Прочиталъ наугадъ «Анну Галдину» Полонскаго. Очень совѣтую современнымъ литературовѣдамъ — исторія о томъ, какъ патріархатъ, церковь, полицейское государство и колдуны загубили молодую провинціальную дѣвку (на самомъ дѣлѣ нѣтъ).

Вообще, нашъ «послѣ-пушкинскій» XIX вѣкъ, кажется, недооцѣненъ. Не говоря о Тютчевѣ съ Фетомъ, Полонскій, А.К. Толстой, Майковъ, Григорьевъ — поэты, можетъ, не равнозначные, но очень большіе, а мнѣніе о томъ, что по смерти Лермонтова есть только Большой Русскій Романъ, конечно, миѳологично.

То, что русская поэзія дальше пошла по тютчевской линіи малыхъ формъ — это въ какомъ-то смыслѣ деградація (но неизбѣжная — крупныя формы повсемѣстно не пережили послѣдствій романтизма). Традиціонныхъ сюжетныхъ поэмъ съ обиліемъ быта никто, кромѣ Блока — у котораго подъ конецъ была сильная личная установка на такую традиціонность — кажется, толкомъ не писалъ, да и у него не хватило дыханія окончить «Возмездіе». Послѣ мнѣ на умъ приходитъ только «Чудо со щегломъ» Тарковскаго, но это уже совсѣмъ въ видѣ счастливаго исключенія. Ходятъ легенды о поэмѣ «Азъ» Петрова (вотъ тутъ отрывокъ и хорошее предисловіе), но она все равно не «бытовая» (что не уменьшаетъ, разумѣется, ея значенія).

Такого поэта, который былъ бы въ силахъ умѣстить поэтическій геній въ простыхъ вещахъ, можетъ, современность намъ и давала, но такого, который бы еще и хотѣлъ сдѣлать это въ поэмѣ — нѣтъ (вѣроятно, это и вовсе мертворожденная идея, какъ пытаться писать романъ въ стихахъ, жанръ исчерпанъ). Впрочемъ, остальнымъ литературамъ она не сохранила и лириковъ.

Тутъ все ясно.

Еще по поводу литературы: мой міръ не рухнетъ, исчезни вся русская художественная проза. Исключеніе тутъ составляютъ только «Капитанская дочка», «Темныя аллеи», «Герой нашего времени» и, можетъ, «Даръ». Гоголя я не люблю, Достоевскаго разлюбилъ, а Толстой слишкомъ вреденъ en masse, чтобы жалѣть его даже ради сотни прекрасныхъ страницъ.

Примѣрно по тому же маршруту завтра можно будетъ встрѣтить и меня. Планы на конецъ широкой Масляницы: кулачный бой, стопки блиновъ, чай душистый. А потомъ и на аукцiонъ заходите, и въ Листву. А въ понедѣльникъ ужъ не забудьте въ баню — и читать Бунина.

Хорошая замѣтка. Немного и о безнадежномъ в.п.с.

Да, но лучше бы не «Русскій языкъ», а «Словесность».

Господа!

Я ищу себѣ въ качествѣ подработки учениковъ. За плечами бакалавріатъ Каѳедры классической филологіи МГУ; ОТИМК гимназіи 1514; въ 2015 выигранный «Всероссъ» по литературѣ и еще какія-то олимпіады; двѣ книги стиховъ и множество всяческихъ гуманитарныхъ трудовъ разной степени полезности.

Могу вести латынь и древнегреческій — какъ на начальномъ уровнѣ (въ т.ч. помощь въ подготовкѣ къ экзаменамъ), такъ и читать съ вами тексты. Могу подготовить къ олимпіадамъ по литературѣ (особенно ко «Всероссу»). Могу вести общіе курсы по исторіи литературы (или помочь со школьной программой), читать и комментировать съ вами поэзію на парочкѣ языковъ и (вдругъ) наставить въ традиціонной орѳографіи.

Встрѣчаться можно какъ очно, такъ и удаленно. Опытъ преподаванія есть — и малымъ дѣтямъ, и подросткамъ, и взрослымъ.

Буду сугубо признателенъ за распространеніе!

P.S. на картинкѣ я извлекаю камень глупости. Какъ свои глупости я вкладываю на его мѣсто въ кадръ не вошло.

Александръ Саньковъ

о. Андрей словами Ероѳеева: «Всю дрянь, что во мнѣ была, я выблевалъ при помощи двухъ пальцевъ — русской поэзiи и святого Евангелiя»

https://news.1rj.ru/str/listva_books_msk/1758

Уже завтра — заключительная лекція В.Г. Хандорина изъ замѣчательнаго курса «Листвы» по исторіи Бѣлаго Движенія, посвященная судьбамъ бѣлыхъ послѣ Гражданской войны — какъ эмигрантамъ, такъ и оставшимся въ совѣтской Россіи. Хандоринъ отличный лекторъ и каждая лекція прекрасно воспринимается даже внѣ рамокъ курса.

Сидимъ со Станиславомъ въ Листвѣ. Какъ хорошо, что Собчакъ помогла намъ найтись на политическихъ координатахъ.

Невольный Waldgang и вспомнилось:

...Порой фотографъ-ротозѣй
Забудетъ снимкамъ счетъ и пленкамъ
И сниметъ парочку друзей
На Капри, съ бѣленькимъ козленкомъ. —
И тутъ же, пленки не смѣнивъ,
Запечатлѣетъ онъ заливъ
За пароходною кормою
И закопченную трубу
Съ космою дымною на лбу.
Такъ сдѣлалъ нынѣшней зимою
Одинъ пріятель мой. Предъ нимъ
Смѣшались воды, люди, дымъ
На негативѣ помутнѣломъ.
Его знакомый легкимъ тѣломъ
Полупрозрачно заслонялъ
Черты скалистыхъ исполиновъ,
А козликъ, ноги въ небо вскинувъ,
Везувій рожками бодалъ...
Хоть я и не люблю козлятокъ
(Ни итальянскихъ пикниковъ) —
Двухъ совмѣстившихся міровъ
Мнѣ полюбился отпечатокъ:
Въ себѣ видѣнья затая,
Такъ протекаетъ жизнь моя.

Въ качествѣ единственнаго исключенія, связаннаго съ запускомъ Patreon'а, публикую здѣсь 7 собственныхъ стихотвореній (для ознакомленія не читавшихъ моихъ стиховъ), напечатанныхъ въ 5-мъ «Ишѣ», который и безъ того уже есть въ сѣти:

I. На весеннемъ припекѣ не вѣрится мнѣ,
Что я живъ до сихъ поръ, и что улица эта
Не расплавится въ жаркомъ текучемъ огнѣ,
И что я не умру съ наступленіемъ лѣта.

Въ парусиновыхъ брюкахъ, рубашкѣ простой
Упаду со скамейки на дѣтской площадкѣ,
Неожиданно канувши въ сонъ золотой,
И оставивъ дѣла, какъ всегда, въ безпорядкѣ.

Только улицы гулъ донесется и жаръ,
Проникая въ поспѣшную спайку мембраны, —
Но крылатый тогда, отдохнувъ, сталеваръ
Крѣпко-накрѣпко сплавитъ края этой раны.

II. Сѣрый день весенній вынутъ
Изъ стакана съ молокомъ,
На пергаментъ опрокинутъ
И размазанъ молоткомъ.

Розсыпь крошекъ птичьихъ пѣсенъ
Липнетъ къ кашицѣ дождя.
Воздухъ свѣжъ, стишочекъ пресенъ.
Муза вздрогнетъ, уходя.

III. Толстѣть, жирѣть душой понурой,
Итти у всѣхъ на поводу,
Свой кончить вѣкъ съ жестокой дурой —
У многихъ это на роду

Написано. Конечно, жалко, —
Но отвратительнѣй стократъ
У телевизора Сократъ
И Сафо въ бигудяхъ со скалкой.

IV. Многообразна и скучна,
И только даръ воображенья
Ей — чуждаго, иного сна —
Даетъ личину отраженья.

И снова допивай до дна, —
Жизнь невозможна безъ движенья,
Но никакого вспоможенья
За это не даетъ она.

Остановись — и, глядя въ полъ,
Безъ мысли опершись о столъ,
Пойми, что ничего не надо.

Ни счастье, ни любовь, ни трудъ
Тебѣ вовѣки не дадутъ
Спасенья отъ земного ада.

V. Не дай мнѣ Богъ перерожденья —
Опять возникнуть на землѣ!
И въ содроганьяхъ, и хулѣ,
Лишеннымъ смерти свобожденья.

Нѣтъ, лучше умереть всецѣло,
Оставивъ по себѣ чуть-чуть,
Чтобъ чрезъ распахнутую грудь,
Безгнѣвно оставляя тѣло,
Душа забыла, отлетѣла,
Свой явный завершая путь.

VI. ΙΧΘΥΣ

И не кашляется, и не дышится,
Только сердце уныло щемитъ,
И во всей этой немочи слышится
Умиранья сырой динамитъ, —

И однажды отъ жара просушится,
Отъ палящаго срока рванетъ…
Вотъ и тѣло, какъ рыбина, глушится,
Чтобъ душа миновала тенетъ.

VII. Я хитрѣю, дурѣю, косѣю,
И прищурившись только смотрю
На хозяиньку музу-Сирсею, —
Лебезя, поругаю, схитрю.

Потому что все болѣе ясно,
Что безъ дури, «гу-гу» и «бу-бу»
Ничего не создашь самовластно,
И свою не исполнишь судьбу.

Ужъ прости меня, юноша пылкій —
Какъ ты милъ, какъ серьезенъ, какъ строгъ —
Я пишу изъ положенной ссылки
Въ картонажный простой коробокъ.

И пока стрекочу я оттуда,
И пока твой чередъ не насталъ,
Почитай, скажемъ, Блока, — онъ чудо
Какъ въ студенчествѣ строго писалъ,
А потомъ, какъ большіе поэты,
Чаепитье простое воспѣлъ.

Къ счастью, всѣ наши пѣсенки спѣты,
И безсмертенъ, кто къ чаю поспѣлъ.

VIII. Сварила борщъ, заштопала носки,
Сложила не спѣша свои пожитки.
Да въ этотъ борщъ не глянешь безъ тоски,
И разноцвѣтны, какъ обычно, нитки.

Нѣтъ, молодость, къ тебѣ я ухожу!
Силъ не сыскать къ служенью и привѣту.
…Въ больницѣ тѣнь прошла по этажу,
И Ходасевичъ тянетъ руки къ свѣту.