на льняную броню, как считается некоторыми, перешли, поскольку прежняя, бронзовая, была невероятно тяжёлой: гоплит будто бы нёс на себе никак не менее 30 кг веса, т.е. — до половины своего собственного, при том, что по уверениям военного историка С. Л. А. Маршалла, обмундирование никогда не должно превосходить трети веса носителя.

Этот «факт» — часть всё той же мифологии (разумеется, не древней, а в плохом смысле слова), которая пронизывает буквально всё, что связано с защитным вооружением. Как сообщает специалист по гоплитии того времени П. Крентц, хотя пресловутые 30 кг не основываются вообще ни на чём, среди историков они стали в чём-то подобны религиозной догме — что логично, ведь безоговорочная вера требуется именно тогда, когда доказательств быть и не может.

Сам Крентц, называющий себя в отношении последней «нераскаявшимся еретиком», замечает, что рассматриваемое число восходит к Ф. Рюстову и Г. Кёхли (1852), в своё время определивших вес греческой паноплии в 72 фунта, что затем повторил у себя именитый Г. Дельбрюк (1920), из перевода которого (1975) они и вошли в англоязычную, а также всю прочую традицию.

Другое дело, что изначально речь шла вообще-то о фунтах немецких, чего перевод не учёл, соответствующие же им принятые у англосаксов эвердьюпойс (avoirdupois, от фр. avoir de pois, досл. «наразвес») фунты составляют 79, а это даже больше, все 35 кг. Впрочем, иные авторы об этом знают и называют уже это число.

#linothorax
⬅️ «Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 2/12 ➡️

Откуда же взяты эти цифры? Да ниоткуда, в общем-то: согласно Крентцу, «Рюстов и Кёхли не занимались взвешиванием музейных экспонатов или реконструкцией снаряжения», а рассуждали как бы «на здравом смысле»; вот почему уже их современник Т. Бергк попросту отверг вычисления коллег как «чисто гипотетические», и того же мнения был небезызвестный Г. Дройзен, называвший их «произвольными допущениями».

Англоязычные исследователя эти критику, впрочем, пропустили, вообразив, что дотошные немцы вычислили названный вес надёжно и навсегда, отчего он со временем стал восприниматься давным-давно доказанным трюизмом. Который, правда, не переживёт первого же столкновения с данными современной археологии, в частности, исследованиями Э. Ярвы (1995) и И.П. Франца (2002). Согласно их измерениям, основанным на действительных находках и дотошном воссоздании, вес паноплии гоплита, воевавшего в битве при Марафоне (490 г.) был куда меньше, нежели прежде считалось, составляя лишь от 12 до 20 кг. I.e., греческий воин не был нагружен и на 1/5, а то и 1/6 своего веса.

И чем далее, тем легче его обмундирование становилось, бронза активно истончалось в пользу всё усиливающегося поддоспешника. Со временем последний, можно сказать, одержал полную победу, совсем сменив металлическую кирасу: так возник небезызвестный линоторакс (λινοθώραξ).

Согласно Непоту, массово в льняные кирасы своих воинов впервые обрядил в IV в. «Ификрат афинянин … [который] многое в военное дело привнёс отчасти улучшением прежнего, отчасти созданием совсем нового»: так, он «изменил вооружение пехотинца … [в частности], заменив пельтой тяжёлый щит (по которому впоследствии назывались те, которые прежде именовались гоплитами [т.е. теперь — пельтастами — Б.]), сделав воинов подвижнее в походах и сражениях … а еще вместо плетёных (sertis, кольчуг?) и бронзовых доспехов ввёл льняные, чем сделал воинов более боеспособными, поскольку облегчил».

Итак, хотя вес бронзовой паноплии и оказался на 33, а то и все 65% легче, чем прежде мыслилось, объяснение, что бронзу сменил лён в связи с меньшим весом, сохраняется. Всё та же Ярва (2013) полагает, что в случае, если броня из льна достигает толщины хотя в 1,5 см, по прочности она уже не уступит бронзовой, при этом явно обеспечивая много лучшую подвижность.

Среди других причин смены моды называют простоту линоторакса в изготовлении и его дешевизну; впрочем, бронёй тех, кто лучшего себе позволить не мог, он явно не являлся, ведь в него облачались и те, кому была доступна любая, например — Александр Великий, который, согласно Плутарху, в битве при Гавгамелах (331 г.) носил «двойной льняной панцирь».

#linothorax
⬅️⬆️ «Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 3/12 ➡️

Давно хочется пару слов сказать о пресловутых «традиционных ценностях», о которых в последние годы слышно буквально отовсюду. К оным у нас вроде как заявлено великое возвращение, правда, какое-то не очень далекое, ведь той самой посконностью оказываются обычно реалии не позднее нач. XX века, т.е. — всё та же современность. Предшествующие же эпохи оказываются симпатичны исключительно как образы, а не практики, которые постигает «флинстоунизация».

Обо всём этом я при случае скажу много подробнее, а именно в контексте исследования явления, известного как аборт, к которому действительно древние люди относились ровно противоположным образом по сравнению с теми, кто сейчас себя именует «правыми» и «консерваторами». Сейчас же замечу только, что это — лишь один из многих примеров аберрации восприятия былого, действительно традиционного мышления, в том, что касается любовных отношений между людьми.

Начать же следует с личного признания по поводу одного из самых ключевых аспектов этих самых «традиционных ценностей», заметив, что самому мне никогда не была близка романтическая любовь в том виде, в каком она была на момент своего появления. Иначе говоря, подлинная традиция в этом плане вашему покорному совершенно чужда, и ей он предпочитает более новые веяния. Сразу скажу, что ни в коем случае не имею ничего против в т.ч. и против публичного проявления такой любви, хоть и говорят теперь, что подобное может, мол, травмировать молодняк. Я лишь отмечаю личную для себя её непривлекательность в силу того, что сейчас называют иной сексуальной ориентацией, хотя древние таких понятий и не знали.

Против того, что многие могут воображать, понятие романтической любви и связанные с ним модели поведения существовали не всегда, но были с нуля изобретены древними греками ок. IX–VIII вв. до н.э. Уже тогда мы можем увидеть столь хорошо знакомую из любой мелодрамы картину: ухаживания за объектом воздыханий, попытка его добиться в то время, как сам он разыгрывает недотрогу и упирается, чтобы в конце наконец сдаться, и т.д. и т.п.

Есть только один нюанс: всё это к отношениям между мужчиной и женщиной относилось ровным счётом никак, будучи сугубо гомосексуальной* культурой, осуществлявшейся между «эрастом» (ἐραστής), взрослым мужчиной, и «эроменом» (ἐρώμενος), юношей. В отношении же прекрасного пола возможным полагали один только брак, определявшийся не сильными чувствами, но долгом и заботой о продолжении рода.

Лишь много позднее развилось представление о том, что любить можно, оказывается, и женщину — но даже тогда, например, на симпосии её допустили лишь в роли гетеры, тогда как изображения, с ними связанные, далеко не сразу начинают демонстрировать не только лишь гомоэротические* сцены. Восходит же всё, возможно, аж к праиндоевропейцам, которым уже была присуща похожая динамика.

Такой вот была действительная традиция, возвращение к которой сейчас широко осуществляется совсем не у нас. Кроме шуток, дело может быть как раз в этом: скажем, Д. Е. Галковский как-то высказывал предположение, что гротескность современного западного увлечения тематикой ЛГБТ* не случайна, но является очередным проявлением карго-культа на Античность, попыткой воспроизвести образ жизни древних в том убогом виде, в каком новоевропеец способен её постичь.

Вот почему популярные рассуждения на тему «традиционных ценностей» могут быть только антиинтеллектуальной манипуляцией, рассчитанной на самых несведущих людей. Причём это было бы так, даже не имейся здесь только что рассмотренной нами подмены понятий. Буквально всё на этот счёт сказал уже в XIII в. Р. Бэкон, даром что сам христианский монах, заметив, что из всех существующих есть «три наихудших довода», а именно: «это пе­редано нам от предков; это привычно; это общепри­нято», обращение к которым, на его взгляд, есть причина бедствий всего рода человеческого.

_______

* — вся подобная традиция очень воспрещена в РФ

«О самой традиционной из всех ценностей»

Понятие λινοθώραξ встречается уже у Гомера: в такое у него одеты Аякс Малый и близнецы Адраст и Амфил (830). Отсюда следует, что броня, которую принято обозначать как тип IV (i.e., линоторакс, против мускульной кирасы, относящейся к типу III, и раннего «колоковидного» панциря, обозначаемого как тип I) была известна если не с микенской эпохи (законч. ок. 1050 до н.э.), то как минимум с тех времён, когда поэт жил (кон. IX – сер. VIII вв.). Использовалась она и впоследствии, и не только греками: Геродот, описывая состав войска персов Ксеркса, упоминает среди прочих ассирийцев и финикийских моряков, одетых в λινέους θώρηκας, да и панцирь Александра был им захвачен у Дария.

Принято считать, что линоторакс был стандартной бронёй в армии Александра, для чего есть все основания. Так, согласно Курцию Руфу, уже будучи в Индии македонцы получили 25 тыс. единиц новой брони, после распределения которой царь приказал прежнюю сжечь; логично предположить, что речь тут идёт не о бронзовых кирасах, но о чём-то, подверженном горению. Подтверждает это и изобразительная традиция, нередко демонстрирующая македонских воинов в броне IV типа, в первую очередь — знаменитая мозаика из Помпей, изображающая битву при Иссе (333 г.): тут в линоторакс одет и сам Александр.

Общеизвестно, что Филипп, отец Александра, перенял удлинённое копьё-сариссу у Эпаминонда Фиванского, в городе которого был по молодости заложником; при этом есть основания полагать, что похожим образом вышло и с линотораксом, который Филипп приметил, когда мальчиком проводил немало времени с Ификратом, с именем которого массовый переход с металлических на льняные доспехи, как мы помним, принято связывать.

В любом случае выходит, что линоторакс — это (защитное во)оруж(ен)ие победы, ведь его носила армия, завоевавшая половину тогда известного света. А также другая, оперировавшая уже во второй половине, одолевавшая самих римлян: согласно Силию Италику, как минимум часть войска Ганнибала во Второй пунической войне (218–201 гг.) была одета в льняную ткань. В частности, его нубийцы носили не «жёсткий железный панцирь … [но] в их обычае … [многослойным] льном защищать свои тела», а также союзные галлы.

Увы, с археологическими находками всё куда хуже, что и неудивительно, учитывая высокую биоразлагаемость льна. Как следствие, пока что не найдено ни одного образца линоторакса, что некоторых даже заставляет воображать, будто древние выдумали этот тип снаряжения…

#linothorax
⬅️⬆️ «Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 4/12 ➡️

В итоге единственное, что остаётся — это воссоздание брони в пределах наших о ней представлений с последующими испытаниями на прочность. В то же время занимающаяся этим дисциплина, именуемая экспериментальной археологией, всегда была, как это называется в академический среде (откуда слово затем было похищено разнообразными «левыми»), problematic.

Скажем, в случае римской сегментаты все прежние с ней такие опыты, в особенности предпринятые любителями и дилетантами, просто не нужно принимать в расчёт, поскольку представления о структуре этой брони сильно изменились за последние годы. Конкретнее — качество металла (в частности, его чистота от примесей) оказалось бесконечно лучшим, нежели прежде считалось, а соответственно — и эффективность изготовленной из него брони.

Согласно Д. Симу и Х. Камински (2012), её «методы производства … скорее всего были основаны на использовании механических молотов и прокатных роликов», технологии, переоткрытой затем где-то к XVII–XIX вв. Как следствие, хотя «сегментата была вполовину тоньше латного доспеха Высокого Средневековья, она была ничуть не менее эффективна как метод защиты», будучи непробиваемой «для любого оружия и снарядов, исключая разве что выпущенные из баллисты».

Впрочем, прежде было ещё хуже, ведь сегментату долгое время считали кожаной… как, впрочем, и всю прочую греческую и римскую броню, именно так интерпретируя её изображения на колоннах, в скульптуре и прочем: если вас всегда интересовало, почему на некоторых полотнах классиков мускульные и другие кирасы совсем не похожи на плотный металл, то причина как раз в том, что они таковым и не изображались.

Похожей в чём-то является ситуация и с линотораксом, поскольку и его воспроизводят согласно некорректным представлениям. Уже самая первая его реконструкция за авторством П. Коннолли (1981) в основном представляла собой склеивание между собой множества слоёв льняной ткани, вследствие чего получился монолитный кусок плотного материала. С тех пор и вплоть до наших дней практически общепринято считается, что именно таким образом эту броню создавали и сами древние; в частности, такого мнения группа исследователей во главе с Г. С. Олдритом (2013).

Разумеется, подобный метод просто обязан делать броню уязвимой к намоканию, однако вышеприведённые, основываясь на опытах, уверяют, что даже ливень, не считая многодневного, нечасто мог навредить слоям, заставив их расклеиться, кратковременное же намокание делало ткань даже прочнее. В то же время они замечают, что порой даже собственного пота воина могло оказаться достаточно, чтобы слои совсем разошлись. Тут-то бы им и заподозрить что-то неладное во всей концепции — ан нет.

Что же именно тут не так? Да вся идея с клеем, очередная в ряду тех, что основаны на чём угодно, но только не исторических свидетельствах. Согласно Ш. Маннингу (2021), о практике изготовления брони путём склеивания слоёв ткани не сообщают не только древние греки, но и вообще никакой известный народ.

При этом сами по себе тканевая и кожаная броня были распространены довольно широко в любую известную эпоху, однако изготавливали такую путём сшивания, а не склеивания слоёв. Таким был метод буквально повсюду: в доколубовой Мезоамерике, средневековой Франции, Индии XIX в. и много ещё где, а вот о склеивании мы впервые слышим только в XX в. Итак, заключает Маннинг, «броня из льна, созданная склеиванием … — это теория, не основанная на античных свидетельствах … [или] параллелях из других культур».

Откуда же она возникла? Главным популяризатором теории, без сомнения, был Коннолли, но вот на что он при этом опирался, установить невозможно, поскольку его книга не содержит сносок, а самого его с 2012 г. уже ни о чём спросить не получится. Поэтому зайти придётся, скажем так, с противоположной стороны.

#linothorax
⬅️⬆️ «Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 5/12 ➡️

В нач. XVII в. И. Казобон, комментируя Светония, а именно момент, где тот упоминает, что император Гальба носил lorica lintea, заметил, что хотя факт использования древними льяной брони общеизвестен, то, «как именно они изготавливали его, и каким путём делали таким, что он выдерживал железо, никому доподлинно неизвестно». Сам Казобон для объяснения обратился… к средневековому тексту Никиты Акомината, согласно которому «Конрад [Монферратский] … сражался без щита, одетый в доспех из льна, тщательно пропитанный вином с солью и спресованный, плотный настолько, что никакая стрела не могла пробить его: число сложенных слоёв равнялось или превосходило 18».

Хотя этот Акоминат (XII–XIII вв.), иначе Хониат, жил более чем на тысячу лет позднее Светония (I–II вв.), это не помешало Казобону увериться, что сообщаемые первым сведения о средневековом монархе в 1187 г. отлично подойдут для понимания античной брони, которую Гальба носил в 68–69 гг. При этом, замечает Маннинг, не совсем понятно, что так в этом пассаже впечатлило Казобона, ведь в его время защитные куртки из льна (жаки) вообще-то продолжали использоваться на каждом шагу, и все знали, что они производятся путём банального сшивания от 10 до 30 слоёв, после чего неплохо защищают от колюще-режущего оружия, особенно в сочетании с чем-то вроде кольчуги.

Так, в 1582 г. некто Джон Смит возмущался, что основная масса английской кавалерии носит вовсе не современные латы, но ограничивается лишь такими вот куртками. Выходит, для современника в концепции такой брони не должно было быть ничего удивительного. Тем не менее, и Ю. Липстий (1596) обратился вовсе не к современности, но к всё тому же самому пассажу Акомината для объяснения этого же отрывка Светония.

В XIX в. к Акоминату стали прибегать, чтобы объяснить метод создания упоминавшихся Геродотом линотораксов у ассирийцев в армии Ксеркса. Таким образом, античники того периода ничтоже сумняшеся воображали, будто любая льняная броня изготавливалась одним и тем же образом, невзирая, так сказать, на время и пространство, вне зависимости от того, говорим ли мы о Высоком Средневековье, архаической Греции или Риме эпохи принципата.

Впрочем, каким бы сомнительным сопоставление Казобона и Липсития ни было, пока оно приводилось целиком, каждый сам, в меру здравого смысла, мог его оценить. Однако в дальнейшем сведения Акомината начинают самостоятельную жизнь, упоминаясь безо всякой на него ссылки, при этом приводятся так, как будто речь всегда шла о методе изготовления именно античной льняной брони.

#linothorax
⬅️⬆️ «Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 6/12 ➡️

Последствия не заставили себя ждать: в 1869 г., когда на английский была переведена книга француза П. Лакомбра, описывавшего кирасы ассирийцев словами «они состояли из множества слоёв льна, числом до 18, соединённых и скреплённых (collées) друг с другом после долгого пропитывания в просоленном вине», в переводе говорилось уже о слоях «склеенных (glued)». С этого момента англоязычные авторы уже не сомневались, что древние линоторакс именно клеили: одним из первых, кто это подхватил, стало девятое издание «Британники» (1875).

Итак, замечает Маннинг, «как только авторы перестали указывать свои источники, история начала мутировать, подобно сообщению в ходе игры в испорченный телефон». Sic! Действительно, тут поднята важная и достаточно злободневная проблема. Пусть это будет уроком всякому, и в особенности — типичному автору в любом блоге, будь то ЖЖ, Ютуб, ВК или тот же ТГ, который тоже не особо склонен делиться с публикой, на чём именно основываются мудрости, которыми он решил поделиться. Если не отслеживать источник информации, все дальнейшие построения рискуют в какой-то момент просто превратиться в тыкву. Мы видели, что от этого не застрахованы и титаны вроде Коннолли — современнику же, особенно среднему писаке, остерегаться стоит стократно. Напротив, немногие счастливые исключения (навроде канала «Эллинистика») демонстрируют, как следствие, качество и надёжность несопоставимого уровня.

К счастью, Олдрит и другие, хотя и считали это маловероятным, всё же допускали, что линоторакс мог быть и сшит, потому для своих испытаний изготовили в т.ч. и такие образцы. При этом, как они замечают, шитый лён сопротивлялся обстрелу лучше, чем клееный: те стрелы, которые проникали в ткань недалеко, в случае первого затем часто отскакивали обратно, в последнем они же застревали. Впрочем, в другом месте они, наоборот, утверждают, что клей, превратив слои льна в твёрдый конгломерат, сделал их на 15% эффективнее против стрел.

Любопытно, что прочность линоторакса эти исследователи сумели оценить уже на стадии его создания, когда попытались прошить иглой все 15 слоёв за один присест: это им удалось далеко не сразу, иглу пришлось в ткань буквально вбивать, а ведь речь идёт о невероятно тонком и остром, не говоря уже о сделанном из современного сплава наконечнике — что уж говорить о древних стрелах?

#linothorax
⬅️⬆️ «Несокрушимая льняная преграда: об эффективности античного линоторакса», 7/12 ➡️