Зачем пинать труп акселерационизма? Спустя более десяти лет с тех пор, как я впервые ввёл этот термин, он, кажется, исчез или был вытеснен более насущными дебатами. Если акселерационизм можно определить как культурное движение, выступающее за принятие технологий и абстрактного мышления, чтобы прорваться к посткапиталистическому будущему, то может показаться, что акселерационистов почти не осталось. Не рискованно ли, особенно для такого критика акселерационизма, как я, поддерживать жизнь в том, что по праву должно быть давно мертво? Это правда, что страсти, вызванные акселерационистстким моментом, угасли, и те остатки былого движения, которое существовало особенно ярко внутри левого политического фланга, теперь принимают более трезвые и сдержанные формы. Если акселерационизм — это авангардное движение, в том же духе, что и футуризм, то, как и многие из этих движений, он, похоже, исчерпал себя. Об этом не обязательно сожалеть, даже тем, кто его принял. Итальянские футуристы рассматривали своё движение скорости как нечто, что должно неумолимо устареть под натиском высвобожденных ими сил. С совершенно иной культурной и политической точки зрения, Ги Дебор, лидер ситуационистов в 1960-х и 1970-х годах, считал, что роль авангарда — исчезнуть, как только его миссия будет выполнена. Сторонник акселерационизма мог бы даже возразить, что акселерационизм достиг своих целей, поставив в центр дебаты о технологиях и изменениях, и теперь может с честью покинуть поле боя.

Слухи о кончине акселерационизма были преувеличены. В эпоху, столь приверженную готической метафоре, мы могли бы также добавить, что акселерационизм, если и мёртв, то остаётся призраком, витающим над культурным ландшафтом. Вопросы, касающиеся роли технологий в нашей культуре и их связи с политическими изменениями, никуда не делись. Недавние дебаты о больших языковых моделях (LLM) и искусственном интеллекте (ИИ) показывают, насколько актуальными остаются вопросы замены людей машинами и контроля над технологиями, и каким образом они будут продолжаться. Если акселерационизм был первым движением мысли в эпоху социальных сетей, то эта эпоха не закончилась. Акселерационизм изначально процветал в пространстве блогосферы, будучи предметом более объёмных дискуссий, и в Twitter (теперь X), где форма этих дебатов была сокращённой и острой. Сегодня в социальных сетях всё больше доминируют боты, мемы, ИИ и монетизация. Упадок различных онлайн-платформ лишил эти виртуальные пространства части их утопического заряда, оставив после себя более разреженную и язвительную сцену.

Это по-прежнему ставит вопрос о том, как нам следует взаимодействовать с технологиями, их потенциалом и опасностями (даже если эти опасности, похоже, не дают особых шансов обернуться спасением). Хотя акселерационизм, возможно, и угас как движение, вместе с платформами, от которых он зависел, само это угасание поднимает вопросы. Мы можем, конечно, соотнести корпоративное доминирование онлайн-пространств с рядом знакомых имён (Google, Amazon, Netflix и т.д.). «Дзайбацу» из киберпанковских романов Уильяма Гибсона о «Муравейнике» (Sprawl) — огромные, возможно, даже разумные, мегакорпорации — безусловно, с нами. В то же время, государственные агенты и институции никуда не делись, как и всё более автоматизированное пространство ботов и эмерджентного ИИ в форме больших языковых моделей. Конечно, по оценкам ещё в начале 2010-х годов 90% всего ежедневного трафика электронной почты составлял спам — предтеча некоторых форм современного ИИ. Пространство интернета было и остаётся, по-своему, пространством непрекращающейся войны и кризиса, и размышление об этом — жизненно важная задача.

Из статьи «Труп акселерационизма».

Субъективный аспект переживаний, выражающий то, как они переживаются, в современной философии сознания обозначается множеством терминов: «сознательный опыт», «феноменальное сознание», «какбудтовость», «перспектива от первого лица» или «квалиа». Часто эти понятия используют взаимозаменяемо, хотя они, строго говоря, не являются синонимами. Феноменальным сознанием, например, можно назвать как сам сознательный опыт, так и способность его переживать. Эта способность никуда не пропадает в те моменты, когда её обладатель не испытывает никакого реального опыта (например, под анестезией или во сне без сновидений), точно так же, как способность плавать или ездить на велосипеде никуда не девается в моменты, когда вы не плывёте и не едете на велосипеде. Какбудтовость и квалиа же отсылают не к самому сознательному опыту, а к особым субъективным свойствам, реализующимся в этом опыте. При этом какбудтовость и квалиа часто понимают именно как синонимы, но некоторые авторы, вроде Питера Каррутерса, различают их. В частности, иногда предполагается, что какбудтовость какого-либо ментального состояния конституируется отдельными квалиа, реализованными в этом состоянии.

Если же говорить чуть более технично, квалиа — это интроспективно доступные феноменальные свойства сознательных переживаний. Их интроспективная доступность означает, что мы узнаём о квалиа через интроспекцию. Сама интроспекция — это наблюдение за собственными ментальными состояниями (чувствами, мыслями, эмоциями, воспоминаниями, представлениями, восприятиями, переживаниями и т.д.). Так, когда я смотрю на зелёное яблоко, то я переживаю особый визуальный опыт, и, переводя внимание с самого яблока на этот опыт, посредством интроспекции я узнаю, что ему присущи особые феноменальные свойства — квалиа зелёности. Их феноменальность означает, что квалиа относятся к тому, как соответствующий опыт воспринимается нами — каков этот опыт для нас. Наконец, квалиа реализуются в нашем опыте, а не в каких-либо внешних по отношению к опыту объектах. Квалиа зелёности — это свойство нашего опыта визуального восприятия зелёного, а не самих зелёных объектов. Если бы в мире не оказалось существ со способностью к визуальному восприятию, то сами зелёные объекты никуда бы не делись, но в таком мире не существовало бы соответствующих зелёному цвету квалиа.

Из статьи «Не стоит переживать из-за квалиа».

Василий Устиненко перевел текст Элизабет Энском, в котором она оспаривает принцип Юма, показывая, что из некоторых суждений о сущем следуют суждения о должном. Например, из того факта, что вы пришли в магазин и положили товар в корзину, в нормальных обстоятельствах и на фоне существующих социальных институтов следует, что вы должны его оплатить.

Можно ли проверять философские идеи экспериментами? X-phi, или экспериментальная философия, — это новое направление, которое именно этим и занимается, вызывая как шквал критики со стороны кабинетных философов, так и волну энтузиазма у эмпирически настроенных мыслителей. В новом выпуске подкаста, расширенная версия которого уже доступна на Бусти и Патреоне, мы вместе с Михаилом Хортом разбираемся, есть ли у философии метод, что предлагает экспериментальная философия и чем в итоге занимаются философы сегодня.

Философия – не какой-то вневременной идеал, к которому тянутся отдельные современники. Философия рождается лишь на фоне какой-то конкретики (опыт, культура, личность философа). Мысль отталкивается от этой почвы, поэтому мыслитель либо оправдывает, либо напротив отвергает нечто сугубо личное, в т.ч. по причине своих мнений и вкусов. Философ как и все люди «сделан из людей». Всё, что его окружает – питает не только мысль, но и интуиции, скрытые за ней (иногда скрытые даже от философа, ведь он тоже обладает бессознательным).

Но хотя философия – это и род оправдания личного, сама суть процедуры такого оправдания делает всё это чем-то большим, чем случайно-субъективное. И там, где философ борется с ангажированностью (обращаясь к вечному и универсальному), и там, где он свою ангажированность принимает – в обоих случаях речь идёт не о навязывании своего, а рациональных доводах, способных убедить, т.е. о добровольном принятии чего-либо на определённых основаниях. То, что любит мыслитель или считает само собой разумеющимся – чаще повод, а не причина найти особый ракурс на вещи, показать мир в новом свете.

Из статьи «Стереотипы о философии».

Термин «физикализм» используется главным образом в философии сознания и в максимально сжатом виде означает утверждение о том, что все является физическим. Если же развернуть позицию чуть шире, то получится монистический онтологический тезис, согласно которому реальность состоит только из физических объектов и физических же отношений между ними. Довольно часто наряду с этим употребляется тезис о каузальной замкнутости физического, предполагающий существование в мире только физических причин и следствий. Сознание в такой картине мира либо прямо отождествляется с физическими процессами, либо признается производным от них, что делает физикализм позицией, оппонирующей стратегиям, исходящим из фундаментального онтологического статуса сознания – к ним обычно относят дуализм, идеализм и панпсихизм. Более традиционной оппозицией этих стратегий исторически выступал материализм, поэтому физикализм сегодня воспринимается либо как полный его синоним, либо как современное продолжение с той лишь разницей, что теперь речь идет уже не об «атомах и пустоте», а о более широком круге явлений, которые исследует современная наука.

Из статьи «Физикализм и квалиа».

Философия — это априорная дисциплина. Прямо как математика. По крайней мере, в основе философии лежит априорная методология. И этот факт двойственен. С одной стороны, априорность их занятия избавляет философов от утомительных часов в лаборатории или в поле, от необходимости изучать методы сбора данных, статистические методы, географию, историю, иностранные языки …, эмпирическую науку, так что у них остается много времени для оттачивания своих философских навыков. С другой стороны, как часто замечается, из чего угодно можно сделать философию, и это далеко не всегда благословение.

Рассмотрим истины шахмат в качестве парадигмы априорных истин. Существует эмпирический факт — люди играют в шахматы. Существует множество других связанных эмпирических фактов: в шахматы играют на протяжении веков, для этого часто используют изящно вырезанные фигуры на инкрустированных досках и так далее. Знание этих эмпирических фактов не играет незаменимой роли в выявлении априорных истин о шахматах, которые также существуют в немалом количестве. Правила игры — это все, что вам нужно знать. Существует ровно 20 разрешенных начальных ходов за белых (16 ходов пешками и 4 хода конем); король и один слон не могут поставить мат, как король с одним конем и так далее. Доказательство того, что возможно, а что нет, в рамках правил шахмат — сложная задача. В ней могут быть допущены ошибки, которые потом тиражируются. Например, несколько лет назад компьютерная шахматная программа обнаружила гарантированный выигрыш посредством матовой сети, состоящей из более чем 200 ходов без взятия. Это опровергло давнюю «теорему» шахмат и вынудило изменить правила игры. Раньше 50 ходов без взятия любой из сторон означали ничью (пат), но поскольку эта длинная матовая сеть несомненна и ведет к выигрышу, неразумно сохранять правило пятидесяти ходов (до того, как компьютеры начали играть в шахматы, никто не представлял, что может существовать гарантированный выигрыш подобной длины).

Некоторые философские исследовательские проекты (или, говоря более литературно, проблематики) довольно похожи на выявление истин шахмат. Предполагается некий набор взаимно согласованных и редко пересматриваемых правил, а после выводятся, формулируются, обсуждаются, уточняются следствия этих правил. Но некоторые философские исследовательские проекты больше похожи на выявление истин «шмахмат». Шмахматы — это те же шахматы, но с той разницей, что король может ходить на два поля в любом направлении, а не на одно. Я только что их изобрел — хотя, без сомнения, другие глубоко их исследовали, чтобы понять, стоит ли в них играть. Вероятно, не стоит. Вероятно, шмахматы называют ещё и другими именами. Я не стал утруждать себя исследованием этих вопросов, потому что, хотя на них есть правдоподобные ответы, они просто не стоят моего времени и энергии, чтобы их обнаружить. Априорных истин шмахмат ровно столько же, сколько и априорных истин шахмат (бесконечное множество). И обнаруживаются они с таким же трудом. Значит, если бы люди действительно занялись исследованием истин шмахмат, то они бы допускали ошибки, которые нужно было бы исправлять. Всё это открывает целую новую область априорного исследования — шмахматные истины высшего порядка, такие как:

1. Доказательство Джонса (1989) о том, что p является истиной шмахмат, ошибочно: он упускает из виду следующую возможность…
2. Утверждение Смита (2002) о том, что доказательство Джонса (1989) ошибочно, предполагает истинность леммы Брауна (1975), которая недавно была оспорена Гарфинклем (2002)…

Фактически, в этой коллективной деятельности по выявлению шмахматных истин высшего порядка можно проявить значительную гениальность. Но тут же вспоминается афоризм Дональда Хебба: «Если дело не стоит того, чтобы его делать, то не стоит делать его хорошо».

Из статьи «Дэниел Деннет. Шмахматные истины высшего порядка».

Роберт Нозик считал, что справедливы любые «капиталистические отношения между взрослыми людьми по взаимному согласию». Он последовательно критиковал эгалитаризм, предлагая «историческую теорию справедливости»: справедливо всё, что возникло честным путём.

Но так ли безупречна его логика? Вместе с Константином Морозовым мы разбираем аргументы Нозика и его оппонентов. Выясняем, всегда ли экономическая свобода способствует свободе индивидов?

https://youtu.be/6DOBEeWpiPM

Сидим, никого не трогаем, а вас, дорогие подписчики, оказывается, уже 500 человек, то есть примерно целая когорта римских легионеров! Спасибо, что продолжаете следить за нашим проектом, слушать выпуски, голосовать в опросах и просто проявлять интерес к тому, что мы сами находим важным!

Мы будем и дальше продолжать радовать вас разным контентом, а пока не традиции ради, но из любви к ближним для собрали вместе все каналы наших дорогих гостей и просто тех, к кому мы относимся с теплотой и интересом!


Каналы наших гостей:

Безутешная русская философия — Николай Герасимов (выпуск про анархизм) пишет всякую разную русскую философию

PRO Ильин и не только — Александра Вакулинская (выпуск про Ильина), как можно догадаться из названия, пишет про Ильина и не только

sacred violence — Алексей Зыгмонт (выпуск про Жирара и мемезис) пишет про религию, насилие, Батая и Жирара

Трансгрессия дискурса — Алексей Антипов (выпуск про биокапитализм; выпуск про биополитику) рассказывает про политику, этику и всё это с приставкой «био-»

a perfect day for bananafish — личный канал Даниила Вишнякова (выпуск про Куна; выпуск про Латура)

кофекино — Александра Сидорова (выпуск про Тарковского и Лопушанского) рассказывает (и чуть-чуть показывает) о кино

LS Philosophy — Андрей Леман (выпуск про реалистов и антиреалистов в этике) говорит и пишет про этику, метафизику и кучу прочих интересностей

Философское кафе — «Финиковый компот» и много-много разной и прекрасной философии во главе с Евгением Логиновым (выпуск про прагматизм Пирса)

Философия обиженного языка — Максим Евстигнеев (выпуск про Стросона) делится всякими крутыми находками

YALDABOGOV — великий проект великого Васила (выпуск про неоаристотеликов и современных томистов)

Теоэстетика — Алексей Гагинский (выпуск про теоэстетику) про христианство, искусство и, конечно, теоэстетику

Цветы и ладан — Ксения Ворожихина (выпуск про Шестова) пишет о русской религиозной философии

EXTENDED (SUR)REALITY — Александра Танюшина (выпуск про искусство в эпоху новых медиа) рассказывает про диджитал-арт, современную медиакультуру и всю связанную с этим философию


Продолжение в следующем посте

Каналы дорогих коллег, друзей и просто интересные проекты:

Кафедра Истории Безуспешной Философии — канал Андрея Коченкова, первого русского специалиста по неконцептуализму!

Insolarance Cult — один из лучших проектов по философии на русском языке (особого внимания заслуживает и канал основателя проекта Алексея Кардаша!)

Моральная крыса — Константин Морозов пишет и говорит про этику

лазер Оккама — Георгий Черкасов рассказывает про современную академию, историю философии и первым узнаёт о смертях некоторых зарубежных философов

заводной карнап — Артём Морозов о философии, не-философии, анти-философии и о многом другом, что вы боялись, но хотели знать

принц дурной крови. — канал Александры Ильиной про философию и фехтование

Баранов — Иван Баранов рассказывает много интересного про Макинтайра (и не только)

Crown of Creation — проект про религию и социологию, концентрирующийся на католичестве, но не ограничивающийся им

Пробел — про философию в неожиданных местах и простым языком о сложных и популярных концепциях

東洋主義者の意志麻痺 | ориенталистка и паралич воли — канал Александры Гудковой про востоковедение, японистику, языки и кучу всего интересного

сhicken in the corn — Марк Мефёд рассказывает про людей, животных и что с ними всеми делать

herzlichwillkommen — Анна Винкельман пишет про жизнь и немецкую философию, а недавно выпустила отличную книгу «Лучший из невозможных миров. Философские тропинки к Абсолюту»

rattled by the rush — канал Данилы Волкова, лучшего французского философа, пишущего на русском

θεωρία и теория — Иван Сурков рассказывает про философию, теологию, византистику, филологию и множество других интересных вещей

PhiloStalkeR — Матвей Сысоев о философии, сознании и философии сознания

Ленивый Философ — Богдан Фауль рассказывает о метафизике, метаэтике, философии религии и эпистемологии


P.S. Порядок получился случайным и не несёт в себе какого-либо тонкого смысла! А если мы забыли про ваш канал, не серчайте, в следующий раз мы надеемся увеличить оба списка минимум в 50 раз.

Все знают, что в истории греческой мысли есть такие персонажи как семь мудрецов (раз, два). Но в истории месопотамской литературы тоже есть группа, которая называется "семь мудрецов". Они упомянуты в эпосе о Гильгамеше. По-шумерски они назывались abgal (большой отец), а знаки для этого слова можно истолковать как "владыка сути". По-аккадски они назывались apkallu. Они жили до потопа, и их звали Уанна, Уанедугга, Энмедугга, Энмегалам- ма, Энмебулугга, Анэнлильда. Работали они жрецами бога Энки, стоили храмы и толковали волю богов. Они не были людьми, а иными существами, одетыми в рыбью чешую.
После потопа было еще четыре мудреца, но они уже были не очень.

По Емельянов В.В. Гильгамеш. Биография легенды. Молодая гвардия, 2015. С. 160

Капитализм возможностей всегда фиксирует внимание на поливариативности потребительских маршрутов. Человеку предлагается множество сценариев того, какие товары он может приобрести, какой контент посмотреть и в какое путешествие отправиться. Номадизм современных айтишников, кочующих из страны в страну и с места на место, демонстрирует эту неустойчивость. Дистанционная работа и отсутствие какого-либо постоянства (кроме постоянства изменчивости) создают динамику движения, основная манифестация которого — стремление к новому опыту (страна, город, профессиональная идентичность, ценности и формы идентификации). Эта смена локаций, короткие проекты в рабочей сфере и возможности любой иной формы мобильности создают позитивный ореол вокруг новых форм свободы самоопределения. Это постоянное обнуление с новым началом создают эффект дня сурка, в котором процесс субъективации каждый раз заново стартует после пробуждения на очередных экзотических островах в Индийском океане или в очередном аэропорту для перемещения на новое место релокации. Когда Зиммель описывает приключение как разрыв рутины привычного существования, он хочет подчеркнуть радикальные изменения в самом опыте и структуре бытия того, кто в это приключение отправился. В случае с вечно движущимся приключенцем-номадом не происходит ничего, кроме возобновления одного и того же цикла, как если бы в каждый новый понедельник жизнь начиналась заново. Календарная структура времени вызывает у человека, похожего на перекати-поле, ироничную усмешку, потому что он может устроить себе лето при желании, а стиль жизни, в котором рутина кочевничества приводит движение в движение ради движения, подстегивает не оставаться на месте в непрерывности экзистенциальной миграции.

Из статьи «Диспозитив гибкости. Культ нейропластичности и антихрупкости».

Уайтхед утверждает, что вся западная философия — набор заметок на полях у Платона. Другой аналогией будет отождествление философии со своего рода гаражом подержанных машин с известными марками: платонистские Рёно, номиналистские Фольксвагены, скептицистские Фиаты, эмпиристские Пежо, рационалистские Вольво и т.д. Нет причин, чтобы в этом комплекте не было реалистских Форда и Ниссана вместе с идеалистскими Тойотой и Крайслером. Несмотря на пробег длиной в целые века, эти тачки могут быть на ходу. Однако в отличие от этих доктрин почётного возраста, постмодернизм синкретичен, расплывчат и подвижен. В силу этого его сложно отбросить и ещё сложнее — опровергнуть: хотя мы и можем усмотреть в нём — как это происходит с китчем — хорошо знакомые формы и образы, но эти доктрины зачастую излагаются в весьма смутной форме или, так или иначе, скрываются за самыми разнообразными масками. Редко случается, чтобы постмодернистский автор сделал шаг вперёд и сказал нам: «Я защищаю тезис Х, и вот аргументы А, Б и С, обосновывающие его». Если постмодернисты и выдвигают тезисы, то зачастую это просматривается между строк после того, как читатель, протерев глаза, задался вопросом: «О чём может идти речь?», ведь ранее ему устроили прогулку в краях, пестрящих разнообразными понятиями и метафорами, или вовсе оставили на опушке темного леса — тот случай, когда тезисы в принципе не обнаруживаются и остаются погребёнными под толщей текста, в перспективе открывая ученикам постмодернистов бесконечную комментаторскую работу.

Из статьи «Паскаль Анжель. Китч-реализм».

Как вера во всеблагого Бога может уживаться с множеством бессмысленных страданий вокруг? Этот вопрос столетиями озадачивает верующих и порождает оживленные философские дебаты. В этом выпуске два аналитических философа ведут дискуссию, от которой зависит само существование Бога в рациональной картине мира. Константин Морозов аргументирует за несовместимость теизма с реальностью бессмысленного зла, тогда как Иван Девятко выстраивает мощную защиту для теистической позиции.

https://youtu.be/qb7kcFI66Pc?si=7iLPctoJX83MfErY

Кант преодолел противостояние эмпиризма и рационализма, утверждая, что познание организовано не линейно, а по кругу, в котором теоретические основоположения и факты взаимно обосновывают друг друга. Эти идеи развивали Фихте, Шеллинг и, конечно же, Гегель, считавший, что новые системы знания опровергают предшествующие, включая их в себя как этапы собственного развития. В своей статье Владислав Тисов рассказывает о том, как идея круговой эпистемологии стала ключевой для немецкой классической философии, и выясняет, не является ли этот круг порочным?

Сегодня результаты научных исследований как никогда доступны, а люди как никогда часто ссылаются на эмпирические данные даже в бытовых ситуациях. Но что вообще считается эмпирическими данными? Как понять их качество? Имеет ли значение объем выборки и дизайн исследования? Говорят ли данные сами за себя или же неизбежно несут на себе след авторской интерпретации? Об этом и многом другом говорим в нашем новом подкасте с биостатистиком и математиком Матвеем Славенко. Как и всегда, расширенная версия уже доступна на Бусти и Патреоне.

Западные поколения 1960-1970-х порой называют цифровыми пионерами, поскольку они успели провести детство без интернета и застали распространение компьютеров и смартфонов в молодые годы. Сегодня цифровые пионеры уже не один десяток лет прожили, активно используя цифровые технологии, и достигли возраста, когда возникают риски развития деменции.

И по этому поводу у учёных уже были наготове две гипотезы. Гипотеза цифровой деменции предсказывает, что среди активных пользователей цифровых технологий в более старшем возрасте должно наблюдаться больше людей с деменцией или её признаками. Думаю, что вы и сами знаете примерные соображения, которыми обосновываются такие предположения. Гипотеза технологического резерва, напротив, предсказывает, что цифровые технологии могут защитить их активных пользователей от когнитивных нарушений. Обосновывается такое предположение тем, что цифровые технологии, с одной стороны, постоянно задействуют интеллектуальные способности своих пользователей и, с другой, могут компенсировать некоторые когнитивные дефициты.

На момент написания поста в моем опросе 44% людей оказались сторонниками гипотезы цифровой деменции, 42% посчитали, что в долгосрочной перспективе цифровые технологии никак не влияют на когнитивные способности и только 14% оказались сторонниками гипотезы технологического резерва.

Тем временем в 2025-м вышел тематический мета-анализ 57 кросс-секционных и лонгитюдных исследований, совокупная выборка которых составила 411430 человек в возрасте от 50 лет. Как выяснилось, имеющиеся данные подтверждают гипотезу технологического резерва. Повседневное использование интернета, смартфонов и компьютеров оказалось связанным со снижением риска когнитивного спада (на 58% по сравнению с теми, кто не пользуется технологиями) и его темпов (на 26%). У использования компьютера, смартфона и интернета оказался примерно одинаковый защитный эффект, а эффект социальных сетей не достиг статистической значимости. Исследователи учли альтернативные объяснения и выяснили, что эффект технологического резерва не ослабевает при наличии других защитных факторов: финансового благосостояния, образования, здоровья и социальной поддержки.

Авторы предлагают три объяснения таким результатам. Первое объяснение – цифровые технологии обеспечивают социальные связи, отсутствие которых является фактором риска деменции. Второе же состоит в том, что использование интернета, компьютеров и телефонов предполагает комплексную стимуляцию когнитивных способностей. Приводится забавный пример: цифровые кроссворды и игры в слова выигрывают у своих аналоговых побратимов в когнитивной сложности из-за того, что в первых приходится взаимодействовать с интерфейсом, решать проблемы с подключением, управлять вниманием, распределяемым между игрой, приходящими сообщениями и всплывающей рекламой.

Третье объяснение – цифровые технологии компенсируют имеющиеся когнитивные дефициты, становясь «скаффолдингами» или внешними поддерживающими расширениями для разума пользователя. Это самая философски нагруженная часть их объяснения, поскольку в зависимости от нашей фоновой эпистемологии мы можем по-разному оценивать технологическую компенсацию, в том числе считая, что она является только отсрочкой диагноза «деменция», а не компенсацией болезни на биологическом уровне. Справедливости ради, авторы отмечают, что влияние тут двунаправленное – люди с лучшим состоянием когнитивных функций легче осваивают и чаще пользуются технологиями, а использование технологий связано с лучшими когнитивным исходами. Кроме того, саму статью они начинают с указания на эпидемиологические данные, согласно которым в США и Европе с 90-х снижается частота случаев деменции и когнитивных нарушений.

Разумеется, имеет значение, как именно используются технологии. Однако стоит обратить внимание, что мета-анализ утверждает наличие эффекта технологического резерва для ваших когнитивных функций в связи с вполне себе повседневными сценариями использования интернета, смартфона и компьютера.

Критическую философию Канта традиционно трактуют как разрешение предшествующего спора между эмпириками и рационалистами или, во всяком случае, соглашаются, что Кант претендовал на такое разрешение. В терминах самого Канта этот конфликт формулируется как конфликт между догматизмом и скептицизмом. Под догматизмом он фактически понимает точку зрения рационализма, в то время как скептицизм — это то, что в истории философии впоследствии стали именовать эмпиризмом. Следует добавить, что для Канта термины «догматизм» и «скептицизм» имеют не обыденный смысл, а должны пониматься как догматизм и скептицизм в отношении разума. Соответственно, догматизм утверждает неограниченность возможностей разума, в то время как скептицизм совсем лишает разум притязаний на истину, поскольку её следует черпать из опыта и ощущений, так как разум сам по себе не может произвести никакой истины. Точку зрения, с которой Кант опровергает догматизм и скептицизм, он сам назвал критицизмом.

Эмпиризм и рационализм исторически часто рассматривают именно в свете проблемы метода познания и вопроса о том, с чего познание начинается. Мы требуем обоснования от знания, но это основание, в свою очередь, также рассматривается как знание и поэтому мы ожидаем, что и оно будет чем-то обосновано. Ряд таких оснований обычно мыслится как имеющий некоторое необусловленное начало (иначе возникнет регресс в бесконечность). Точка зрения эмпиризма состоит в том, что этим началом выступают некоторые ощущения. Рационализм же ищет начало в некоторой мысли (самый яркий пример – интеллектуальное созерцание «я мыслю» Декарта).

Если критицизм Канта претендует на преодоление односторонности рационализма и эмпиризма, то как он отвечает на вопрос о начале познания? Ответ на этот вопрос мы можем найти, если обратимся к разделу «Трансцендентальное учение о методе» в составе «Критики чистого разума». Здесь, в частности, Кант рассуждает об устройстве философских доказательств. Философия, по Канту, вообще не может иметь дела с аксиомами, в её знании нет и не может быть никакой непосредственной достоверности. Философия, однако, пользуется основоположениями. В чём отличие основоположений от аксиом? Обратимся к тексту самой критики:

«Первые [философские основоположения] всегда нуждаются еще в дедукции, тогда как вторые вполне могут обойтись без нее; и т. к. именно поэтому интуитивные основоположения наглядны, философские же основоположения, несмотря на всю свою достоверность, никогда не могут претендовать на наглядность, то синтетические положения чистого и трансцендентального разума бесконечно далеки от того, чтобы быть столь же очевидными (как это настойчиво утверждают), как положение дважды два четыре».

Из статьи «Немецкая классическая философия и круговая эпистемология».

Антисемиты не прощают евреям, что у евреев есть «ум» — и деньги: антисемит — вот имя для «обойденного жизнью».

Фридрих Ницше

Ошеломляюще повсеместное внедрение психологического и психиатрического языка во все сферы жизни пока ещё относительно новое явление. В силу этого оно очень заметно, хотя возможно скоро и перестанет таковым быть, ровно также, как нахождение в воде давно перестало быть заметным для рыб. Социолог Фрэнк Фуреди в книге «Терапевтическая культура» ссылается, к примеру, на исследование, показывающее, что восьмилетние дети уверенно могут ответить на вопрос о стрессе в своей жизни, хотя в аналогичном измерении двадцатью годами ранее их ровесники просто не понимали, о чем их спрашивают. Эти дети (а книга вышла в 2004 году) уже выросли. И теперь не только «стресс», «травма» и «эмоциональная зависимость», но и такие выражения как «гиперфокус», «сенсорная перегрузка» и «смешанные фазы» уже имеют свободное хождение в непрофессиональных чатах, кофейнях и фитнес-центрах. А между тем последние три термина не просто «психологические», но являются специализированными и относятся строго к психическим расстройствам – СДВГ, РАС и БАР соответственно (вероятно, сам по себе факт, что эти аббревиатуры для многих не потребуется расшифровывать, уже иллюстрирует рассматриваемое явление).

Но дело не только в том, что все – от бизнес-магнатов и селебрити до подростков из провинции – легко освоили и используют новояз психиатрических и нейро-ассоциированных объяснений своих жизненных переживаний. Добавим сюда целый ряд других родственных этому феномену современных социальных практик. Отнесем к их числу также:

(1) стремление к самодиагностике в виде сравнения полученной информации о ментальных расстройствах со своими переживаниями, прохождения тестов в интернете и самостоятельному выводу о наличии расстройства;
(2) стремление консультироваться у психиатров по поводу предполагаемого расстройства. При этом аргументированное опровержение диагноза специалистом не означает конец истории. Человек нередко обращается к другому психиатру за «вторым мнением», явно настроенный получить вердикт о расстройстве, в наличии которого он уже убежден;
(3) стремление рассматривать собственную нуждаемость в терапии как постоянную, вероятнее всего пожизненную, при этом любая эмоциональная реакция на жизненную невзгоду трактуется как проявление расстройства;
(4) стремление делиться своими переживаниями, обозначать себя как имеющего особый статус, объединяться в сообщества самоподдержки, идентифицируясь с группой по принципу общности ментального расстройства.

Из статьи «Психиатрический диагноз как новая культура себя».