Психоанализ


Поклонницы психоанализа
меня порою достают
и, отводя мой хрен от ануса,
вопросы часто задают:

как я подглядывал за мамочкой,
какой был перец у отца,
когда впервые пипку женскую
увидел близко от лица?

Ну да, я говорю, подглядывал,
ну, в бани общие ходил,
в мужской папаша перцем радовал,
и в женской было ничего.

Но только дыры волосатые
меня нисколько не влекли -
тела корявые, пузатые
и сиськи чуть не до земли.

А вот когда с трехлетней Инночкой
я раз в песочнице сидел,
ее пилоточку изящную
я с интересом разглядел.

Я Инну полчаса уламывал
(а было мне тогда лет шесть)
снять с попки штаники и трусики,
пописать рядышком присесть.

Сокровище трехлетней Инночки
меня, признаться, потрясло.
С тех пор про девочек и трусики
пишу стихи я всем назло.

Ну ладно, говорит поклонница
психоанализа опять,
ну а когда ты был подросточком,
куда, во что любил кончать?

Куда угодно: в руку, в голову.
В какую голову? В свою!
На фоотографии журнальные,
в речную теплую струю,

а начитавшися Есенина,
к березкам членом припадал,
ломал я ветки им в неистовстве,
а после плакал и страдал.

Тут девушка отодвигается
чуть-чуть подальше от меня.
Да ладно, говорю, расслабься ты,
твой Фрейд - занудство и фигня.

Психоанализ - штука древняя,
и он не катит молодым,
он нужен лишь нацистам, гомикам
и академикам седым.

И если ты не любишь в задницу,
то папа вовсе не при чем.
Давай, любимая, расслабимся,
до сраки хрен доволочем.

Тут крошка быстро одевается
и порывается бежать,
а я, схватив ее за задницу,
вдруг начинаю соображать,

что если б я читал внимательно
фрейдистский романтичный бред,
то фильтровал слова бы тщательно
и выражался б как поэт,

и про анальное соитие
вещал бы нежно и светло.
Короче, Фрейд хороший дедушка,
за Фрейда всем порву хайло

ДОРОЖНАЯ ПЕСНЯ

Мне в дороге не бывает скучно,
я все время думаю о бабах,
говорю, всегда неравнодушно,
все о них, доверчивых и слабых.

За рулем ли трассу рассекаю,
еду ли в засаленном плацкарте --
каждую глазами обласкаю,
вечно молодой, всегда в азарте.

Вот бабуля с хищным птичьим носом,
в порыжевшей кремовенькой шляпке.
Посмотри, задайся, брат, вопросом:
ведь резвился кто-то же на бабке?

Ох, любила бабушка военных,
и гражданских, может быть, жалела:
вспомни всех их, канувших и бренных.
Лето ты свое не зря пропела.

Вот с башкой всклокоченной подруга,
на своих не смотрит спиногрызов,
от детей устала, от супруга,
но какой в глазенках дерзкий вызов!

Девочка с рабочего поселка --
пирсинг, тени, глянула неробко,
встала сумку притулить на полку,
выгнулась и показала попку.

Вот еще девчонка, гимназистка,
с книжечкой сидит, не остолопка;
книжку уронив, нагнулась низко --
неплохая, тоже, в общем, попка.

Ну а коль в купе или в полете
мужики в попутчики попались,
побеседуй -- но не о работе! --
как, и где, и с кем вы кувыркались.

Пусть они свистят, как попугаи,
пусть они выдумывают что-то,
никогда я их не осуждаю,
пусть хоть помечтают, обормоты!

Я же с гимназисткой пофлиртую,
попке звякнуть дам по телефону,
в тамбуре мамашу зацелую,
ну а бабку -- бабку я не трону!

Садись на лицо мне, глубинный народ,
Хошь Фейсом, хошь Цоем, бляебаныйврот!

РУССКАЯ И НЕРУССКАЯ ЗООФИЛИЯ

Ослики и курочки не в моде:
Басмачи, хачи и китаёзы
Любят пар спустить в живой природе,
Но животным в этом нет угрозы.

Русские любили склизких тварей,
В древности прошли мы эту фазу:
Змей у нас царевен в сказках жарил,
Царский сын вдувал лягушке сразу,

С первого свиданья на болоте
Русский парень жабою пленялся –
И от них пошли такие тёти,
Что и змей им вдуть бы постеснялся.

Правда, и принцесс у нас без счета.
Но затеял речь я не об этом,
Даже не приплел, что наш Садко-то
В море рыбьим тешился минетом –

Это всё так мило, извините,
Это так прелестно и невинно.
Тут один американский житель
Из яичка вылупил павлина.

Гордый птах возрос и оперился,
И, когда однажды хвост раскинул,
Фермер-папа так в него внедрился,
Что издохла бедная скотина.

Говорят, что фермера судили.
Поделом! А вот норвежский фермер –
Этого вдруг осы возбудили,
Свившие гнездо на свиноферме.

Он свиной навоз месил в раздумье,
Ждал, пока гнездо достроят осы.
Локки, бог лукавый, надоумил
В шар шершавый сунуть крендель босый.

Он воткнул, и как свинья визжал он,
И визжали розовые хрюшки:
«Ты куда, дурак, засунул жало?
Чем же плохи мы, твои подружки?»

Всем районом деда хоронили,
Дед распух, что просто нуте-здрасьте –
Бегемот улегся б в той могиле.
Вот какие в мире нынче страсти!

Под Москвой, в Твери и Ярославле
В парках дети весело играют:
Вот девчонки ужика поймали,
Пацаны лягушек надувают.

Как? Вставляют в попки им соломки
И усердно раздувают щеки.
А в трусах отчаянной девчонки
Шевелится ужик одинокий.

(5 июня 2013г.)

Садись на лицо мне, глубинный народ,
Хошь Фейсом, хошь Цоем, ебись оно в рот,
Вокруг меня Кругом погуще насри,
Дудём с Киселёвым меня подотри.

выходит подлинный медведев
и говорит что деньги есть
и больше смысла нет держаться
за эту ёбаную жизнь
© Вороныч

Валентинка

Я с тобой поступал иногда как скотина,
и намерен и впредь так с тобой поступать,
но поздравить тебя нынче с днем Валентина
я обязан, и ты не ругай меня, мать.

Пусть совсем ты не мать мне, а я не детина,
а скорее по возрасту в папы гожусь,
ты прими поздравленье в честь дня Валентина,
а иначе в хламину я нынче нажрусь.

В моем сердце готова давно каватина,
в ней я славлю твой ум и твою красоту,
а еще мне охота в честь дня Валентина
вспомнить то, как ты держишь мой бумбо во рту.

Ах, как ты это делаешь, просто картина!
И не верится мне, что такой я один.
Разреши пожелать тебе в день Валентина
сотворить много добрых и нужных картин!

Нашу срань опять накрыла сказка,
Снова над посёлком снегопад.
Ты пришла ко мне, золотоглазка,
Рада ты, и я безумно рад.
За окном березы кружевные,
Ели словно замки и дворцы.
Ты покажешь трусики смешные
И на стол поставишь голубцы.
Мне же голубцы нужны не эти -
Под тугой капустною листвой:
Не сменяю ни на что на свете
Пирожок твой маленький живой.
Всеблагая русская природа,
Что творишь, как балуешь меня!
Пирожок и снежная погода -
Как прекрасны наши ебеня!

ГУДЕРМЕС

Мотал я перцем в караоке,
Хлебнув литруху вискаря,
Но девки были там жестоки,
Не дали. Я разделся зря.

А ведь надеялся на что-то,
Особенно, когда одна
Запела, сунув пальчик в шорты:
«Я одинокая Луна».

Да, ты Луна, а я ракета,
Подумал я и подмигнул,
И, скинув галстук и штиблеты,
Стакан шотландского махнул.

Ещё полташка, сотка, двести -
На мне ни пиджака, ни брюк.
Спою-ка песню о невесте.
Эй ты, Луна, давай спою-к!

Луна куда-то убежала,
И остальные звёзды с ней.
Напрасно выдвигал я жало
И убеждал, что не еврей.

Зато смеялись до усрачки
Из Гудермеса пацаны.
По мне б всю жизнь такие скачки,
Лишь только б не было войны.

Максим Жуков (с)

Я помню, как идёт под пиво конопля
И водка под густой нажористый рассольник.

Да, я лежу в земле, губами шевеля,
Но то, что я скажу, заучит каждый школьник.

Заканчивался век. Какая ночь была!
И звезды за стеклом коммерческой палатки!

Где я, как продавец, без связи и ствола,
За смену получал не больше пятихатки.

Страна ещё с колен вставать не собралась,
Не вспомнила про честь и про былую славу.

Ты по ночам ко мне, от мужа хоронясь,
Ходила покурить и выпить на халяву.

Я торговал всю ночь. Гудела голова.
Один клиент, другой – на бежевой девятке…

Вокруг вовсю спала бессонная Москва,
И ты спала внутри коммерческой палатки.

Я знать не знал тогда, что это был сексизм,
Когда тебя будил потребностью звериной.

…К палатке подошёл какой-то организм
И постучал в окно заряженной волыной.

Да, я лежу в земле, губами шевеля,
Ты навещать меня давно не приходила…

Я не отдал ему из кассы ни рубля,
А надо бы отдать… отдать бы надо было.

Картинка для тех, кто не придумал, как сегодня скоротать вечерок.

ПИСЬМО ПОЭТА В.СТЕПАНЦОВА РОСКОМНАДЗОРУ О ТОМ, ЧЕМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТОИТ ЗАНЯТЬСЯ В СЕТИ

Вот и выходит в тираж поколение первых любительниц селфи,
Новые куры на смену им в сеть прибегают толпой:
Ножку одну на носочек, другую согнув в треугольник,
Курицы смотрят на вас, как бы смущаясь слегка.
Много теперь по сетям молодого куриного мяса,
Только и старые квочки позиций сдавать не хотят,
Лыбятся в камеру крашеных губ силиконом,
И татуажем забили себе на мослах целлюлит.
Девы-подростки вовсю стримят прямые эфиры,
Глазками хлопают, носики морщат смешно,
Птицы постарше, за ними пытаясь угнаться,
Напоминают мне старых эстрадных педрил.
Те же у них индюшачьи понты и повадка,
Хвост распушают, трясут индюшачьей соплей:
Вроде и нету сопли, а вот в камере видно,
Взять бы тебя за неё - и башкой приложить об асфальт!

Раньше дрочили все на фигуристок, гимнасток,
Кто покультурней - на Рубенса жир, на прелестниц Буше,
Было же время, эпоха! Верните мои восемнадцать.
Роскомнадзор, запрети этих пугал, достали ваще!

МАМЗЕЛЬ

Не ваша, не моя вина,
Что жизнь ее была несладкой.
Была у девушки спина
И грудь под левою лопаткой.

Как грудь ее туда сползла,
Вопросов мне не задавайте,
Но в мире очень много зла,
Прям вот до жопы, так и знайте.

Ах, юные мои друзья,
Мы с вами все не без изъяна.
К примеру, ссусь в постели я,
А кто-то серет прямо в ванну,

Ну, у кого-то свинский зоб
Иль заячий, допустим, хвостик,
Но сиська под лопаткой чтоб -
Ну ладно, не свистите, бросьте!

Простите вы меня, совка,
Но знаю: нынешние куры
Кладут с приборчиком х..чутка
На все уроки физкультуры.

И эта хитрая мамзель
Изъян умело свой скрывала.
В шестнадцать в девичью постель
Втащила пьяного амбала.

Амбал не понял ничего,
Лишь утром в бессловесной муке,
Дойдя до дома своего,
Смотрел у зеркала на руки.

И так сходило много раз,
Пока она не полюбила.
Вы ждёте рифму... эмм, Кавказ?
А вот пардон, не тут-то было!

В губернском городе её,
Где сплошь менты и экс-бандосы,
Случился губер, ё-моё,
Не то что прежние обсосы.

Его прислали из Москвы,
Он был прекрасен как Безруков,
Да, тоже староват, увы,
Но, девочки, кобель не сука.

Она влюбилась в тот же миг,
Когда он в телеке явился.
Водитель - крёстный - на пикник
Для крёстной пропуска добился.

Был губернаторский приём
Изыскан, но без распальцовки,
Бомонд и пресса - все на нём
Подразомлели от перцовки,

Которой местный спиртзавод
Снабдил начальство для сугреву.
Вот губернатор ссать идёт,
За ним крадётся наша дева.

От глаз охраны в лопухах
Она к овражку проскользнула.
- Привет, ты кто? - Я Маша. - Вах!
И как тебя сюда надуло?

Ты журналистка или кто?
- Не журналистка, просто Маша.
- А я Евгений. Конь в пальто.
У вас здесь губером ебашу.

Поедешь в сауну со мной?
- Да с вами я куда угодно!
К тому же завтра выходной...
- Ах ты газель! Ну вот и годно.

Когда с красоткой поднялся
Наш губернатор из оврага,
Охрана вылупилась вся,
И кто-то брякнул: «Не салага».

И губернатор произнёс:
- Кто тут гундосит? Ты, лохматый?
Теперь в охране будешь босс.
Ну что, поехали до хаты?

Перцовка, звёзды и луна,
И вот они уже в парилке.
И молвил Женя: - Оба-на,
Какие, блин, в тайге кобылки!

Ну раздевайся, что стоишь?
Снимай уже простынку эту.
- А можно это, Женя, слышь,
Ну чтобы первый раз без свету?

- Вот ты затейница, Машуль.
Ну ладно, нахер свет погасим. -
Вошёл Евгений, как июль,
В Машуню, тёпел и прекрасен.

- О да, о шит, о йе, о йа!
Скорей карету мне, карету!
А где же, Маша, грудь твоя?
Вот сердце есть, а сиськи нету.

А где тут свет? Да будет свет!
Ну здравствуй, Маша сиська-сзади.
А ну-ка сделай мне минет.
Не вытирай, люблю в помаде.

Сама не помнишь, говоришь,
Как сделалось такое чудо?
А мне вот нравится, малыш,
И я с тобой все время буду.

Ну, вне семьи и вне жены,
Они в Москве, ты ж понимаешь.
А нам в правительстве нужны
Такие девушки, смекаешь?

Чего умеешь? Ничего?
Ни в алгебре, ни в физкультуре?
Ну, сделаем тебя того,
Моим зампредом по культуре.

Я хоть чинуша, но эстэт,
Журнал «Медведь» читал когда-то.
А что теперь? Превед-медвед,
Ю-туб и рэп, и тонны мата.

Театр тут рухлядь, скукота,
В музее Шишкин да Поленов,
А у меня уже мечта,
Чтоб был Пикассо непременно.

Весь этот местный чернозём
Не знает, кто такой Пикассо.
В Париж поедем, привезём.
Пусть просветятся, пидарасы!
.........................
Вот так бывает вознесён,
Кого сама судьба возносит.
От жизни получает всё
Лишь тот, кто любит и не просит.

Смотрите: женщины кругом -
Министры, думцы, офицеры.
О мать Россия, милый дом,
Какие дивные примеры!

Вот в телевизоре они
Губами шевелят, как рыбки.
О русский бог! Вовек храни
Их вицмуниры и улыбки.

Вы не подумайте, что, вот,
Поэт из энтих, недовольных.
Пусть дама пилит и сосет,
И служит ширмой для двуствольных -

Она начальству друг и брат,
А иногда считать умеет.
Пускай чиновник будет рад,
Когда такой продукт имеет.

Кому попроще - топ-модель,
Бесстрашным - гард с могучей писькой,
А просветленному - мамзель
С блуждающей по телу сиськой.

Я устал объясняться таксистам в любви,
Этим всем чуркобесам и арам,
Немудреный их бизнес всегда на крови,
Отдает расчлененкой, кошмаром.
Я в салоны корыт их садиться боюсь,
Крики жертв их я, кажется, слышу,
Потому-то в любви я чурчхелам клянусь,
Что от их настроенья завишу.
Говорю, как люблю я пилав и долма,
А люблю-то солянку и гречку!
Говорю я: армянки, мол, сводят с ума,
И вообще нереальны узбечки.
А люблю-то я русых глазастых девчат,
Добродушных, расхристанных, пьяных,
А не скользких, прижимистых черных хачат,
Что пьяны лишь от денег поганых.
На меня только глянет чурбанка - и кровь,
Так и кажется, с пасти струится!
Почему ж я всегда говорю про любовь,
Глядя в смуглые, страшные лица?

Александр Вулых (с)
ПЯТНИЦА, 13

У Маргариты Деревянко
В связи с работой нелегальной
Была пониженная планка
Ответственности социальной,

Поскольку без высокой цели
И благородных идеалов
Она работала в борделе
Недалеко от трех вокзалов,

Где в череде ее клиентов
Мелькали, словно деньги в банке,
Глаза голодных претендентов
На междуножье Деревянки,

Среди которых были ары,
Вьетнамцы, чехи, два канадца,
А также – совладелец бара
С названьем «Пятница 13»

Владимир Осипович Картер,
Что приходил к своей подруге,
Нахально предлагая бартер
В обмен на Ритины услуги.

В тот день, горя от вожделенья,
Он ей сказал:
- Марго, я помню,
Что в пятницу – твой день рожденья.
Все, что захочешь – я исполню!
Накрою стол тебе хороший,
Бухнем под песни Гриши Лепса,
Ну что? Иди ко мне, Маргоша!...

- В тот раз ты обещал мне «Лексус»!

- И «Лексус» будет, моя радость,
Я заказал его у Гоги,
И «БМВ», и новый «Брабус»…
Давай… Раздвинь быстрее ноги!

Я ресторан закрою на ночь,
К тебе никто не прикоснется…

- А как твой компаньон Иваныч?
Он на меня не залупнется?

- Маргоша, ты чего, как эта?
Иваныч нам не помешает!
Он, правда, пригласил поэта…
Да х** с ним, пусть стихи читает!

И ресторатор со словами
«Кто возбухнет – те будут биты»,
Вращая дикими глазами,
Вошел в межножье Маргариты.

* * *

Тем временем поэт Вулканов,
Куря на кухне папиросы,
Башкою, полной тараканов,
Искал ответы на вопросы.

- Ну вот и пробил час мой звездный
Читать о подвигах, о славе…
А если размышлять серьезно –
Не знаю, буду ли я вправе

Душевный плод своих терзаний
Продемонстрировать на сцене?
Что будет думать зритель в зале?
Как слушатель меня оценит?

Прочь от сомнений и рефлексий!
Они уже мне ночью снятся,
Ведь мне звонил сам Герман Векслер,
Хозяин «Пятницы 13»,

Который звал зимою на ночь
Гостям читать стихи на даче…
Сам Герман Векслер! Сам Иваныч!
А это что-нибудь да значит!

Да, цикл моих стихов про осень,
Что я писал четыре ночи,
Выходит, людям нужен очень…
(Какая рифма: «очень – осень»!)

Ну и потом – не забесплатно
И не за фигу в тюбитейке.
Сто долларов – ежу понятно –
Не миллион, но все же деньги!

Хотя ведь главное – не это,
Ведь не бабло – всему основа –
Сам Векслер пригласил поэта
Нести в народ культуру слова!

* * *

А между тем сам Герман Векслер
В тот миг при всем своем цинизме
Задумчиво качаясь в кресле,
Сентиментальничал о жизни:

- Вот компаньон мой Картер Вова –
Достал меня аж до печенок:
И бизнес он ведет х**во,
И в жизни – конченый подонок!

Бесплатно дрючит проститутку,
Она гуляет по буфету,
А я, позвольте на минутку,
Потом плачу за тварь за эту!

А эта сука в караоке,
Притом с отрыжкою от «швепса»,
Уставив нагло руки в боки,
Горланит песни Гришки Лепса,

Кося налево и направо
Своими бл**скими глазами,
А Вольдемар кричит ей «браво!»
И обливается слезами,

И после с этой пьяной дурой,
Махнув стакан, поет дуэтом…
А наш театр с литературой
Ему, бл**ь, похую при этом!

Он только может, как наездник,
Скакать на Ритке в туалете…
А кто такие Пушкин… Резник –
Он х** когда кому ответит!

Довольно! Хватит! Песня спета!
Пора нести культуру в массы:
Я в пятницу позвал поэта –
Пусть просветятся, пидарасы!

* * *

Спустя неделю за накрытой
Поляной в «Пятнице 13»
Сидели гости Маргариты –
Тигран, вьетнамец, два канадца,

Иса, Муса, Умар, Оксана –
Крупье на «Александре Блоке»,
И некто Костя Челентано,
Певец шансона в караоке.

В пустом и полутемном зале
У них была не просто пьянка –
Они в тот вечер выпивали
За счастье Риты Деревянко.

А в это время в кабинете,
Где догорала сигарета,
За свет духовности в ответе
Иваныч наставлял поэта:

- Вот он какой, дружок мой Вова:
Устроил пир в честь этой клуши!
Не ссы, поэт, все будет клёво!
Прожги им, бл**ь, глаголом души!

Поэт Вулканов как-то нервно
Спросил, боясь возможной лажи:
- А кто меня представит, Герман
Иванович, кто слово скажет?

- Ты напиши, что хочешь вкратце
Вот здесь, на этой промокашке,
И чтобы долго не еб**ься,

Я прочитаю по бумажке…

И через пять минут со сцены
Он произнес под гул банкета:
- Прошу вниманья, джентльмены,
Сейчас послушаем поэта!

И, звякнув вилкой по тарелке,
Добавил, отхлебнувши виски:
- Он сочинял для группы «Белки»
И для певицы Жанны Киски,

А также – Игорь Муруханов
На тексты Саши сделал много…
Встречайте – Александр Вулканов,
Как говорят – поэт от Бога!

Вулканов вышел к микрофону,
И там, прокашлявшись раз восемь,
Без предисловия с разгону
Он произнес: «Стихи про осень»!

- Осенний лист упал на гравий
Так обреченно, как на плаху.
Твое лицо в очков оправе
Я забываю…

- На хуй! На хуй!..

Поэт Вулканов оглянулся
На стол, смеявшийся безбожно
И, виновато улыбнулся,
Сказав: «Друзья, а тише можно?»

- Он кто? – спросила Маргарита, -
Певец любви, поэт печали?

Вулканов промолчал…
- А мы то
Поэта, бл**ь, не приглашали!

Вулканов сдулся как-то сразу,
И, видно огорчившись очень,
Он обронил при этом фразу:
- На этом наш концерт окончен!

Поэт слетел со сцены молча,
Как будто раненая птица.
Ему хотелось, что есть мочи
Сбежать, запрятаться, укрыться…

Но Векслер, вышедший навстречу,
Сказал поэту удрученно:
- Мне очень жаль, но этот вечер
Не нашим был, определенно!

Я извиняюсь перед вами
За всю поэзию за нашу!
Я отомщу им не словами,
Я их, бл**ей, размажу в кашу!

Урою Вову, уебана!
Размажу Маргариту, крысу!
За Блока, и за Шаферана,
И за Рубальскую Ларису!
Я уничтожу Вову-гада!
Меня так просто не обидишь!

- Иваныч, может быть, не надо?

- Не ссы, поэт! Сейчас увидишь!
И тут же дверь открыв в подсобку
Войдя нетвердою походкой,
Он вытащил во двор коробку,
Забитую «столичной» водкой.

И с громким криком: «За поэта!»
Он, как мясник, поднявший тушу,
Ударил об асфальт все это
И звон стекла порезал душу!

- Ты что, Иваныч, спятил? Вот как?
Ты дружбу так решил разрушить?

- Да, Вова! х** вам, а не водка!
Поэта надо было слушать!