За что я люблю средневековые ветвящиеся тексты, так это за помахивающий хвостик устной традиции, который они даже в записанном виде не теряют. Вроде уже лягушка — а головастик, вроде уже книжка — а сама от себя отличается.
Бисклавре (Bisclavret), название оборотня по-бретонски, в другом тексте превращается в личное имя Бикларе; как услышали, так и поняли, как поняли, так и записали. Но это цветочки по сравнению с персонажами более популярными, например, Тристаном и Изольдой.
Мы их так зовём, а они между тем то Тристрем и Изонда, то Друстан и Йесилта, то Тристрам и Изота, то вообще, как у соседей, Дрыщан и Ижота.
Красавица Икуку и бедный Снепорок.
Бисклавре (Bisclavret), название оборотня по-бретонски, в другом тексте превращается в личное имя Бикларе; как услышали, так и поняли, как поняли, так и записали. Но это цветочки по сравнению с персонажами более популярными, например, Тристаном и Изольдой.
Мы их так зовём, а они между тем то Тристрем и Изонда, то Друстан и Йесилта, то Тристрам и Изота, то вообще, как у соседей, Дрыщан и Ижота.
Красавица Икуку и бедный Снепорок.
👍132😁73❤43🔥12
Про Тристана и Изольду вспомнилось. Мне сдавал как-то средневековье мальчик с отделения журналистики. Журналисты — дети природы, могли на лекции вслух по телефону заговорить, могли уйти посреди семинара отмечать день рожденья Деда Мороза, могли плакать, слушая про Ифигению или Энея.
И вот сидит мальчик, вздыхает, пытается что-то вспомнить про Тристана и Изольду.
— Там, — говорит, — была птичка. Птичка принесла волос. И Тристан её полюбил.
Нет, я не смеюсь, мне бы от зайчика на зачёт услышать, а за рассогласованность местоимений пусть его редактор строит.
— В общем, — продолжает зайчик, — они пережили много трудностей. А потом умерли. Но, — озаряется внезапно, — их похоронили в одной могиле! Это позитивно!
И вот сидит мальчик, вздыхает, пытается что-то вспомнить про Тристана и Изольду.
— Там, — говорит, — была птичка. Птичка принесла волос. И Тристан её полюбил.
Нет, я не смеюсь, мне бы от зайчика на зачёт услышать, а за рассогласованность местоимений пусть его редактор строит.
— В общем, — продолжает зайчик, — они пережили много трудностей. А потом умерли. Но, — озаряется внезапно, — их похоронили в одной могиле! Это позитивно!
😁184👍49❤28🔥14👏14
В историю Тристана и Изольды я, собственно, закопалась из-за собак — если будем живы, продолжу читать Шекспировский бестиарий, хоть в записи с перерывами по слабости.
Изгнанный Марком Тристан совершает подвиги по разным странам, в частности, заезжает в гости к герцогу валлийскому Гилану; Готфрид Страсбургский трогательно называет эту землю Swales, что у нас в учебниках и научных текстах ("Тристан" Готфрида полностью на русский так и не переведён, насколько я знаю) передают как "Суэльс", но надо бы "Свельс", так честнее. Герцог Гилан показывает Тристану своё сокровище, удивительного пёсика Petitcrieu, — если читать это на французский лад, то Птикрю, если честно по-немецки, как Готфрид и писал, то что-то вроде Петиткрёй, — которого прислала Гилану его давняя возлюбленная "из страны фей Авалона". Со средневековыми героями такое случалось часто: встретишь девушку возле источника, влюбишься, женишься, а она — бац, фея; или вообще змей-оборотень.
Удивителен Петиткрёй тем, что переливчат радужно, шёрстка у его такая, что под разными углами то алая, то зелёная, то золотая, то пурпурная, так и не скажешь, какого животное цвета, всё сливается в чистый яркий свет (заметим в скобках, что Готфрид неплохо понимает в оптической физике). Ещё пёсик не ест и не пьёт, а также не лает — и это чудо чудеснее радужной шкурки, потому что для средневековья собака — это то, что лает и ненасытно жрёт, Исидор Севильский даже название canis производит от глагола canere, "звучать, играть (в музыкальном смысле), трубить" и т.д., а прожорливость и жадность — неотъемлемые черты всех собачьих в представлении европейцев, на этом все сюжеты строятся, в этом мораль. Более того, Петиткрёй не бегает и не прыгает, как положено резвому псу, он смирно лежит на подушечке, а то на пурпурном покрывале, которым под него специально застилают стол. Идеальная комнатная собачка.
А на шее у собачки висит ещё одно чудо, золотой бубенчик на цепочке, фейской же работы. И, когда собачка двигается, бубенчик звенит, прогоняя любую тоску-печаль. Тристан, которому на минутку стало легче в разлуке с Изольдой (у Готфрида она, к слову, Изольта), думает, как хорошо было бы, если бы и ей полегчало. И предлагает Гилану: я избавлю твои земли от великана, который их опустошает, а ты мне за это дашь, что попрошу. Гилан, как положено в фольклорном сюжете, обещает что угодно.
Великана Тристан, разумеется, одолеет, после чего попросит у Гилана собачку. Тому расставаться с Петиткрёем не хочется, он предлагает взамен свою дочь и половину Свельса, но Тристан отказывается. Собачку, и всё тут. В результате Петиткрёя прячут в ротту одного из спутников Тристана — об этом чуть дальше — и отправляют Изольде, якобы в подарок от матери, на словах велев передать поклон от Тристана. Изольда слушает волшебный звон, играяя с Петиткрёем, ей становится легче, но потом она задумывается: мне весело, а Тристану тяжело, он отказался от возможности облегчить свои страдания, так зачем же мне радоваться? И снимает с Петиткрёя бубенчик, отчего тот навсегда лишается магической силы.
По остроумной версии Арона Райта Петиткрёй — не комнатный пёсик, сколько бы странным ни был, и даже не механическая собака фейской работы, он — стихотворение, песня. Готфрид рассказывает о нём теми же словами, что о поэзии: "многоцветный", "дивно сработанный", "украшенный". Да и в плоскую ротту, которая на лиру похожа больше, чем на лютню, собачку не спрячешь.
Заклинание фей, чудесная песня, прогоняющая всякую тоску и веселящая сердце. Но Изольде не нужно волшебства без Тристана, ей достаточно маленькой переливчатой собачки, которая не лает попусту и не клянчит куски.
Изгнанный Марком Тристан совершает подвиги по разным странам, в частности, заезжает в гости к герцогу валлийскому Гилану; Готфрид Страсбургский трогательно называет эту землю Swales, что у нас в учебниках и научных текстах ("Тристан" Готфрида полностью на русский так и не переведён, насколько я знаю) передают как "Суэльс", но надо бы "Свельс", так честнее. Герцог Гилан показывает Тристану своё сокровище, удивительного пёсика Petitcrieu, — если читать это на французский лад, то Птикрю, если честно по-немецки, как Готфрид и писал, то что-то вроде Петиткрёй, — которого прислала Гилану его давняя возлюбленная "из страны фей Авалона". Со средневековыми героями такое случалось часто: встретишь девушку возле источника, влюбишься, женишься, а она — бац, фея; или вообще змей-оборотень.
Удивителен Петиткрёй тем, что переливчат радужно, шёрстка у его такая, что под разными углами то алая, то зелёная, то золотая, то пурпурная, так и не скажешь, какого животное цвета, всё сливается в чистый яркий свет (заметим в скобках, что Готфрид неплохо понимает в оптической физике). Ещё пёсик не ест и не пьёт, а также не лает — и это чудо чудеснее радужной шкурки, потому что для средневековья собака — это то, что лает и ненасытно жрёт, Исидор Севильский даже название canis производит от глагола canere, "звучать, играть (в музыкальном смысле), трубить" и т.д., а прожорливость и жадность — неотъемлемые черты всех собачьих в представлении европейцев, на этом все сюжеты строятся, в этом мораль. Более того, Петиткрёй не бегает и не прыгает, как положено резвому псу, он смирно лежит на подушечке, а то на пурпурном покрывале, которым под него специально застилают стол. Идеальная комнатная собачка.
А на шее у собачки висит ещё одно чудо, золотой бубенчик на цепочке, фейской же работы. И, когда собачка двигается, бубенчик звенит, прогоняя любую тоску-печаль. Тристан, которому на минутку стало легче в разлуке с Изольдой (у Готфрида она, к слову, Изольта), думает, как хорошо было бы, если бы и ей полегчало. И предлагает Гилану: я избавлю твои земли от великана, который их опустошает, а ты мне за это дашь, что попрошу. Гилан, как положено в фольклорном сюжете, обещает что угодно.
Великана Тристан, разумеется, одолеет, после чего попросит у Гилана собачку. Тому расставаться с Петиткрёем не хочется, он предлагает взамен свою дочь и половину Свельса, но Тристан отказывается. Собачку, и всё тут. В результате Петиткрёя прячут в ротту одного из спутников Тристана — об этом чуть дальше — и отправляют Изольде, якобы в подарок от матери, на словах велев передать поклон от Тристана. Изольда слушает волшебный звон, играяя с Петиткрёем, ей становится легче, но потом она задумывается: мне весело, а Тристану тяжело, он отказался от возможности облегчить свои страдания, так зачем же мне радоваться? И снимает с Петиткрёя бубенчик, отчего тот навсегда лишается магической силы.
По остроумной версии Арона Райта Петиткрёй — не комнатный пёсик, сколько бы странным ни был, и даже не механическая собака фейской работы, он — стихотворение, песня. Готфрид рассказывает о нём теми же словами, что о поэзии: "многоцветный", "дивно сработанный", "украшенный". Да и в плоскую ротту, которая на лиру похожа больше, чем на лютню, собачку не спрячешь.
Заклинание фей, чудесная песня, прогоняющая всякую тоску и веселящая сердце. Но Изольде не нужно волшебства без Тристана, ей достаточно маленькой переливчатой собачки, которая не лает попусту и не клянчит куски.
👍132❤84🤩6
Предполагалось, что я напишу, откуда взялась La Belle Dame Sans Merci, которую так любят писать все, кто любит красивенькое, начиная с прерафаэлитов; просили об этом. Но у меня, как всегда вышло про то, как я люблю Китса.
Telegraph
La Belle Dame Sans Merci
Около 1424 года французский дипломат, писатель и поэт Ален Шартье сочинил длинную-длинную — сто октав восьмисложным стихом! — поэму La belle dame sans merci, "Безжалостная красавица"; написал для Любовного двора, куртуазного французского кружка, но куртуазные…
❤96👍46🔥23
Я тут немножко нарычала на Фрэнка Бернарда Дикси и прерафаэлитов за превращение Belle Dame Sans Merci в розовый зефир и "удалимся под сень струй". Романтизм вообще удивительно легко распадается на пламя эмпирея и коврик с лебедями, в этом отдельная его ирония, о которой не подозревали великие йенцы. Так повернёшь — вселенная расширяется у тебя внутри, не давая выдохнуть, так повернёшь — рифма розы, модное слово идеал и, как лейкоцит в крови, луна в твореньях певцов, сгоравших от туберкулёза, писавших, что от любви; и интересная бледность, и чёрный плащ, и Каин, и Манфред.
Однако признаю, что к прерафаэлитам я была несправедлива. Ну да, пошлость, но не чудовищная. Ужас, но не ужас-ужас-ужас. А настоящий ужас начинается после Первой мировой, когда перелицованная арнувошная нарядность и жестянки из-под мыла особенно ценятся. Извольте, Фрэнк Кэдоган Купер, всё та же китсова Belle Dame Sans Merci, 1926.
Представляю, как бы Китс ржал.
Однако признаю, что к прерафаэлитам я была несправедлива. Ну да, пошлость, но не чудовищная. Ужас, но не ужас-ужас-ужас. А настоящий ужас начинается после Первой мировой, когда перелицованная арнувошная нарядность и жестянки из-под мыла особенно ценятся. Извольте, Фрэнк Кэдоган Купер, всё та же китсова Belle Dame Sans Merci, 1926.
Представляю, как бы Китс ржал.
❤76👍45🤔6🥴4🥰1😁1
Гулять так гулять, вешаем культурку на сухую штукатурку. Набор Прекрасных Безжалостных Дам от лучших кондитеров западной живописи.
1. Джон Уильям Уотерхаус, 1893. Музей земли Гессен, Дармштадт.
2. Генри Мейнелл Рим, 1901.
3. Артур Хьюз, 1863. Национальная галерея Виктории, Мельбурн.
4. Роуз О'Нил, 1905.
5. Фанни Банн, 1901. Музей Бирмингема.
6. Данте Габриэль Россетти, 1848. Частная коллекция.
7. Ланселот Спид, 1891.
И — похоже, хотя не то же.
8. Опять Уотерхаус, но "Ламия", 1905, смотрите не перепутайте. Художественная галерея Окленда.
9. Джон Мелуиш Страдвик, "Акразия" (волшебница из "Царицы фей" Спенсера), 1888.
Более современные вешать не буду, их сотни.
1. Джон Уильям Уотерхаус, 1893. Музей земли Гессен, Дармштадт.
2. Генри Мейнелл Рим, 1901.
3. Артур Хьюз, 1863. Национальная галерея Виктории, Мельбурн.
4. Роуз О'Нил, 1905.
5. Фанни Банн, 1901. Музей Бирмингема.
6. Данте Габриэль Россетти, 1848. Частная коллекция.
7. Ланселот Спид, 1891.
И — похоже, хотя не то же.
8. Опять Уотерхаус, но "Ламия", 1905, смотрите не перепутайте. Художественная галерея Окленда.
9. Джон Мелуиш Страдвик, "Акразия" (волшебница из "Царицы фей" Спенсера), 1888.
Более современные вешать не буду, их сотни.
👍82❤30😁1
"Молодой рыцарь" Карпаччо насыщен эмблемами настолько, что тронь — они выпадут в осадок, погребая под собой толкователя. Все эти лилии, ирисы, водосбор, жабы, горностай в траве, олень у воды, собака у конского копыта и собака у меча что-то значат, и неспроста одни ползут, другие скачут.
Но их можно и просто рассматривать, уходя в этот населённый подробный мир, не читая его. Совершенно неважно, кто этот задумчивый молодой кавалер, — Фердинанд ли II Арагонский, Франческо Мария делла Ровере, герцог Урбино, Антонио да Монтефельтро, Роландо де Рагуза или венецианский капитан Марко Габриэли — и вообще, портрет ли это исторического лица или просто фантазия на тему рыцарственности.
Но вот он стоит посреди тропинки, держась за рукоять меча и придерживая ножны, года с 1505 стоит, смотрит куда-то влево и вниз от себя, что в нынешней науке о микровыражениях трактуют как внутренний диалог или выбор слов, и ты разуму вопреки ждёшь, что же он решит, что скажет.
Но их можно и просто рассматривать, уходя в этот населённый подробный мир, не читая его. Совершенно неважно, кто этот задумчивый молодой кавалер, — Фердинанд ли II Арагонский, Франческо Мария делла Ровере, герцог Урбино, Антонио да Монтефельтро, Роландо де Рагуза или венецианский капитан Марко Габриэли — и вообще, портрет ли это исторического лица или просто фантазия на тему рыцарственности.
Но вот он стоит посреди тропинки, держась за рукоять меча и придерживая ножны, года с 1505 стоит, смотрит куда-то влево и вниз от себя, что в нынешней науке о микровыражениях трактуют как внутренний диалог или выбор слов, и ты разуму вопреки ждёшь, что же он решит, что скажет.
❤99👍21❤🔥8🔥8